Целыми днями крупными каплями-горошинами дождь выстукивает по скамейкам, крышам домов, слезящимся окнам одну и ту же заунывную песню, похожую на молитву, а то вдруг начинает сыпаться мелко, затягивается надолго, наводя скуку на съежившиеся заборы, обмывая оголенные ветви тополей в палисадниках, посмеиваясь и злорадствуя над редкими прохожими, которые, подняв воротники и втянув головы в плечи, руками, засунутыми в карманы, напоминают глиняные кувшины с двумя ручками, слепленными плохим гончаром, размеренно шагают, уже не обращая внимания на встречавшиеся в пути лужи, не перепрыгивая и не обходя их, а ступая прямо в воду, поднимая грязные брызги, и не смотрят вокруг; опустив глаза к земле, потому что не хочется поворачивать головы, делать лишних движений, равнодушно втаптывают в жидкую кашицу осенние листья, а те выглядывают оттуда пока еще яркими краями, но уже грязные и жалкие.
Стоит октябрь, – та самая пора, в которую впечатлительный человек под воздействием сил природы, способных изменить его настроение по направлению своих перемен, весь уходит в себя, живет внутри своего «я», замыкается и как будто что-то растерянно ищет, но ничего не ждет и ни на что не надеется, а больше отдается сумрачным воспоминаниям, чем мечтательной игре воображений. Нервический человек заболевает этой болезнью, подобной летаргическому сну и снабженной душевными ссадинами-ранами, закрытыми нелюдимостью носящего их от назойливого любопытства чужих.
Но лишь только солнце жгучими лучами своими заставляет таять огромные сугробы, а вода от них становится светлей и чище осенней, вздрагивает и пробуждается человек, и нежная вселюбящая весна старательно, как чуткая сестра милосердия, старается залечить эти раны.
1968