7. 1 Сознание и вспоминание себя

Лариса Болотова
                Как проявляется сознание в человеке?
 
                Из книги «В поисках чудесного» П.Д. Успенского (слова Г.И. Гурджиева):

(стр. 151) «… вы можете узнать сознание только в себе.  Заметьте, что я говорю: «можете узнать», потому что узнать его вы можете только в том случае, если имеете. А если у вас его нет, вы в состоянии  узнать об этом лишь впоследствии. Я хочу сказать, что когда сознание вернётся к вам, вы обнаружите, что его долго не было, и сумеете найти или припомнить тот момент, когда оно исчезло и вновь появилось. Вы сможете также определить моменты, когда вы находились ближе к сознанию и дальше от него. Но, наблюдая и себя и отмечая появление и исчезновение сознания, вы неизбежно обнаружите один факт, которого сейчас не видите и не признаёте. Этот факт заключается в том, что моменты сознания очень кратки и разделены длительными интервалами бессознательной механической работы. Тогда вы увидите, что можете думать, чувствовать, говорить, работать, не сознавая этого. И если вы научитесь видеть в себе моменты сознания и длительные периоды механичности, вы так же безошибочно будете видеть, когда другие люди сознают то, что делают, а когда нет».

                Так ли это? Вы не замечали за собой такого явления: делаете какую-то работу, например, готовите еду, и вместо того чтобы насыпать в суп соль собираетесь насыпать туда сахар и сами этого не замечаете (отключено сознание). И вот в последний момент вы вдруг  понимаете, что вы делаете, словно кто-то останавливает вас. Думаю, это и есть проблески сознания.

«Ваша главная ошибка состоит в том, что вы думаете, что будто уже обладаете сознанием, что оно обычно или постоянно присутствует, или постоянно отсутствует. На самом деле сознание – это такое качество, которое постоянно меняется. Сейчас оно есть, и вот его уже нет (сознание в движении?). И существуют разные степени и уровни сознания. Как сознание, так и его разные уровни необходимо понять в самом себе посредством ощущения, так сказать, почувствовать его вкус. Никакие определения в этом случае не помогут, да они и невозможны, пока вы не поймёте, что именно вам нужно определить. Наука и философия тоже не в состоянии определить сознание, потому что они хотят определить его там, где его не существует. Необходимо различать сознание от возможности сознания. У нас есть только возможность сознания и редкие его вспышки. Поэтому мы не можем определить, что такое сознание».

            Гурджиев задал вопрос своим слушателям: «Какую вещь, замеченную при самонаблюдении, вы считаете главной?» Выслушав ответы, он сказал: 

«Никто из вас не заметил самой важной вещи, на которую я обратил ваше внимание. Иначе говоря, никто из вас не заметил, что вы не помните себя (эти слова он особо подчеркнул). Вы не чувствуете себя, вы не осознаёте себя. В вас «что-то наблюдает» - совершенно так же, как «что-то говорит», «думает», «смеётся». Вы не чувствуете: «Я наблюдаю», «Я замечаю», «Я вижу». У вас по-прежнему что-то «заметно», «видно»… Чтобы по-настоящему наблюдать себя, человек в первую очередь должен помнить себя (эти слова он опять подчеркнул).

Старайтесь вспомнить себя, когда вы наблюдаете за собой, и позднее расскажете мне о результатах. Только те результаты будут иметь какую-то ценность, которые сопровождаются вспоминанием себя. Иначе вы сами не существуете в своих наблюдениях. А чего стоят в таком случае все ваши наблюдения?

Люди, которые знают это (то, что мы в действительности  никогда себя не помним), уже знают многое. Вся беда в том, что на самом деле никто этого не знает. Если вы спросите человека, помнит ли он себя, он, конечно, ответит утвердительно. Если вы скажете ему, что он не помнит себя, он или рассердиться, или сочтёт вас полнейшим глупцом. На этом  основана вся жизнь, всё человеческое существование, вся человеческая слепота. Если человек по-настоящему знает, что он не помнит себя, он уже близок к пониманию своего бытия».

           Наблюдая за собой, я обратила внимание на свой смех, а так же на смех других людей. Какое же громадное разнообразие смеха существует: есть радостный, искренний, словно колокольчики звенят; есть басовой, поддакивающий; есть ехидный, зловредный; есть стеснительный, прерывистый и т. д.  Но главное не в этом, а том, что я стала замечать, что у меня изменился смех, был радостный, искренний, словно колокольчики  звенят, а стал ехидный, зловредный, словно какая-то сущность завладела моим смехом. Надо избавляться.
       
           Далее идут слова Успенского:

«Всё, что сказал Гурджиев, всё, что я (автор) продумал сам, особенно то, что показали мне попытки вспомнить себя, вскоре убедило меня в том, что я столкнулся с совершенно новой проблемой, на которую не обратили пока внимания ни наука, ни философия.

Но прежде чем делать выводы, я попробую описать свои попытки вспоминать себя. Первое впечатление состояло в том, что попытки вспоминать себя, говорить: «Я иду, я делаю», постоянно ощущать это «Я» - останавливают мысль. Когда ощущал «Я», мне нельзя было ни думать, ни разговаривать; даже ощущения становились затуманенными. Кроме того, вспоминать себя подобным образом можно в течение очень короткого времени.

Ранее я проделал несколько опытов приостановки мысли по методам, упоминаемым в книгах о практике йоги. … Мои первые попытки вспоминать себя напомнили мне как раз эти опыты. Фактически всё было тем же самым – стой только разницей, что при остановке сознания и мыслей внимание полностью поглощено усилиями не допускать возникновения новых мыслей, тогда как при воспоминании себя внимание разделяется, и одна его часть направлена к такому же усилию, а другая – к ощущению себя.

Когда я что-то наблюдаю, моё внимание направлено на наблюдаемый объект. А когда я стараюсь одновременно вспоминать себя, моё внимание направлено и на объект, и на самого себя. Определив этот факт, я понял, что проблема состоит в том, чтобы направить внимание на себя, не ослабляя и не суживая внимание, которое при этом направлено и на другой объект. Причём этот «другой объект» может находиться как внутри, так и вне меня.

 Уже первые попытки такого разделения внимания показали, что оно возможно. Вместе с тем я осознал две вещи.

 Во-первых, что вспоминание себя, результат этого метода, не имеет ничего общего с «самоощущением» или «самоанализом». Это было новое и весьма интересное состояние со странно знакомым привкусом.

 Во-вторых, что моменты вспоминания себя случаются и в жизни, хотя и редко. Намеренное создание этих моментов вызвало чувство новизны, но в действительности они были мне знакомы с раннего детства. Они возникали в непривычной обстановке или на новом месте, среди незнакомых людей, например, во время путешествия, когда оглядываешься по сторонам и говоришь себе: «Как странно! Вот я!» Или же они являлись в очень эмоциональный момент, в минуту опасности, в такие мгновения, когда необходимо не терять голову, когда человек как бы слышит собственный голос, видит и наблюдает себя со стороны.

Я увидел с полной ясностью, что мои первые воспоминания о жизни – очень ранние – были моментами вспоминания себя. Это раскрыло мне и многое другое. Именно: я увидел, что по-настоящему помню только те моменты прошлого, во время которых я вспоминал  себя, были живыми и почти не отличались от настоящего. Я всё ещё побаивался переходить к выводам, но уже видел, что стою на пороге крупного открытия. Меня всегда удивляла слабость и недостаточность нашей памяти – сколь многое теряется! Так или иначе, в этом факте заключалась для меня главная безсмыслица жизни. Зачем так много переживаний, если потом они забудутся?

Кроме того, в забывание было что-то от деградации. Человек ощущает нечто, кажущееся ему значительным, думает, что никогда о нём не забудет; но вот проходят год или два – и от пережитого ничего не остаётся. Теперь я выяснил, почему так обстоит дело, почему иначе и быть не может. Если наша память хранит по-настоящему живые моменты вспоминания себя, ясно, почему она так бедна.
Позднее, когда я начал учиться разделению внимания, я увидел, что воспоминание себя даёт удивительные ощущения, которые естественным путём, сами по себе, приходят очень редко и в исключительных условиях. Так, например, в то время мне нравилось бродить вечерами по Петербургу и «ощущать» его дома и улицы. Петербург полон странных ощущений. Дома, особенно старые, совершенно живые; я разве что не мог разговаривать с ними. В этом не было ничего от «воображения». Я просто ходил, стараясь вспоминать себя, и глядел вокруг; ощущения приходили сами собой.

… европейская и западная психология прошла мимо факта колоссальной важности, именно что мы не помним себя, что мы живём, действуем и рассуждаем в глубоком сне. Это не метафора, а абсолютная реальность; вместе с тем мы способны, если сделаем достаточное усилие, вспоминать себя – мы в состоянии пробудиться».

              Допустим, что это всё так. Каким образом достигается, что мы живём во сне? Получается, что реальное сознание отключено от нас или приходит к нам временами. Неуправляемые роботы, живущие запрограммированной жизнью? Зачем? Сознание находится там, где наша  монада. Оно может опускаться в ментальное тело (мысли), в астральное тело (чувства) и материальное тело (движения). В каком из тел находиться наше сознание, тем и ощущает себя человек. Во главу своей жизни он может ставить свои мысли или свои чувства, или свое тело.  Когда же человек осознаёт отдельность своего сознания от этих тел, то есть видит себя со стороны, тогда начинается пробуждение человека от сна.