Серёга по улице шёл
Серёга по улице шёл. Серёга просто по светлой улице шёл, ни о чём великом не думая. Свежий диплом филолога-русиста был, опыта работы не было, как и знания взрослой жизни. Мама посоветовала дать объявление в местную рекламную газетку о поиске работы (школу не предлагать) и по вечерам с обидой в голосе сообщала, что никто не звонил, не предлагал ничего.
И вот Серёга шагал по светлой улице. Навстречу – невысокий расхлябанный мужик с плешью на темени, посасывает пивко из банки. И ни с того ни с сего: «Хошь в газете потрудиться? Я по лицу вижу, что ты парень грамотный, развитой». Серёга недовольно взглянул в сторону расхлябанного то ли чудака, то ли пьяного. То ли чудак преградил ему дорогу: «Я серьёзно. Я обещал главному редактору не позже сегодня привести грамотного человека, но человек ушёл в запой. Выручай». Серёга смутился, внимательней пригляделся к расхлябанному чудаку, в глаза всмотрелся: в глазах – без подвоха, только пивной блеск. "Что ж, пошли. У меня диплом русиста". Расхлябанный мужик обрадовался: как раз удачно, как раз дипломированный филолог. И пошли они. И пришли в редакцию хорошо Серёге знакомой с отроческих лет газеты. Перед редакционным зданием красовался бюст известного писателя, а в коридоре под потолком вдоль всей длинной стены красовалась надпись: «Христос жил Христос жив Христос будет жить» – с потускневшими глаголами. Главный редактор тоже обрадовался дипломированному филологу. И стал Серёга писать с испытательным сроком. Но поразительно: сдаёт один материал в печать, а в номере видит по смыслу вроде похожее, но слова какие-то нерусские, новомодные; и фразы с другим немного смыслом не только потому, что каждое новомодное слово имеет смысл среди смыслов приблизительно тот же, какой русское слово имеет, но в цепочке фразы иномысленность проявляется порой, да и потому, что не те знаки препинания, а если те, то не там, хотя в целом их почти нет. Стал Серёга любопытствовать: как это получается, почему его тексты переиначивают? Серёга взрослой жизни не знал. Соседи-коллеги ухмылялись. Завотделом смотрел в Серёгины глаза загадочно и плешь поглаживал. До главного редактора добрался Серёга. Главный согласился, что правки Серёгу несколько унижают, но попросил войти в положение. Мол, все мы с детства знаем фразу «казнить нельзя помиловать», но кто в редакции скажет, где и когда в ней правильно ставить запятую? Вот и не ставят. Главный выглядел внушительно, на Серёгу это давило.
– Не ставят там, где надо ставить, а где не надо, там ставят, – возразил Серёга и смелости своей удивился.
– Ты о чём?
– О чём? А вот во вчерашнем моём репортаже, вот смотрите. Вот я написал по-русски: «Так вот что я могу сказать об этом», – это по-русски, то есть человек предвещает, что он сейчас что-то скажет. А мне запятую воткнули: «Так вот, что я имею сказать об этом», ещё и слово заменили, но человек, у которого я брал интервью, разговаривал не местечковым наречием, учитель русского языка не может так разговаривать. Да и перестроена фраза как вопрос.
– Может, – возразил главный уверенно. – Уже может. У тебя нет детей-школьников. У меня есть, я вижу, какие сейчас учебники по русскому. А ты вчера перед летучкой, мне рассказывали, заявил, что нельзя было в твоём сообщении слова «остались без электричества» заменять словами «остались без света». Почему? Мы на свете жарим-парим и светом греемся.
– И провода и кабеля световые? Не электрические? Кто меня правит? Он в школе учился же? – спросил Серёга, ища поддержки у главного. Главный смутился:
– Не умничай. Вон после каждой бури телевидение рассказывает, сколько сёл без света осталось – это же не значит, что им солнце светить перестало. И что это тебе не нравится, что в твоём репортаже с базара свиные потроха назвали свиными интерьерами? Не фокстерьерами же. Внутренности – это и есть интерьер. Мы всего лишь масштабировали, то есть распространили, понятие с внутренностей сооружения на внутренности животного. Вот ты грамотный, с дипломом филолога. Вот зачем, объясни мне, нужны синонимы? Память засорять? Вот ты сколько синонимов знаешь для слова контейнер?
– Ящик, коробка, короб, сосуд, посудина, судок, пузырёк, флакон, бутылка, банка, бутыль, пенал, тубус, колчан, бак…
– Как из пулемёта… Ты б ещё и кузовок с туеском вспомнил. Унификация облегчает жизнь. Вместо всей этой твоей дребедени достаточно одного контейнера. Контейнер! Слово веское, как бульдозер.
– А бульдозер – это вместо любого слова, означающего машину для перемещения грунта?
– Не умничай, грамотей, – примирительно сказал главный.
– Я не умничаю, – Серёга стал чувствовать нарастающую уверенность. На столе лежала стопка газет. Он развернул позавчерашний номер газеты: – Но почему в моём материале вместо экскаватора бульдозер появился? Читатели решат, что я не понимаю, что бульдозером в самосвал не погрузишь. Да и вообще, вот здесь: как можно понять смысл нагромождений во фразе «Занимавшийся последние полгода предусмотренной решением руководства фирмы добычей из недавно разработанного ближнего карьера кварцевого песка и погрузкой в подъезжавшие конвоем один за другим большегрузные самосвалы купленный недавно и ещё не потускневший бульдозер» и так далее? – Серёга едва не задохнулся, пока читал.– У меня ведь ясно было. Я ведь умею запятые расставлять, поэтому не боюсь ставить определения не только перед определяемым словом, но и после. И конвой зачем? Кого самосвалы конвоировали? Я ведь о веренице самосвалов писал! И как можно было в предыдущем репортаже назвать картину «Презентация Христа публике»?!
– Ты так много говоришь…А как она должна называться?
– Так, как я написал, как художник Иванов назвал: «Явление Христа народу».
– Устаю с тобой. Сейчас мы Петрущева спросим. Алло! Лёня? Зайди.
Юный Лёня явился и объяснил, что он не землекоп, экскаватора не видел ни в детсаду, ни в школьном дворе, ни на тротуарах. А вот бульдозер видел в мультиках американских. И ещё, что он сразу после школы пришёл и уже три года пишет и ему не нравится, что кое-кто без году неделя в газете, но любит блеснуть своей грамотностью. И многим это не нравится. Видите ли, начинает тут учить, что всё не сделал – это ничего не сделал, а не всё сделал – это сделал, но не всё. Чушь. Говорят, что в русском языке свободный порядок слов, так и нечего умничать. И добавил:
– А то, что мы переделываем твои фразы, чтобы без запятых, так это потому, что как тебя проверить? Ты говоришь, что знаешь, где их ставить, а почему мы должны тебе верить на слово?
Серёга слишком молод, чтоб сдержаться:
– Я тоже на американских мультиках рос. Там бульдозеров не было, это были погрузчики, с ковшом перед собой. Это переводчики путали. А ещё я в универе учился. И знаю, как склонять фамилии. А ты их вообще не склоняешь, потому что не знаешь правил.
Лёня пожал плечами:
– Вот видите? Без году неделя… Он неисправим. А ещё он вчера файл кармашком назвал. Тот файл, в который мы бумажки вставляем, прозрачный. А я считаю, что надо наоборот: карман файлом называть. Джинсы с файлами – это лучше звучит, чем штаны с карманами.
– Ага, а напёрсток будет контейнером для пальца, – не удержался и съязвил Серёга. И осёкся и невольно коротко метнул взгляд в сторону главного.
Главный подвёл итог:
– Нам легче безграмотного приручить, чем грамотного переучить. Мы газета продвинутая, время опережаем, в хвосте его не плетёмся. Ты пойми это. Может, язык наш и слишком продвинулся; может, таким языком только через десятки лет будут разговаривать, но зато нас отсталыми назвать невозможно. Ладно, ты парень ничего. Работай пока, а там посмотрим.
Из кабинета главного Серёга вышел удручённым. За окнами солнце светило беззаботно, народ гулял беззаботно, голуби беззаботно гадили на голову известного писателя. На завтра Серёге поручили написать статью о преимуществе знакомства по интернету перед уличным знакомством – вполне современная тема, сказал плешивый завотделом. Но Серёге трудно было размазать продвинутую тему на среднюю хотя бы статейку, коль не мог он согласиться с тем, что живое общение можно заменить каким бы то ни было иным. Поэтому он решил, что ограничится маленькой заметочкой. Но и она далась ему не сходу. До конца рабочего дня и бродя по улицам вечером ничего не придумал, никакой зацепки не нашёл для затравки. Вечером выслушал от мамы, что днём кто-то звонил насчёт работы. Звонивший не представился, но обещал перезвонить. Серёга сжевал поданный мамой ужин и, в душе обзывая себя бездарностью, включил телевизор. И первые же услышанные телеслова ошеломили Серёгу: вот оно! Он уселся за комп и, слушая развивающую передачу в исполнении недоразвитых телеведущих, просеивал услышанное, записывая наиболее продвинутые слова, соответствовавшие заданной теме статьи. Затем полчаса связывал галиматью в нечто. И через полчаса Серёга прочёл сляпанное:
"Экстерьерная локация инициативной кардиокоммуникации не актуальна в контемпоральной ситуации. Кардиокоммуникация в онлайне максимализирует потенции верификации персональных контентов. Вербальный вариант масштабирования проблем индивидуальности адекватно фиксирует корреляцию функционала мультигендерной колаборации даже в кейсе бракоассоциирования. Контемпорантный тренд активизации экшена актуализирует экстремальные параметры денотативно-коннотативных концептов семантики (с превалированием ситуативной специфики) и эмоциональный прецедент профицита региональной вариации прогрессирующей регрессии в режиме реляции трафика под инспирацией ламинарной турбулентности".
И остался доволен. Особенно ему понравилось словосочетание "мультигендерной колаборации": это даже продвинутей того, что от него уже требовали. Не вполне понятна середина, зато вполне окончание соответствует современной бурной жизни. Но вскоре он задумался: это хулиганство. Вызов. Не напечатают. Но потом вспомнил о знакомом писателе, который намеренно пишет путанно, с грамматическими ошибками, неверно употребляет слова – не всегда можно смысл понять. Однако его творения вызывают не только недоумение, но и настроение, некую атмосферу. «Ну, и моя заметочка какое-то настроение вызывает», – решил Серёга.
Перед сном он проверил электронную почту: его, оказалось, ждало сообщение. Некий Шпределёв от имени какой-то незнакомой фирмы пригласил на собеседование в семнадцать тридцать завтрашнего дня. Почему-то в скромное кафе на пути от редакции к дому. Серёга понял, что это вместо обещанного «мы вам перезвоним». «Ладно, утром осмыслю», – решил он.
Всю ночь Серёге снились путаные сны. Снились самосвалы под конвоем главных редакторов. Главные редакторы превратились в одного Лёню, который сказал: «Фамилию Шевчук склонять запретил охранник». Потом роялист тыкал шпагой в рояль и глухим голосом кричал: «За короля!» А на мультигендерной мультиварке сидел человек в поварском колпаке, и Серёга почему-то знал, что его фамилия Брага и вопреки правилам языка её не склоняют, потому что человек – итальянец. А итальянцу кулаком грозил откуда-то из неясности кто-то и говорил: «Это я немец. Я Моор. Это мою фамилию склонять нельзя». А в ковше погрузчика расставил руки старик, и Серёга о нём тоже знал, что его фамилию склонять нельзя, потому что он –депутат горсовета. Старик сказал: «Контемпоральный тренд» – и погрузился в песок. Потом главред тянул к себе аркан и рычал Лёне: «Мы тебя приручим». А завотделом время от времени выяснялся откуда-то, потирал свою плешь и обмахивался кепкой знакомого писателя. В общем, каша какая-то. Но что странно: Серёга прекрасно выспался.
Утром ему на глаза попалась стопка сложенных пополам газет с его заметками; эти газеты мама собирала, сам Серёга к таким газетам был равнодушен. Серёга пробежал взглядом фразу из видимой части верхней газеты: «Роялист как бы масштабировал лимиты интерьера». Это был перевод Серёгиной не очень гладкой фразы «Своей игрой на рояле пианист словно раздвинул пределы зала» на принятый в его газете вариант продвинутого языка. «Всё, пойду на собеседование»,– решительно сказал себе Серёга.
Завотделом удивлённо взглянул на Серёгину статью, вопросительно взглянул на Серёгу, прочёл, пожал плечами, спросил, почему так мало, и повёл к главному. Главный тоже подивился малому размеру статьи, но, прочтя, ахнул: мал золотник, да дорог! Вот это словарь! Да мы, мол, на сто лет всех опередили, да на таком языке через сто лет только будут разговаривать. Ай да мы! Серёга молча смотрел на них и думал о том, что в семнадцать тридцать его ждёт собеседование.
В кафе Серёга вошёл ровно в семнадцать тридцать. Ему улыбнулась и кивком поприветствовала весьма приятная женщина с прямой осанкой. На столике перед нею искрилась пузырьками бутылка с минералкой и стояло два стакана. Серёга подошёл к её столику и сел напротив. Женщина помолчала, разглядывая его лицо, попросила называть её Марьей Ивановной, налила из бутылки в стаканы до половины, коротким жестом предложила стакан Серёге, затем задала несколько вопросов о том о сём. Серёга сидел настороженно, отвечал сдержанно. Женщина продолжила:
– Я представляю крупную корпорацию. Не спрашивайте, как мы узнали о Вас. Это случайно. Нам требуется человек, умеющий писать с ошибками для шифровки коммерческих сообщений. Ни одна программа не может быстро расшифровать текст с неслучайными грамматическим ошибками, нарушающими, скажем так, гармонию языковой системы. В нашем случае это система русского языка. Нет способов создать шифр, который было бы невозможно расшифровать. Расшифровывается всё. Дело лишь во времени. От Вас будет требоваться, чтобы время разгадывания Вашего шифра превосходило время устаревания нашей информации.
Серёга удивился: но почему вдруг он подходит? Ведь он как раз-то пишет без ошибок.
– Нам и нужен человек, умеющий писать безукоризненно. Для того, чтобы писать с ошибками. Человек, не знающий правописания, делает случайные ошибки, но случайно может писать то с ошибками, то без оных. В одних и тех же словах. И к синтаксическим ошибкам это тоже относится. Потому расшифровать его тексты вполне легко.
– Но, извините, вы могли бы, например, использовать какой-нибудь язык, не изученный мировой лингвистикой, чтобы воспользоваться хотя бы его синтаксисом, – снова прервал её монолог Серёга.
– Но основой остался бы русский, это обойти невозможно, – она вскинула брови; было видно, что Серёгино замечание ей понравилось. – Нам нужен специалист, который будет делать осознанные нарушения русского правописания. Такой человек случайно правильно не напишет. Безграмотный не поймёт, когда прав, а когда ошибся. Мы предлагаем Вам очень ответственную работу. С соответствующим вознаграждением. Работать будете совершенно самостоятельно. Проверять Вас некому, – она улыбнулась второй раз за время беседы.
Серёга понял: работа по специальности, не скучная, творческая. И даже романтическая. Или романтичная. Здорово. Он согласился. Главный редактор расстался с ним с сожалением.
В корпорации его ценили, с ним считались. Несколько огорчало его то, что, соглашаясь с ограничениями, налагаемыми допуском к коммерческой тайне, он обязался ограничить личную свободу.
10.02.20.