Любовь, комсомол и весна

               
  Первого мая 1953 года страна встречала уже без вождя страны — Иосифа Сталина, а потому и без всякого оптимизма. Это был первый праздник без вождя. Вставшие у власти члены Политбюро, не находили в народе достаточного доверия. Шли пересуды- кто встанет у руля власти, но все кандидатуры  не могли сравниться с любовью к вождю, а потому все Политбюро народу было абсолютно безразлично. Всех объединял один краткий глобальный вопрос : «Как мы будем существовать без Сталина?». Поскольку ответа мы не находили, то продолжали жить как жили раньше.
Разумеется, всю политическую ситуацию я рассматриваю с сугубо личной позиции тринадцатилетнего подростка. Поскольку наша семья не входила в элиту управления власти, то, соответственно, ни мы, ни ближайшее наше окружение, такое, как соседи, учителя, сотрудники, наши родственники — никто не подвергся  известным репрессиям со стороны правоохранительных органов. Соответственно, нам было неизвестно ни о репрессиях, ни о «гулагах».
На этот праздник я, по разнарядке классного руководителя, попал в список участников демонстрации от нашей 171 школы. На основе ежегодной замены список обновлялся каждый праздник . Вот, впервые, подошла и моя очередь отдать свой ученический долг. Нельзя сказать, что я был особенно огорчен этой ситуацией. Хотелось поучаствовать, и даже, возможно, попасть в документальный киножурнал  «Новости Дня», да и, вообще, в живую увидеть наших республиканских руководителей.
Когда я пришел в школу, то девочка (очевидно, старше меня на год-два), стоящая у входа, с хорошо отрепетированным командным голосом, объясняла группе учащихся условия участия в демонстрации. Краткий курс заключался в следующем: для начала необходимо обзавестись портретом одного из членов Политбюро, хранить его до конца мероприятия, нести его выше своей головы, не опускать и, ни в коем случае, не бросать на землю, а в конце возвратить «члена Политбюро» на свое место, где взял. Дальше, к своему сожалению, «курс молодого участника демонстрации» заканчивался. Теперь, по указанному лектором направлению, нужно было брать  портрет и строиться на улице. «Сожаление» окончанием напутствия было действительно правдивым, поскольку я, просто-напросто, залюбовался девчонкой. Мало того, что она была чрезвычайно энергична и активна, она еще была, ну просто, обворожительна. Я готов был продлить слушания, а потому и одновременно смотреть ей в глаза, на губы, на волосы, на руки на...
Но только сейчас, переведя взгляд на её грудь, я заметил на ней значок члена ВЛКСМ. «Так вот, где таилась погибель моя …! - промелькнула мысль. – значит, она из комсомольского актива! Вот почему она такая бойкая и громкая!» Мне стало как-то неловко, а вернее некомфортно, ибо я ещё не встал  в ряды этой гордой и политизированной организации.
Одним словом, очевидно, я влюбился с первого взгляда. (А, что ещё могло быть в моем юном влюбчивом возрасте). Только со второго раза поняв, что пора идти за плакатом, я с каким-то необычайным подъемом устремился в кладовку.
Транспаранты с портретами «Членов Политбюро» в каком праздничном хаосе валялись, очевидно, с прошлого праздника «7 ноября». Выбор был неограничен, а потому и привел меня к некоторым раздумьям: «кого бы взять с собой,  чтобы другие члены Политбюро не обиделись». Некоторые «члены» были вообще антипатичны мне, уже хотя бы по неприятным  физиономиям.
«Ну как, например, как можно было добровольно взять фотографию нынешнего коммунистического лидера с яркой иллюстрацией директора колхоза и щеголять с ней по всему городу? Засмеют же!» - подумал я, отстраняя плакаты с лидером, которых было больше всех. Чуть меньше было фотографий с человеком с усами « под фюрера». Они (усы) явно его не красили и, даже наоборот, придавали  их владельцу,  недовольный вид. Разумеется, я и его тихонько оттолкнул в сторонку.
А вот и лидер Азербайджана: тоже с усами, но с аккуратными усиками и интеллигентным пенсне «А ля Чехов». Этот портрет будет престижно нести - я  было  и протянул  руку, но тут же вспомнил недавнее ( апрельское). перемещении его с должности Первого секретаря Азербайджана на должность Пред.Совмина. Что-то подсказывало мне, «старому» пионеру, что понижение статуса такого уровня ( у нас в стране) делается неспроста.  (Уже 20 июня он был снят и с этой должности). И вот тут я увидел портрет того, взять который я был просто обязан.
«Милый и симпатичный, он безразлично смотрел мне в глаза, понимая, что никто его, кроме меня, не поднимет над головой демонстрантов. Почему-то, его не просто не любили, а относились весьма безразлично, несмотря на его несомненные заслуги перед Советской страной. Он был тенью Сталина, а потому и такое теневое отношения. Но я не мог пройти равнодушно мимо портрета Лазаря Моисеевича. С почтением подняв плакатик и бережно обтерев его обшлагом рукава рубашки, я, наконец, вышел из кладовки, уступив место другим будущим сподвижникам по демонстрации.
Услышав знакомый бодрый голос своей новой знакомой я, как завороженный гипнозом, повернул в её сторону. Она ободряюще улыбнулась и, мимоходом взглянув на мой выбор, даже поощрительно похлопала меня по плечу. Я долго не мог понять её дружеский жест, пока кто-то не окликнул её: «Розалия, а можно ….» «Неужели и она!.. «наша.» - рискнул я предположить.
Оказывается пришло время строить колонну и Роза, почему-то схватив меня за руку, повела во главу школьной демонстрации. Она, как руководитель, была без транспаранта, а потому успела обежать всю колонну и дать необходимые указания. Наконец, все вошло в русло движущегося потока, и Роза вернулась в мою первую шеренгу. Дорога к правительственной трибуне была дальняя и извилистая, чему я был бесконечно благодарен.
Мы не стали церемонится и сразу же перешли на дружеские отношения.  Розалия училась у тех же учителей, что и я. Это открывало большую тему расклада по косточкам скелетов педагогов. Особенно досталось учителкам математики и физики, к которым и она и я испытывали естественную неприязнь. Разумеется, по причине отсутствия позитива к их предметам.
С большим воодушевлением я похвастался полученным двойкам по их предметам. Роза с удовольствием подхватывала мои реплики, дополняя рассказами о своих озорствах. Осмелев, я предложил ей в ближайшее время поучаствовать в прогулах с уроков. Здесь у меня был богатый, накопленный годами опыт.                В эти увлекательные мероприятия входили: посещение Парка пионеров ( бесплатные качели и карусель), безбилетное проникновение  в баиловский зоопарк, катание на «Детской железной дороге и многие другие пакости, включая назойливые звонки в парадных, открывание в общих дворах водопроводного крана. Разумеется, я не осмелился предложить девочке научиться вскакивать на ходу в трамвай и постичь искусство безбилетного проезда. Зато в обсуждении истории и литературы мы нашли очень много общих, прочитанных книг и любимых писателей.
Так, незаметно, мы пробежали трибуну, заполненную «лучшими» представителями страны, большинство из которых, буквально через месяц, получивших отставку и попавших на скамью подсудимых. Едва дойдя до школы я, торопясь остаться с Розой без транспарантного попутчика, решил уложить «Лазаря» у порога здания. Но укоризненный взгляд моей новой подруги удержал меня от этого некрасивого поступка, противоречившего пионерской этике.
«Я сейчас!» - обнадежил я Розу и кинулся в школьную кладовку.
Выйдя через минуту, я не обнаружил ни «председателя совета дружины», ни подружку Розу.Я не сомневался, что мы встретимся в школе. Судьба нас не сталкивала. Где-то урывками, издалека, я здоровался с Розой, но она всегда была в окружении комсомольско-пионерской свиты и, что удивительно, не подавала надежды на уединенную встречу. Так «здрасти- здрасти» - и все. Я подкарауливал её до и после школы — никаких результатов, «дружина» появлялась только в полном составе. Пришедшая мне идея несколько придала мне оптимизм: я решил быстренько вступить в ряды комсомола и тем самым войти в её дружину.
В силу возраста в нашем классе был только один комсомолец мой друг Алик.
 Он, по достижении моего четырнадцатилетия, и дал мне первую характеристику для вступления в передовой отряд молодежи. Вторую необходимую характеристику должен был дать «Совет пионерской дружины», после собеседования с подателем заявления. «Ну да, тот самый, что под руководством Розалии!» - обрадовался я.
За пару дней я выучил список генсеков компартий стран нашей планеты — основу политической лояльности для вступления в комсомол. В назначенный день и час в комнате Совета дружины я непринужденно сыпал именами генсеков. Наконец-то, я близко увидел ту, ради которой я стремился в это уникальное сообщество.  Розалия, как глава комитета, имела непререкаемый авторитет, коим и пользовалась, первой задавая вопросы. Она вразброс по материкам спрашивала о генсеках и, получив удовлетворительные ответы, уже было заканчивала мой допрос, когда прервав его на мгновение, вдруг спросила:
                - Какова ваша успеваемость, товарищ! -
                - Нормальна - пробормотал я, явно не ожидая такого подвоха.
                - Нормальна?! - иронично переспросила председатель — А конкретно  по математике, по физике?
                - В общем, неплохо, - опустив голову, почти шепотом прохрипел я.
                - Судя по неуверенности ваших ответов, Совет дружины хотел бы ознакомиться с вашей успеваемость по «Табелю оценок». Пожалуйста, принесите его на следующее заседание. Вы свободны, товарищ  пионер, - отчеканила начальник кабинета «левитановским» голосом.
Сказать, что я вышел, оглушенный сказанным, будет недостаточно — я вышел, совершенно раздавленный прессом многочисленных « почему? за что?». Можно много рассуждать на тему, что за причина руководила моей «доброй» знакомой, но правильного ответа, очевидно я не найду. Потому что невозможно разгадать неадекватные умозаключения женщины, а тем более в подростковом возрасте. Мужчины просто должны быть готовы к любому женскому решению. А ведь как близка была цель войти в дружбу к Розе и как далеко, в космос, её отшвырнули. Была растоптана даже наша древняя общность.
Как верно говорил Лазарь Моисеевич, когда спрашивали о его отношении к еврейскому вопросу в Союзе : «Прежде всего — я коммунист!». Судьба здорово над ним подшутила. В 1956 году группа влияния Хрущева в Политбюро победила группу Маленкова, куда приписали Лазаря. Его лишили всех званий и даже исключили из компартии. Много лет добивался бывший коммунист восстановления, но часто меняющиеся генсеки отказывали ему в этой привилегии. В конце концов, последний, самый вредный генсек, видимо назло Лазарю (моё личное мнение), вообще запретил существование компартии и лишил Лазаря Моисеевича возможности возвращения в её ряды. Так и ушел в иной мир бывший член Политбюро в ранге простого местечкового еврея.
Чтоб только досадить Розе и математичке я, дождавшись ухода на повышение Розы, таки проскочил в комсомол. С Розой мы больше не встречались, даже если я, как бы случайно, оказывался в местах близких к комитету комсомола.
И только много позже, как мне кажется, я разгадал тактику моей подруги Розалии - она тормозила моё стремление войти в этот фальшивый мир демагогии лозунгов и пустых обещаний. Ведь не секрет, что органы КГБ пополнялись именно из комсомольских вожаков - опричников партии власти.
Когда же благодаря им развалился Советский Союз, то бывшие комсомольцы, с помощью вывезенных за пределы страны финансов компартии, возглавили структуру «новых русских», перейдя затем в класс олигархов.