Сверчок. Коллежский секретарь. Гл. 82. Стурдза

Ермолаев Валерий
                Сверчок
                Часть II
               Коллежский секретарь
                82
                Стурдза

       Жизнь в Петербурге  так складывалась,  что мне приписывали все эпиграммы и пародии, гуляющие в списках и на царя, и на его подельника Аракчеева и на различных  чиновников типа Стурдзы и даже на самого Карамзина.  Пусть будет так!
Так, например, я оценивал громадный труд Карамзина по истории, но мне не нравились акценты, или аккорды, исходящие из этой музыки, замешанной на крепостничестве и царелизоблюдстве.

             В его «Истории» изящность, простота
             Доказывают нам, без всякого пристрастья,
             Необходимость самовластья
              И прелести кнута.

      И вообще, на холопов царских перо так и точилось…

                Например, меня достал Стурдза.

         Александр Скарлатович Стурдза  молдавская фамилия, которого могла рифмоваться в неприличном сочетании.

                Этот богомолец!
                Этот цензор при министерстве народного просвещения!
                Этот соглашатель христианского благочестия, просвещения умов и гражданского существования.

      Он относил все ветви просвещения к трем основным началам: к Богу, человеку и природе.
      Этот дипломат и публицист написал по поручению Александра I записку о Германии. Мои друзья настроили меня против Стурдзы. По их мнению,  записка была реакционной  до нельзя!Многим хотелось его вызвать на дуэль!

                Вкруг я Стурдзы хожу,
                Вкруг библического.
                Я на Стурдзу гляжу
                Монархического.

      Так я мысленно описывал воображаемые туры вокруг «кандидата» для вызова на дуэль.

               Холоп венчанного солдата,
               Благодари свою судьбу:
               Ты стоишь лавров Герострата
               И смерти немца Коцебу.

          Незадолго до того Александр Стурдза, находившийся в то время за границей, опубликовал работу «О современном состоянии Германии», носившую политический характер и отражающую отношение автора к напряженной обстановке в европейских университетах. Тогда же с поддержкой русского курса на стабилизацию политического положения в Европе выступил и драматург Август Коцебу. «Свободолюбивому» немецкому студенчеству это пришлось не по вкусу, и Коцебу был заколот студентом Зандом.
         Вызывало раздражение рассуждения Стурдзы о духе протестантизма,  оценка состояния немецких Университетов, служащих к тому, чтобы сбивать с толку молодежь и приводящих в движение все ошибочные теории, все ложные доктрины века. Он призывал университеты Германии, как рассадники идей революции отдать под надзор полиции, вызвав бурю негодования.
        За эпиграмму мне аплодировали, а перед Стурдзой многие из прежних знакомых закрыли двери. Дуэль между нами казалась неизбежной. С часу на час я ожидал секундантов, зная сильный и горячий характер А.С. Стурдзы.  Однако,  он повел себя не по правилам. Он добровольно ушел в полуотставку. Он затворился в своем белорусском имении в Устье, не выясняя отношений и не злословя в ответ.
Ну, а что я?
       Я писал эпиграммы на Аракчеева и как сверчок сам себе насвистывал о своей судьбе стихотворца.

            Внимает он привычным ухом
                Свист;
            Марает он единым духом
                Лист;
            Потом всему терзает свету
                Слух;
            Потом печатает — и в Лету
                Бух!