Вы когда-нибудь чувствовали одиночество?
Скорее всего, каждый человек, хотя бы однажды в жизни, так или иначе его испытывал. Каждый, кроме меня.
Во времена моего детства, а точнее, начиная с сознательного возраста, я всегда помню себя с мамой. Отца у меня не было, и я почему-то никогда о нем не спрашивал.
После определенных событий, на смену постоянно находившейся рядом маме пришла она. Тьма.
***
Я прекрасно помню тот момент, когда тьма стала частью меня.
Это не та тьма, которую вы можете видеть ночью, выключая свет, а что-то куда более материальное. Липкая, черная, опутывающая с ног до головы, паутинообразная субстанция. Она проникает в каждую пору и отверстие моего тела, и, добираясь до самого нутра, заставляет мои органы сжиматься от страха. Она пролезает мне в уши, нашептывая нечто ужасное, похабное, изуверское… Голосом, от которого веет холодом свежевырытых могил, и, в то же время, жаром горячих, только что выпотрошенных внутренностей.
Я знаю, что она питается негативными эмоциями, и всем тем, что чуждо и неприятно любому нормальному человеческому существу – страхом, болью, злобой, жестокостью, похотью… Уж чего, чего, а страха во мне всегда было предостаточно. Вероятно, потому она и не отпускает меня уже столько лет.
Как бы мне хотелось хоть на секунду вспомнить маму и то время, когда тьма еще не выбрала меня своим симбионтом.
Как бы мне хотелось вспомнить ее лицо – настоящее лицо… Совсем не то, которое я видел в последний раз.
***
Я довольно плохо помню свое детство. Пытаясь воскресить в памяти какие-то определенные эпизоды, я чувствую, как продираюсь сквозь молочно-белую пелену густого тумана, в котором видны лишь очертания людей и предметов. С каждым прожитым днем туман в моих мыслях делается все тяжелее и плотнее, становясь почти осязаемым.
Но тот день я почему-то помню отчетливо, во всей яркости его красок, во всех его звуках, вкусах и запахах.
Начало нулевых. На улице беззаботно-радостный июльский день, и весь город словно танцует в лучах солнца и кристальных брызгах фонтанов. Мне около шести лет, и я иду за руку с мамой. В другой руке липко от подтаявшего на солнце клубничного мороженого. Мы идем в зоопарк. Мама такая красивая! На ней белый, похожий на воздушное облако сарафан и такого же цвета панама с цветами. Она улыбается искрящейся, радостной улыбкой... Совсем не такой я ее видел в последний раз. Мороженое вкусное, но ощущение липкого в руке начинает слегка раздражать. Я никогда в жизни не был в зоопарке. Интересно, а слоны и вправду такие большие, какими их показывают по телевизору?
Кажется, я отдал бы все, что у меня когда-либо было, чтобы снова увидеть, да хотя бы просто вспомнить, настоящее лицо моей матери. Не то лицо, что каленым железом пропечаталось в моей памяти.
***
Я знал, что дядя Сережа давно ушел – прошло уже много часов, а, может, и целые сутки. Я сидел в шкафу, сотрясаясь от беззвучных рыданий, лицо было мокрым от слез и соплей, кожу щипало от едкой соли, штаны предательски сырели, но я боялся выйти наружу. Меня не пугала возможность встретить дядю Сережу, нет. Я боялся увидеть маму.
Не знаю, как много времени спустя меня нашли и вытащили из шкафа, заплаканного, обмочившегося, в состоянии глубокого ступора. Они не ожидали, что я там окажусь, а потому ничем не накрыли маму.
Я никогда не забуду ее лицо – оно, ранее всегда улыбающееся и полное жизни, было таким спокойным и отрешенным. Но поразительнее всего были ее глаза – застывшие и немигающие, словно кукольные… Под мамой растеклась огромная лужа чего-то темно-красного, почти коричневого.
Люди, вызволившие меня из шкафа, еще не знали, что вместе со мной, из глубин маминых аккуратно развешенных платьев, из дальних углов, в которые никогда не проникал свет, вылезла она. Там, в укромных объятиях шкафа, тьма схватила меня и с тех пор никогда, ни на секунду не отпускала.
***
Дальше я на какое-то время словно провалился в туман. Смутно вспоминаются бесконечные больницы, уколы, капельницы, разговоры с врачами…
Бабушка, у которой я с тех пор жил, не желала и слова слышать про голоса, шептавшие мне всякие мерзости и пугавшие меня до дрожи. Что уж говорить про какую-то «тьму», присутствие которой я постоянно ощущал. После бесконечных курсов лечения я понял, что лучше лишний раз ничего ей об этом не рассказывать. Я стал врать ей, что все хорошо, что никакой «тьмы» больше нет и что лечение помогло мне. Сначала бабушка относилась к моим словам с недоверием, но постепенно, со временем, я смог ее убедить.
Тем не менее, бабушка всегда подозревала, что со мной что-то не так. Не раз мне приходилось слышать, как она, уходя спать, закрывала свою дверь изнутри на щеколду, словно чего-то боялась.
***
Я рос замкнутым и, наверное, странным ребенком. Из-за проблем со здоровьем бабушка больше не разрешала мне ходить в школу. Я был на домашнем обучении, и единственными людьми, с которыми я мог хоть как-то общаться, были персонажи книг, которые я читал. У меня не было даже компьютера или мобильного телефона с выходом в интернет – лишь старая кнопочная «звонилка» Нокиа. Бабушкиного дохода едва хватало, чтобы сводить концы с концами.
Иногда я выходил погулять и даже несколько раз пытался заговорить с другими детьми, но все они лишь шарахались от меня. В какой-то момент мне начало казаться, что они тоже видят ее, поэтому так настойчиво избегают моего общества.
***
Мне было за двадцать, когда умерла бабушка. После одной из наших ссор у нее случился приступ. «Скорая» не успела. Так я остался совсем один. К слову, за всю мою жизнь у меня никогда не было ни девушки, ни друзей. У меня не было даже коллег или сокурсников – университет я закончил дистанционно, а работал на фрилансе, за своим компьютером, почти не выходя из дома.
Мое существование не имело никакого смысла, более того, я жил в перманентном кошмаре. Тьма питалась моими страхами и переживаниями, это насыщало ее, делало сильнее. Я чувствовал это, потому что после происходящих со мной неприятностей она ненадолго затихала. Но она никогда полностью не отпускала меня. Она продолжала сотнями мерзких голосов, на разный манер, унижать меня, вгонять в ужас, заставлять чувствовать стыд.
- Я знаю, чем ты занимался вчера в ванной…
- Ты всю жизнь будешь один, ничтожество…
- Бабушка умерла из-за тебя…
- И мама тоже! Ты никогда не сможешь ее вспомнить!
В такие моменты моя голова раскалывалась от невыносимой боли, кишки завязывались в тугой узел, а к горлу подступала невыносимая тошнота. Я пытался заглушить эти голоса – слушал громкую музыку, закидывался таблетками, царапал себя и рвал на себе волосы… Не помогало ровным счетом ничего.
Я много раз думал о том, чтобы покончить с собой. Строил планы. Но она никогда не давала мне завершить начатое. Она управляла мной, словно куклой-марионеткой. Она всегда знала, за какие ниточки нужно дернуть.
- Если ты умрешь, то будешь вечно видеть ее лицо… То самое лицо, такое же, как в тот день.
Мне приходилось жить дальше в этом проклятом тандеме и лишь ждать, что когда-нибудь, возможно, она выжмет из меня все соки и, напитавшись, оставит в покое, или хотя бы даст умереть.
Мне нужен был какой-то стимул продолжать терпеть эти мучения, какой-то, хотя бы самый эфемерный шанс избавления от кошмара наяву. Я решил разыскать дядю Сережу и выяснить, что же все-таки произошло той ночью, когда умерла мама и появилась тьма. Ведь он был там, когда все случилось… Он должен был что-то знать.
***
Во время одной из своих вылазок за провиантом я случайно встретил человека, как две капли воды похожего на дядю Сережу. Странность была, пожалуй, лишь в том, что он был совершенно того же возраста, каким я его помню, хотя дядя Сережа, согласно нехитрым подсчетам, должен был уже изрядно постареть.
- А может быть, это его родственник?
Я был убежден, что это так, и потому решил проследить за этим мужчиной. Он был темноволосым и крупным, с щекастым лицом, усами и бородой – такими же, какие носил дядя Сережа в свое время. «Двойник» завернул во двор и зашел в подъезд. Я как тень проследовал за ним.
На пролете второго этажа мужчина, похоже, почувствовал что-то неладное и оглянулся.
- Молодой человек, вам чем-то помочь?
Он посмотрел на меня и внезапно отпрянул. В его глазах застыл безмерный ужас.
Я почувствовал, как тьма начала уплотняться и, отделяясь от меня, стала расползаться по полу липкой, черной субстанцией. Я понял, что она почувствовала страх этого мужчины и он нужен ей.
Мужчина, этот массивный, похожий на бурого медведя здоровяк, отшатнулся и испуганно закричал.
Моя голова взорвалась тысячей осколков битого стекла. Все тело свело болезненной судорогой, и я, не удержавшись на ногах, упал на лестничный пролет. Тьма выжигала мой мозг и выворачивала внутренности. Стало невыносимо страшно. Я кричал вместе с незнакомцем, умоляя ее отпустить меня, оставить в покое, дать мне умереть… В панике у меня промелькнула мысль - пусть лучше возьмет его, ведь она хотела его, желала его…
Я кубарем скатился с лестницы. Долго и тяжело дыша, я пытался совладать с нахлынувшей болью и ужасом. Кажется, на какое-то время я провалился в беспамятство…
Очнувшись, я кое-как поднялся на карачки и пополз к выходу. Я встал, едва держась за перила ослабевшими руками, отряхнулся… Внезапно желудок скрутило, и меня обильно вырвало.
Вроде отпустило. Липкое темное дерьмо, насытившись моими мучениями, спокойно растеклось по мне и затихло. Немного приведя себя в порядок, я как в тумане направился в сторону дома. Странно, над городом уже успели сгуститься сумерки, а когда я выходил из дома – был полдень. Должно быть, я был похож на бомжа – вонючий, измазанный рвотой и грязью, в сочившихся кровью ссадинах и рваной одежде… Редкие прохожие, должно быть, именно так и думали, и потому избегали меня, отходя как можно дальше.
Дома, переодеваясь, я осознал, что одежда была обильно залита кровью. При этом, глубоких ран на мне не было, лишь незначительные царапины и ушибы.
Что же она сделала с тем мужчиной?
***
Следующим утром я прочел в интернете, что в подъезде одного из домов нашего района был найден расчлененный и выпотрошенный труп мужчины. Его органы и кишки были размотаны по всей лестничной клетке.
Очевидцы недоумевали, какие изуверы могли сотворить такое – превратить человека в бесформенную, кровавую груду мяса и внутренностей.
По всему телу пробежала ледяная волна ужаса.
Так вот что она сотворила…
Вдоволь насытившись содеянным злом, она вела себя на удивление спокойно. Голоса почти затихли, от них остался лишь едва различимый мерзостный шепот. Хватка ослабла. Она как будто спала…
Я знал, что никоем образом не мог быть причастен к этому убийству, но все же решил уехать из города, чтобы не привлекать лишнего внимания. Ведь все-таки, мы с ней были повязаны, и вряд ли кто-то поверил бы во всю эту историю про творящую ужасы тьму. Я практически за бесценок, а потому быстро, продал квартиру и отправился в путь.
***
Я надеялся обосноваться в новом городе и на вырученные с продажи квартиры деньги начать все сначала, но у нее, разумеется, уже были другие планы.
Похоже, что, отведав человеческой крови, она вошла во вкус.
Их было много, мужчины, женщины, даже ребенок… Их кровавые, истерзанные тела гротескной фреской стояли перед моими глазами.
Первой (а, точнее, второй, после похожего на дядю Сережу мужчины) жертвой, была женщина, работавшая в газетном киоске, где помимо прессы продавали бульварное чтиво и легкие алкогольные напитки.
Я всего лишь хотел купить парочку новых книг.
Увидев тьму, она резко закрыла окошко и попыталась спрятаться под прилавком, свернувшись в позе эмбриона.
…Когда женщину нашли, стекло в витрине киоска было выбито, а сама женщина лежала, распластанная на полу, с набитым газетами ртом и вставленными в пустые глазницы горлышками пивных бутылок.
Затем был священник, которому я по дурости решил исповедоваться. Я рассказал ему всю свою историю от начала до конца, в надежде, что он своим благословлением и молитвами сможет ослабить мучительную хватку тьмы.
Видели бы вы тот ужас в его глазах, когда он осознал, с чем имеет дело. Он читал «Отче наш» и молил Господа пощадить его грешную душу…
…Священника нашли с воткнутым в горло ножом, которым ранее нарезали хлеб для причастия.
…Девочку, которая подошла ко мне вечером в парке узнать время, нашли задушенной и подвешенной вниз головой на турнике.
…Молодую девушку, голосовавшую на обочине – изнасилованной, с отрубленными конечностями.
…Старика, ловившего рыбу в небольшом пруду – утопленным, с разрезанным животом и засунутыми внутрь сазанами.
С каждым, кто пытался пойти со мной на контакт, или просто оказывался в неподходящем месте в неподходящее время, как правило, случалось нечто ужасное. Я был настолько шокирован и обескуражен, что почти перестал выходить на улицу. Но мне все же нужно было иногда добывать себе пропитание и свежие книги, а интернет-доставка была тогда развита лишь в крупных городах, которых я старался избегать.
В какой-то момент я осознал, что, насыщаясь смертью и страданиями несчастных жертв, тьма на время утихает и хоть ненадолго оставляет меня в покое. Я ни в коем случае не считал, что мое душевное равновесие стоит мучительной смерти невинных людей, но бороться с ее ненасытностью не было ни сил, ни возможности.
Я постоянно переезжал с места на место и все это время продолжал искать дядю Сережу. Он что-то знал, и в этом я был уверен. Ведь он был в ту ночь в комнате вместе с мамой.
Надо было обязательно его найти.
***
Я не помню, как много времени прошло с начала поисков, и скольких людей она уже успела погубить, когда в одной из старых газет в сельской библиотеке я нашел нужную сводку. Там упоминалось, что сознавшийся в убийстве сожительницы Карамольных Сергей Альбертович отбывает срок в «Черном Дельфине» в Оренбургской области.
Я автостопом, стараясь избегать людных мест, направился в сторону Оренбурга. На удивление, за время моего путешествия тьма никого не убила – она как будто затаилась и чего-то ждала. Водители, словно интуитивно ощущая ее присутствие, брали меня в попутчики с большой неохотой. И лишь приличные суммы денег, взятые из сбережений с продажи квартиры, убеждали их воспротивиться внутреннему страху и инстинкту самосохранения.
В местах «лишения свободы», как и во многих других в нашей стране, привыкли решать вопросы с помощью денег. Я выложил их «главному» круглую сумму и сумел-таки добиться краткосрочного свидания под надзором.
- И на кой черт он тебя сдался, его уже больше десяти лет никто не навещал, - удивился блюститель закона.
- Мы с ним дальние родственники, - соврал я, стараясь не волноваться и звучать убедительно.
- Так и быть. А про деньги – смотри, если расскажешь кому – сам на зону сядешь как нехрен делать!
Я кивнул и прошел в комнату свиданий.
Узнал бы я дядю Сережу, случайно увидев его на улице? Скорее всего, нет. Этот пышущий некогда здоровьем, крупный, похожий на медведя здоровяк превратился в тощий скелет, обтянутый желтой шершавой кожей, покрытой неумело сделанными наколками. Вместо привычной пышной шевелюры и бороды красовался лишь неаккуратно выбритый череп. Лишь по глазам, которые, несмотря на внешний облик мертвеца, продолжали двигаться, можно было понять, что этот человек еще не начал разлагаться.
- Ты кто такой? – угрюмо бросил он вместо приветствия.
- Здравствуйте, я Артем, вы с моей мамой…
- А… Пришел, все-таки… Знал ведь, что ты придешь.
Неужели он ждал меня? После стольких лет?
- Садись… Артем. Сын.
Я опешил.
- Я не понимаю…
- А че ты так вылупился, я ж твой родной отец! Мы с твоей матерью покутили, да и разбежались, а вон ты родился. А потом, уже через много лет, она ко мне приехала, и давай упрашивать сойтись, мол, у малого травма из-за отсутствия отца, потому он какай-то странный… Жалко мне вас стало, согласился. А ты вон чего из себя оказался.
Я ошарашенно смотрел на дядю Сережу. Что все это значит?
- Это не я убил маму, а ты. Хоть ты и был еще сопляк, но ведь удалось же тебе воткнуть осколок ей в шею. А она то все тряслась за тебя, чмо ты этакое, - дядя Сережа прокашлялся, харкнул на пол и полушепотом продолжил, - Я-то от стыда вину на себя взял, добровольно сдался. Думал, и так сына не знал, так хоть не буду ломать ему жизнь.
- Как я мог убить маму, я ведь был ребенком! Это все ты! ЭТО ТЫ ЕЕ УБИЛ!
- А ты наверняка и не только ее убил, - дядя Сережа недобро оскалился и посмотрел мне в глаза. - Скажи мне, я прав?
Это было уже слишком. Я почувствовал, как тьма закипает во мне, бурлит и поднимается, словно мощное цунами. Она готова была разорвать дядю Сережу на куски. В тот же миг я осознал, что он… смотрит прямо на нее и не испытывает страха. Как будто даже наоборот – это она боится его… Отстраняется и сжимается во мне… Я в смешанных чувствах вскочил и побежал к выходу из проклятой тюрьмы.
- Чертов псих! Исчезни, а то я за себя не ручаюсь! – крикнул дядя Сережа вслед, но его уже скручивали и уводили в камеру.
- Вы уж извините, что так вышло – помешанный он у нас. Вечно какие-то преступления разгадывает, детектив хренов - с усмешкой сообщил на выходе начальник тюрьмы.
Мне было все равно. Я судорожно сунул ему в руку еще пару купюр и выбежал на улицу. Я чувствовал, что еще немного, и меня попросту разорвет изнутри.
***
Миновав КПП и выбежав за ворота, я упал на мокрую после дождя землю и разрыдался, словно припадочный. Так значит – это тьма, это она убила маму! А потом забрала меня! Неужели дядя Сережа действительно считает, что я убил маму и даже еще кого-то?..
Я вдруг вспомнил всех жертв, одну за другой, и расхохотался.
«Ну неужели не понятно, что это она изводит меня, заставляя страдать и упиваясь моими мучениями? А этот боров, похожий на молодого дядю Сережу… Или на отца? Да я со своим весом в семьдесят килограммов даже не повалил бы такого! А изнасилованная девушка – да у меня в жизни… Никогда, ни с кем не было полового акта! Не говоря уже о том, что засунуть рыбу в разрезанное брюхо мог только конченный психопат.»
Я рассмеялся еще сильнее. Я хохотал и хохотал, как безумец, катаясь по мокрой земле… до тех пор, пока не начал задыхаться. Я пытался хоть как-то унять себя, но ничего не помогало. Мне было настолько смешно, так смешно… что живот и лицо уже болели от спазмов, а из глаз ручьями лились слезы.
Вдруг мне стало так хорошо и легко! Так светло и радостно! И совсем никакой тьмы! Я решил, что было бы лучше, если бы смех этот и вовсе никогда не прекращался…
Ко мне уже бежали сотрудники КПП и еще какие-то люди, а я все смеялся, смеялся, смеялся…
***
Снова этот знакомый густой молочно-белый туман… И вообще все вокруг белое. Я лежу, мне хочется повернуть голову, встать. Почему-то не получается. Где я? Ничего не помню… Чертовщина какая-то.
Вдруг мне пришла в голову совершенно странная, безумная мысль. А я ведь и не знаю, кто я такой! Молод я или старик, как меня зовут, есть ли у меня какие-нибудь родственники, друзья? Что случилось, и как я здесь оказался?
Я замычал, надеясь, что кто-нибудь, возможно, услышит и придет на помощь. Вот какой-то силуэт, тоже белый… подошел ко мне. На сгибе руки что-то кольнуло. Я начал куда-то падать, бесконечно падать... Какие-то штуки приставили к моей голове… Они гладкие и холодные, наверное – металлические…
Туман… Опять туман… Я снова провалился в небытие.
Очнулся. Снова белый силуэт, снова кольнуло в руке, снова эти железки приставили к голове.
Туман… Туман… Снова туман…
Лицо мамы, нужно вспомнить лицо мамы... Мама, забери меня! Пожалуйста, забери!
Но я видел перед собой лишь какую-то отрешенную, безжизненную маску.
***
Меня выводят в какую-то комнату. Здесь сидит человек. «Желтый человек» - решаю я про себя, потому что его кожа – желтого цвета. А еще у него борода. Большая. И добрые глаза. Сразу видно – хороший человек!
Он гладит меня по лицу и почему-то плачет. Почему он плачет?
- Не плачь, хороший желтый человек! – говорю я ему, но получается только «уу ууу».
А он вдруг наклоняется и вытаскивает какую-то штуку. Он приставляет ее к моей голове. Она железная, наверное, это та же штука, что и в белой комнате! Это совсем не страшно, только чуть-чуть поколет, а потом я немножко посплю…
Я слышу какой-то звук, похожий на хлопок, и с удивлением чувствую что-то горячее у себя на коленях.
И вдруг я вижу ее.
Мама – красивая, вся в белом, прямо как невеста. На голове у нее летняя панамка с цветами. Она берет меня за руку. Другой рукой протягивает мороженое, сливочное. Я, вообще-то, клубничное люблю, но и сливочное тоже сойдет! Мама улыбается. Какая же чудесная у нее улыбка!
- Мама, мама, а куда мы идем?
- В зоопарк, дорогой. Хочешь посмотреть на слона?
- Мама, а ты прощаешь меня за то, что я плохо себя вел?..
- Прощаю, сынок… Конечно, прощаю.
Она ведет меня за руку вдаль по залитой солнцем улице. Уходя, я слышу откуда-то сзади еще один хлопок, но уже не обращаю на него внимания. Нас ждет такой чудесный день!
***
Прибежавшие на место охранники, торопливо выпроводив посетителей из комнаты свиданий, пытались хоть как-то навести порядок. Собирая взбудоражено скачущих туда-сюда обитателей психиатрической больницы, они взволнованно переговаривались между собой.
- Ребята, ментов вызывайте! Быстрее, еще психов надо по комнатам развести!
- Вызвали уж, едут. Ты когда-нибудь такое видел, Андрюх? Я – только по телеку.
- И как только его пропустили с пистолетом?
- Да у нас ведь даже «рамок» на входе нет. Спрятал в сапог, кто ж знал…
- Ладно, может, так для парня и лучше. Шиза у него была, так еще, говорят, и убийства какие-то пытались повесить.
- Фига ты знаток, Михан. Да, отец, видимо, совсем отчаялся. Видел его наколки? Будто сам недавно из тюряги вышел.
- Ладно, как говорится, не суди... Надеюсь, менты скоро приедут, а то вечер скоро, а я еще хотел на бокс успеть.
В углу комнаты, прямо возле скамеек для посетителей, бугрились две больничные простыни. Белоснежная ткань стремительно окрашивалась в ярко-красный.
Апрель 2020