Заметки на полях Стоунхенджа

Ад Ивлукич
               
     - А вот это, - Пиотр Данкович тяжко поднялся, поскрипывая шалнирами с чернью отлучился в чуланец малый, но скоро вернулся, неся наперевес на зудящем плече ракетную установку, - от меня тебе, Ибрагим, - он остро глянул в затянутые бельмами гноящиеся глаза черкеса и всхлипнул от нахлынувших чувств, - особо.
     - Цх ! - закричал Ибрагим - оглы, жадно ощупывая хватательными усиками наградное орудие производства любого черкеса.
     - Носи не стаптывай, - выражался купец, сноровисто подковывая черкеса на обе ноги, включая гусеничные траки, - гнида ты черножопая.
     Пиотр Данкович скосоротился, невыносимо став схожим со сгинувшей Олей Мещеряковой, коей автор признавался в любви многократно, будучи фетишистом и извращенцем, предпочитающим не столько блондинок, сколько жаб в женском обличье, самой чоткой из которых была, конечно, Криська, жуткая и уё...ая, как затихающий в дремучем лесу предсмертный стон уползшего в трещобу Маресьева, чьи ноги принудительно ампутировали на Первом канале в прямом эфире под бодрый переливчатый перезвон вальяжного баритонца Лещенки. Между прочим, я молюсь всем богам и демонам о дальнейшем, мечтая свести неразлучных уродов, преследующих меня своим творчеством с рождения ( моего ), в аду, чтобы встретились наконец Лещенко с Кобзоном, иншалла.
     - Теперь я могу сшибать самолеты ? - гортанно вопрошал черкес, завершив ритуальный танец благодарствия в кучах.
     - Не только самолеты, - доставая портсигар радовался купец, щелкая китайской зажигалкой, - любую х...ню можешь накернуть ракетой. Даже Кремль, - веско добавил Сохатых, бесформенной массой возникая в дверях.
     - Глохни, - приказал приказчику Пиотр Данкович, мысленно напевая про себя о летящих по бульварам пидорах, ночных рандеву и небе в алмазах пламенных. - Раньше я бы посоветовал тебе, Ибрагим, - токовал купец, усмиряя ярость откусываемым постепенно указательным пальцем, - идти и валить лучших из лучших, прозванных во второй части говносаги  " Звездами ".
     - Кончились, - рыгнул пивом Прохор, ворочаясь на кровати, - все звезды. Осталось говно.
     - Вот поэтому - то, - пристукнул для убедительности протезом головы по притолоке Громов, - можешь сничтожать худших из лучших или лучших из худших, как шутошно выражались в советских мультиках по Дюма - папе псы и коты.
     - Мы тоже из мультфильма, - заметил на полях Громов, но второй, сын, наверное, хотя ДНК - тестов на гриб тогда еще не изобрели анахронизмом, - из бесконечного и бессмысленного мультика по навязыванию любой х...ни и попыткам испоганить настроение самим хотя бы фактом нашего существования.
     - Мы не можем умереть, - думал Сохатых, оформляясь в форму генерал - майора, судорожно размышляя о сути полей Громова, на которых заметки, - мы уже мертвы. Марья ! - гаркнул он и в горницу взошли плагиатно две близнецовых женщины в фуфайках, Марья и Марина, несущие гроб и поднос с рюмкой водки. Черкес достойно принял, сплюнул и мигнул Пиотру Данковичу. Тот вынес из чулана базальтовую плиту и бросил ее на вскричавших женщин.
     - Это я у Сорокина узнал, - хвастался Сохатых, топчась по плите подшитыми дресвой валенками. - И еще, - вспомнил он и закашлялся, сморкнулся в горсть и выдавил из себя свежий гайморит. - Держи, - строго протянул он гайморит черкесу, - пососи немного и передавай дальше.
     А я думал все о том же. Вот на х...я он после этой новеллы шаржа писал еще что - то ? Как и Пелевин после насекомых. За ради бабла, наверное. И х...й с ними, никто же не заставит полюбить какие - либо книги потребителя словесной шелухи, как не втюхаешь насильно рекламные коцы или конфетку из говна на палочке, но очень даже можно гадить, чем и занят весь рунет да и не только рунет. Я аллюзорно убыл, сука, в Австралию, но и там, среди коал и пингвинов, иногда вылезают рылами всякие гниды и становится тошно, начинаешь размышлять, как Сохатых о полях и заметках. Вот почему тута и всегда никто ни х...я не умел и не умеет, пребывая в первобытности неконкуренции постоянно, я часто об этом гоняю, не понимая причин вечной отсталости моей страны, замшелости какой - то, жуткой закольцованности говноедства и говнопроизводства, не придя к вменяемому выводу плююсь, проклиная эту сраную паскуду, хрен знает зачем существующую на планете, и иду в любую сторону, лишь бы забыть скорее о таком факте как виртуальная реальность.