Игра с тенью. Дуэль Тениша. Глава 22

Джон Дори
        Глава 22. Алидага Белая и Алая. Салангай

Башня — это путь к небу, этакий колодец наоборот. Шпили и башни Нима всегда заставляли меня продолжать взглядом их линии, следуя им, устремляться в небо.

Башни Алидаги были иными. Они существовали не для неба, и не для земли, и не для человеческого взгляда. Они заставили меня вернуться к разговору с Каспером. Мне кажется, я начал понимать его неприятие Искусников и их творений.

Ещё издали меня удивило белое сияние над берегом. Это не был маяк, это было яркое белое пятно, чуть размытое расстоянием, парившее на фоне серого хмурого неба. Пятно это, как мне казалось, то ли меняло форму, то ли по нему проносились какие-то тени. Отчего-то мне хотелось смотреть мимо него, оно не возбуждало даже естественного человеческого любопытства. Разум и взгляд готовы были избегать его, внимание соскальзывало с него, как капля воды соскальзывает с куска масла.

Масштабы этих сооружений подходили природным образованиям, но правильная форма и нечто ещё — некое нарушение, нарочитость — выдавало в них продукт разумного действия. Так было, пока мы не подошли ближе, и в момент, когда скалистый высокий берег ещё не заслонил белую феерию, я успел разглядеть ажурную конструкцию — высотой не менее полулье, чуть скособоченную, а потом, похоже, выправленную. Она была бы красива. Если бы уродство могло быть красивым.

Резная полая колонна с незаконченным, обломанным верхом без капители, чуть поведённая вправо, прорези её были огромны: в них влетали низкие облака, пронизывали насквозь — это то, что я принял за изменение формы или бегущие тени. При этом она блестела  глянцем, как белое матовое стекло.

Ниже, заслоняя это белое свечение, выделилось громоздкое приземистое нечто, что я вначале принял за холм — настолько это было циклопично. Но идеально гладкие стены, ровные правильные грани говорили, что это не создание природы.

По местным правилам, мы не могли заходить в порт Алидаги и встали на рейде у входа в бухту, неподалёку от брандвахты.
Вскоре с берега к нам поспешили баркас и лодки для обмена почтой и пассажирами.

Здесь почтенное семейство Гуго (так теперь звали пёсика, бодро ковылявшего с прочным лубком на лапке) сходило на берег.

Они спустились в лодку, и я вздохнул с невольным облегчением.

— Настоящие салангайцы, — послышался голос позади меня.

Капитан ван дер Оэ стоял рядом, кутаясь в гриего. Порывы ветра и правда были свежи, но капитан не был неженкой и плащ его показался мне символом, как будто ван дер Оэ хотел поставить между собой и неприветливым берегом как можно более преград.

— Вы хорошо знаете их?

— Да уж куда лучше! С войны я с ними знаком, — капитан помолчал, провожая взглядом отплывающую лодку. — Коли видели одного салангайца, почитай, видели их всех. Глаза масляные, волосы кучерявые да рыжие. А уж на характер… не приведи Господь.

— Хорошо дерутся?

— Дерутся? Никак нет. Одно только и умеют — визгу напускать да зубы скалить, а воины они никакие: чуть опасность — бегут, оружие бросают и бегут. Наряжаются ещё красиво. Кушаки алые, треуголки с галуном и пером. Перо чуть не в рост его самого. На батарею этакий запрыгнет, шапкой своей помашет — петух петухом, а как ядра бросать, так всё в сторону, да и пушки у них плохого литья: снаружи маслом смазаны для блеску, а силу пороха не держат — рвёт стволы. В расчётах у них как смертники служат, да и то сказать… как служат? Пока не сбегут.

— Выходит, Салангай не зря войну проиграл? Не случайно?

— Как же случайно? Она ведь не враз выигралась, война-то. Сражения шли без счёта, только здесь, в этой самой Алидаге сколь народу погибло! Я молод был, и друзья мои были молоды, а скольких не досчёлся к той победе… Нет, победа далась нам не за зря.

Мы молча посмотрели на гигантскую цитадель Алой Алидаги, над куполом которой — выпуклым, как спина черепахи — едва виднелось сияющее сплетение фарфоровых тяжей Алидаги Белой, уходящее ввысь. Приземистая махина была уродлива, но всё же не вызывала такого отторжения, как её белая сестра, возможно, от явно выраженной геометрической точности. В плане это был правильный пятиугольник с невысокой колоннадой по верхнему краю. Но размеры её потрясали.

— Из чего только сделана эта башня? Я могу предположить, что это красный гранит, но каково искусство строителей — я не различаю швов между блоками.

— Швы между блоками? — откликнулся капитан. — Да откуда же им взяться, сударь мой, — нет там никаких швов. Уж я её всю облазил и изнутри и снаружи обошёл — монолит. Цельное литьё. Камень-не камень, а только ядра от стен отскакивают, как горох. Рикошет, нда-с. А бывает, и тонут.

Я невольно глянул на воду, но капитан, заметив мой взгляд, усмехнулся и пояснил:

— В стенах тонут. В стенах.

Я непонимающе уставился на него. Он продолжил, и я услышал то, что готов был принять за солдатскую байку, если бы не то, что Хирзолт ван дер Оэ был не способен к вранью любого толка.

— Произвели выстрел, ядро не срикошетило — к такому-то мы уже попривыкли, что летают как мячики. А на тот раз оно взяло, да и приклеилось к стене и начало как бы тонуть в ней. Спервоначалу такое видеть страшновато было, а после привыкли. Даже время засекали, за сколько оно в стену уйдёт. Однажды полчаса никак не тонуло.

— А следы?

— Извольте взглянуть — никаких следов нет. И тогда не было. Гладко, — с этими словами он протянул мне свою подзорную трубу.

Я с жадностью принялся разглядывать таинственную башню. Пожалуй, что алой эта громадина не была, по крайней мере — в свете серого пасмурного дня. Скорее, чуть розовой, как бывает розов гранит. Она не была построена на скале, а сама и представляла скалу. Скалу, чья северная часть уходила прямо в глубину вод.
Никаких отметин от ядер, как и других следов воздействия времени и разрушения я не увидел.

— Да ведь взять такую крепость невозможно тяжело! — воскликнул я.

— Никак нет, — отвечал невозмутимый ван дер Оэ, — не тяжело. Осадой обложили, и месяца не прошло, как господа рыцари все выползли. Все, сколько их осталось. Восемнадцать человек. И доложу я вам, свирепости в них было очень мало. А из Белой и вовсе никто не вышел, маги их все там в своей башне и перемёрли. Провианту-то там нет.

— Но она такая огромная! Мне кажется, там можно год и два отсиживаться. Тем паче — ядра не берут.

Капитан снисходительно улыбнулся и принялся пояснять:

— Величина эта — только кажимость. Она не полая, башня-то, а вся из такого камня, вся целиком. Вооон там, наверху — площадка под куполом, и ход туда снизу — едва человеку протиснуться, пологой, даже ступенек в таком материале не вырубить, для подъёма верёвку с узлами пустили — и карабкайся наверх. А наверху… стояли у них пушечки, да казармы деревянные были устроены, и сокровищница каменная. Охранять-то такую дуру легко — ход один, а вот жить в ней нет никакой возможности. Как вода закончилась, так они и повылезли. Салангайцы…

Капитан решил не оставаться на ночь вблизи Башен, и мы ещё засветло покинули стоянку.

Я оглядывался на уходящие громады, пытаясь закрепить их в памяти. Никогда раньше я не сталкивался с творениями Искусников так близко, и теперь страх и какое-то оскорблённое чувство боролись во мне с невольным благоговением. Но сильнее всего было полное недоумение. Что это? Для чего? Почему тут? И ощущение оставленности, исходящее от молчаливых гигантов. Не заброшенности, а именно временной оставленности, как будто хозяин отложил свои дела и вышел. Но скоро вернётся. Всё больше я понимал Каспера, всё больше страха поселялось в моей душе, и, бросив последний взгляд в вечереющее небо, на готовый исчезнуть в наступающей ночи силуэт, я прошептал с жалкой надеждой:

— Может быть, всё-таки не Зло?

 
=======================   
Примечание:
   
Салангай — заклятый противник Шеалы, родины Тениша.
 
Все островные государства — постоянно грызущиеся друг с другом в вялом, но непрекращающемся противостоянии. Пояс островов Бонома — это скопище островов и островков там, где у нас пролегают тропики Рака и Козерога.

Материков на планете нет. Один из самых крупных островов в этом районе — Шеала, где находится королевство со столицей в Ниме. С юга самый близкий из островов подобного размера — Марана. Она южнее, ближе к экватору и в центральной части представляет собой пустынное сухое нагорье, мало пригодное для жизни. А вот его северная оконечность — полуостров Салангай во многом напоминает юг Испании, и считается благословенным краем.



                < предыдущая – глава – следующая >
  http://www.proza.ru/2020/04/02/294          http://www.proza.ru/2020/04/08/1761