Их свидания длились четыре минуты в год — одно мгновение каждое утро.
Тянулось холодное бесснежное февральское утро. Наступили скучные темные времена в ожидании весеннего расцвета.
Света ехала в автобусе, безразлично наблюдая, как плывут белые точки фонарей и световые волны фар. По ту сторону запотевшего стекла она впервые увидела его. Он мерз на остановке в осенней куртке. Света невольно сжалась, ощутив чужой холод, потом быстро и смущенно перевела взгляд на обветренные ладони. Когда она подняла глаза, остановка уже проехала мимо, и теперь за окнами медленными рывками двигался забор. Света тревожно оглянулась, отыскивая глазами незнакомую фигуру, и, только увидев ее, откинула голову, стараясь унять беспокойство. Что-то в ней тревожно клокотало, и она обернулась еще раз, чтобы запомнить замерзшего человека, так неожиданно тронувшего ее, но успела зацепиться взглядом лишь за старомодный коричневый портфель.
Теплело. Теперь Света следила за ним каждое утро. Рассветать стало раньше, и Он выглядел бодрее в сияющем солнечном свете, точно оттаивая; плечи несмело расправлялись после суровой зимы. Света привыкла на секунду, отведенную для короткого свидания глаз, вырывать из толпы его силуэт и, легко улыбаясь, дожидаться взаимного взгляда, но если лицо случайно поднималось навстречу, она отворачивалась как будто безучастно, но с нервно-веселым движением губ.
В начале апреля она не нашла его сразу и испугалась, напряглась, потеряв привычную мечтательную силу. Растерянный взгляд блуждал по беспорядку лиц, пакетов, весенних ботинок и вдруг наткнулся на знакомый коричневый портфель, приклеенный к руке человека в грязно-сером пальто.
Он как будто изменился: голова больше не пряталась в капюшоне, и по мягкому овалу лица рассыпались неровные русые завитки.
"Он! — встрепенулась душа. — Он! Мой милый, мой хороший, мой... Ты!"
Горячее и высокое чувство, как кипящее молоко, перелилось через край, затопив в белой пене весь мир.
Автобус дернулся в очереди машин. "Он! — думала она, дрожа неясным предчувствием счастья, спорящего с отчаянием. — Он, незнакомый! Он, любимый! Он! Он! Он!"
Света мысленно говорила с ним.
Он стал ее утешением, ее надеждой, ее маленькой тайной мечтой. К нему она обращалась, когда слезы разъедали глаза, тогда Он как будто лежал на соседней подушке.
Первые дни июня были дождливыми и холодными. Через забрызганные стекла Света с трудом могла разглядеть только черное пятно его зонта. Но когда солнце стало жарче и высушило лужи, когда мокрая пелена ушла, она с новым нетерпеливым трепетом воодушевления стала ждать каждой утренней встречи с безымянной мечтой.
Если случайно их взгляды пересекались, Света старалась вытерпеть отсутствующее выражение любимого лица, но улыбнуться для него боялась. Она мечтала, чтобы он догадался о ее грезах, но переменить деланное равнодушие в глазах было страшно. Фантазией, казавшейся ей самой безрассудной, была надежда однажды подать ему знак легким движением руки. Она осмелилась на это почти через год, прохладным майским солнечным утром. Торопливо вскинув пальцы, она сразу застенчиво спрятала их между колен и весь день стыдливо улыбалась, вспоминая ребячливый поступок. Он даже не заметил ее жеста.
Так, однобокая зависимость от любви продолжалась три года.
Однажды Света проснулась раньше и, гонимая странным ожиданием, засуетилась в беспокойстве. Что-то пришло к ней. Она распахнула окно, впуская в комнату темное утро. Весенний влажный ветер омыл лицо, и сердце отозвалось смятением.
Влекомая эмоцией, Она поехала на раннем автобусе, наперед тоскуя по привычке видеть из окна округлое лицо с крупными глазами, но противиться наваждению не могла: оно слепо вело неясным магическим предчувствием.
Вдруг пол прогнулся и тело обмякло, нос забил густой маслянистый воздух, когда через две остановки вошел Он. Мозг окутала дымчатая завеса, погружая действительность в туман оцепенения.
Он обратился к ней и назвался, но Света не помнила как, все произошло слишком скомкано и спешно, в сознание врезалось только "Глеб".
В маленьком баре на безлюдной улице всю ночь горел красный свет. Здесь Он назначил свидание.
Усталый официант с крошками на переднике принес две рюмки водки. Только теперь что-то стало проясняться во взволнованной душе, стесненной узким платьем. Волна исполненного счастья, в которой Света захлебывалась весь день, отступала перед реальностью, оставляя внутри пенистый осадок, как будто не было с ней живительного волнения любви, и она только когда-то давно прочла об этом в скучной газете.
Их годовой запас любви — четыре минуты — растворился в непрерывном созерцании. Перед ней сидел незнакомый мужчина с именем, человек, не подчиняющийся больше мифическому "Он", манекен, кудрявой головой которого она наделила образ, сотканный из идеалов. Теперь она слышала робкий блеющий голос, видела грязные ботинки и забрызганные до колен джинсы, небрежный скатанный свитер и думала: "Неужели это и правда моя мечта?"
Глеб подсел ближе. Света проваливалась в мысли, игнорируя дрожащий тембр, и вдруг почувствовала большую теплую ладонь над коленом.
Она почти готова была сбежать от чужого, самостоятельного существа, не повинующегося изгибам ее фантазии, но с ужасом вспомнив, что потратила на выдуманное чувство три года, только смиренно улыбнулась, глубже вжимаясь в кресло.
Признать ошибку она не смела.