Эхо горных дорог

          
                отрывок из романа "ВЕРА"

                Притапливал шофер, акселератор,
                Одолевая затяжной подъем…
                Катил, я пацаном, под арки радуг
                На лесовозе, вымытом дождем.

           На машинах-лесовозах ЗИС-150 шофера привозили из горной тайги лиственницу и сосну, сваливали бревна у покатов, и вновь уходили в далекий и опасный рейс - в совхозе интенсивно строились жилые дома, вырастали новые улицы, и лесу требовалось много. Значительно увеличивалось и строительство свинарников: в перспективе будущий совхоз-миллионер успешно развивал и реализовывал свою главную задачу - свиноводческую отрасль. Специальная бригада вальщиков и лесорубов была заброшена в Горный Алтай, где в суровых природных условиях заготавливала “кубы” в тайге у Элекмонара и под Еландой, где позднее будет запроектирована, да так и не построена Катунская ГЭС.
           Пашка Вербин всегда восхищался и по-доброму завидовал водителям лесовозов - людям заманчивой и нелегкой профессии, их дальним поездкам, окутанным флером романтики трудных таежных дорог. Он со школьных лет грезил мечтой скорее подрасти и самому сесть за руль новенькой, пахнущей заводской краской новенькой машины.
           Плата за возводимые совхозом дома зашкаливала куда круче, чем в старом американском фильме “Адские водители”. По сюжету, победителю доставался приз - золотой портсигар, за который они отчаянно боролись. Ради дорогой безделушки безбашенные шоферюги, потомки гангстеров и ковбоев, оседлав самосвалы, гоняли как угорелые.
           Здесь, в краю Шамбалы и Беловодья шоферская работа тоже была не из легких - всегда на грани риска: молодые водители азартно соревновались между собой, выжимая из моторов все, что они могли дать. Машины мчались по Чуйскому тракту, разматывая колесами тягучие серпантины, надсадно завывали, взбираясь на горные кручи, как в той безудержной гонке, где приз ничтожен, а цена за ошибку – жизнь. Но главные испытания поджидали впереди, стоило свернуть с трассы в сторону лесопункта. Вот тут и начинался кошмар, лишь условно именуемый дорогой. Водители перебирали весь алфавит сверху донизу в крепких выражениях, сжимая до белизны костяшек пальцев “баранки”, подолгу тряслись и прыгали по валунам и ухабам.
           На этом отрезке пути доставалось по первое число технике - она была далеко не новой. Бывали и аварии. Те давние ЧП не стерлись во времени. Вербину врезалась в память фамилия одного водителя - Дубровский. Его 85-сильный зеленый ЗиС-5 уважительно называемый в народе "Захаром", сошел с конвейера автозавода еще в далеком 1948 году. В эксплуатации был надежен и неприхотлив, и ни в чем не уступал сравнительно новым, пятитонным машинам ЗиС-150, а по некоторым параметрам даже превосходил.
          Однако на такие нагрузки техника была не рассчитана. Не выдерживал "уставал" металл: лопались рессоры, "летели" карданные валы, полуоси, ступицы... И только люди не могли отступить, выполняя порученное им дело. На крутых спусках им приходилось преодолевать коварные узкие прижимы у скальных пород, оставляя позади стремительные речки с каменистым дном и скрытыми под водой ямами, что требовало немалого мастерства и опыта. В любой момент машина могла стать неуправляемой, а события принять необратимый характер.
          Еще свежи были в памяти жителей села трагедии, когда два лесовоза не вернулись из рейса в село, а шофера погибли… Один из рейсов стал роковым для Дубровского. Тяжело нагруженный шестиметровыми бревнами лиственницы ЗиС-5, одолевая перевал, не вписался в малый радиус поворота. Здесь двум машинам не разъехаться, колеса прицепа увело на опасную кромку. "Ну же, давай Захарыч, тяни, не подведи родной", - просил, подбадривал лесовоз, как живого человека Николай, - "впереди за поворотом плато, дальше покатим под уклон".
          Тряхнуло, раздался скрежет - сорвало крепежную стойку и стволы дробно сыпанули на дорогу. “Поймала, чертова скала!..” – только и успел подумать шофер. Вжавшись лопатками в спинку сиденья, он на миг сработал муфтой сцепления и вдавил рифленую педаль акселератора до упора. Мотор взревел в последний раз, горячие скаты вхолостую выбросили из-под себя щебенку, машину задергало, подняло на дыбы и потянуло в бездну ущелья. Вздрогнув, испуганное раскосмаченное эхо выпрыгнуло из пещеры и трижды обежало все его выступы и расселины...
          Пашку, в то время ученика пятого класса, до корней волос потряс вид исковерканной вдребезги машины, сорвавшейся в глубокую пропасть. От лесовоза ЗиС-5, с квадратной зеленой кабиной и когда-то прямыми крыльями над передними колесами, осталась бесформенная груда искореженного металлического и фанерного хлама. Так, наверное, мог выглядеть сбитый немецкими зенитками самолет ПО 2.  Этот человек вполне мог быть прообразом песенного Кольки Снегирева. Он и был им... настоящим, взаправдашним.
          Гибель простых людей мало волновало руководство. Власть на местах в ту пору старалась всячески умалчивать подобные истории, как нехарактерные для страны и не подлежащие огласке. По чьей-то указке сверху должностные лица бодро списали это происшествие, как несчастный случай, связанный не с отказом техники, а неправильными действиями водителя на скользкой дороге. Пополз слушок: "лихач - сам виноват, погиб по глупости". Его молодая жена с трехмесячным ребенком, не выдержав пересудов, почернев от горя, вскоре после похорон навсегда покинула село.
          В другой трагедии тоже сработал фактор случайности: в горах прошли ливневые дожди - дороги развезло. От легкого торможения порожняя машина неожиданно пошла по склону юзом и перевернулась в бурный поток. Бывалый, опытный шофер Дорофеев, захлебываясь, помог двум рабочим выбраться, сам пытался спастись. Все решали доли секунды - воздуха не оставалось. Его погубила, казалось бы, пустяковина: за голенище сапога зацепилась ручка, что открывает дверцу кабины. Ни одной выстроенной улицы, во что они тоже внесли свой немалый трудовой вклад и заплатили жизнями, их именами не назвали.