НАУКА И ДУХОВНОСТЬ
Дэвид Бом (1990)
Одна из важнейших (хотя и небезупречных) работ о вреде механистическо-цифрового мировоззрения. - Ред.
BOHM_Essay_REVISED2.pdf
Каждый, кто серьезно занимается наукой, становится убежден, что дух проявляется в законах вселенной - дух неизмеримо высший, чем человеческий, тот, перед которым мы с нашими ничтожными силами должны чувствовать себя скромно
Альберт Эйнштейн
Тысячу лет назад наша культура не была разбита на фрагменты, как сейчас. В то время наука и духовность не были разделены. С тех пор они сильно разошлись. На мой взгляд, важно соединить их вместе. Я начну с обсуждения науки. Наука - это в основном абстрактный вид знаний, систематически и рационально организованных и направленнных на то, чтобы понять, что является общим и что необходимо. Законы Ньютона смогли предоставить одну из идеальных форм такого знания. Наука - это в основном коллективная деятельность, и в ней люди работают вместе, чтобы со временем создать общезначимые знания. Наука не значила бы много без этого.
Однако наука обладает определенными чертами, такими, как удивление и любопытство, которые выходят за рамки знаний. И здесь она приобретает дополнительную функцию, которая имеет решающее значение. Наука признает факт или его интерпретацию - нравится нам это или нет - то есть согласуется ли это с глубоко укоренившимися убеждениями или нет. Это посвящение фактам редко имеет место. Большинство людей не готово слишком далеко зайти в политике или в религиозных организациях. Но настойчивость в отношении определенного рода честности является ключевым моментом того, что я называю «научным духом». Это принцип, который пронизывает всю научную деятельность. Сам путь развития науки косвенно подтверждает его значимость. Было бы необычайно ценно, если бы этот дух мог преобладать во всей жизни. Я думаю, что это избавило бы нас от большей части нынешних проблем.
Что такое дух? Это понятие происходит от латинского слова, означающего дыхание или ветер. На этот образ указывают деревья, раскачивающиеся с невидимой силой ветра. Таким образом, мы можем мыслить о духе как о невидимой силе ("Звездных войн"? - Пер.*) - живительной сущности, которая глубоко трогает нас, или как об источнике, который движет всем изнутри. Таким образом, мы можем думать о духе как о невидимой силе - животворящей Сущности, которая движется глубоко внутри нас. Дух, следовательно, не проявлен. "Проявленное" или "манифестированное" означает буквально на латыни «что можно держать в руке». Вы не можете удержать дух в руке. Это "тонкое", то, что действительно противоположно проявленному. Слово «тонкий» означает «изысканный, неуловимый, неопределимый». Латинский корень слова subtilis означает точно сотканный. Мы можем брать все более и более тонкие сетки, через которые мы "просеиваем" реальность, но в конечном счете дух настолько тонок, что он проходит через любые сита. Поэтому, будучи невидим и непостижим, он имеет ключевое значение.
Одним важным моментом, который мы связываем с духом, является смысл. В английском языке есть три коннотации понятия смысла: значение, ценность и цель. Значение как знак есть просто то, что указывает на что-то другое. Ценность имеет тот же корень, что и добродетель или доблесть, и означает внутреннюю силу. Мы ощущаем ценность чего-то, будучи сильно этим тронуты. Мы могли бы также сказать, что если что-то очень важно для нас, мы ощущаем его ценность, и что это создает реальную цель.
Эти три аспекта являются ключевыми чертами жизни. Жизнь не имела бы ценности, если бы ей не хватало смысла, потому что тогда ей не хватало бы значения, и мы почти не создавали бы энергии и целей. Поэтому дух, хотя его значение может быть очень тонким или непостижимым, кажется, имеет огромную воздействующую силу. Мы могли бы действительно сказать, что без значимости, ценности и цели жизнь не имела бы большого смысла. Чувство бессмысленности в нашем обществе может быть корнем большей части его нынешнего недомогания.
Я бы добавил, что смысл лежит в основе всего нашего существа. Как мы действуем, определяется тем, что имеет для нас смысл или ценность. Очень элементарный случай - когда человек, идущий в темном месте, видит тень, которая может означать присутствие того, кто способен напасть. Эта интерпретация тени может пробудить все тело, подбросить адреналин и заставить учащенно биться сердце. Значение тени заставило эти изменения произойти. Значения гораздо большей тонкости могут побудить нас к чему-то намного большему. Если мы столкнемся с трудными вопросами и проблемами, мы должны увидеть их значение и иметь энергию, чтобы сделать это. Но, как мы видели, конечный источник смысла тонок и не может быть проявлен. Более глубокие значения ведут нас к вопросу о духовности.
Человек имеет естественную ориентацию на духовность**. Действительно, наши предки видели дух во всем и как основной источник всего. Все было живым, и каждый человек был частью всего. Это был довольно естественный взгляд. Постепенно, по мере развития цивилизации, люди уходили от прямого контакта с природой в большие селения и города. Организованные религии развивались как духовная деятельность и заменяли природу как место контакта с духом, а также осуществляли связь духовных потребностей с потребностями общества. Религии обычно включали в себя определенный род философских знаний, включая общее мировоззрение, которое было совместимо с основными понятиями этих религий о духовности.
Однако позже, по мере развития технологий и науки, он стал отрываться от религии. Развивалось другое мировоззрение, которое становилось все более и более независимым от религии. В Новое время этот научный взгляд начал преобладать. Еще в древней Греции существовало мнение, что Вселенная была упорядочена от центра в виде Земли, и дух приобретает наибольшее значение, когда мы выходим на небеса с их абсолютным совершенством. На земле все несовершенно, в то время как планеты движутся по вечным совершенным орбитам. Считалось, что предметы падают, ибо их естественным положением является центр земли и они стремятся достичь его. Всему есть свое место и все движется в соответствии с ним. Эта идея была продолжена в Средние века и произвела мировоззрение, находившееся в полной гармонии с господствующей религией.
В наше время эта гармония распалась. Взгляд модерна стал механистическим. Вселенную сравнивали с гигантской машиной, похожей на часовой механизм, а позже со структурой атомов. Этот взгляд не исчез: ныне он сравнивает человека с машиной и связан с развитием искусственного интеллекта. Декарт сказал, что машинами являются природа, животное и человеческое тело, и только бессмертная душа человека - это не машина. Это восприятие привело к разделению между религией и наукой. Наука тем самым обрела свободу от вмешательства религии. Бог создал мир как машину и позволил ей работать. Ученые могли изучать космическую машину, в то время как богословы могли иметь дело с бессмертной душой человека. Таким образом, ученые могли почувствовать, что эта машина - их дело. Некоторые богословы тоже были счастливы, потому что они хотели бороться с пантеизмом, утверждавшим, что дух разлит в природе. Им это не понравилось по многим причинам, и поэтому они были очень готовы принять тот взгляд, что был им нужен для своих целей***. Но потом они в конечном итоге проиграли, потому что наука начала работать над исследованием того, что казалось предельным: окраин вселенной, природы жизни и разума, и нигде не видела эту бессмертную душу. Мир выглядел так, как будто мы могли бы объяснить все как машину.
Это развитие привело к очень плохим последствиям. Так, Стивен Вайнберг, один из ведущих физиков нашего времени, говорил, что чем больше мы смотрим в космос, тем меньше видим каких-либо доказательств смысла. В мире нет какого-либо места для духа, он весь - механизм. Область духа отступила, пока она не ушла из сферы науки вообще. Наука во многом заняла место религии как источника истины в нашем обществе. Несмотря на это, мы все еще можем придерживаться идеи духа, но за счет своего рода раскола в жизни. Например, когда я учился в колледже, там был профессор биологии, который преподавал эволюцию. У него были, однако, более или менее фундаменталистские взгляды на религию. Когда его спросили, как он мог так сделать, он ответил: «Ну, в будни я преподаю эволюцию, а по воскресеньям у меня совершенно другое мнение". Точно так же, когда мы живем в обществе и работаем, мы на самом деле механицисты. Почти все, что делается в обществе, ориентировано механистически, но мы стараемся привнести духовность в другие сферы жизни в особых случаях.
. Это свидетельствует о недостаточной согласованности. Непоследовательность означает, что мы работаем против себя, тратим энергию и делаем все контрпродуктивно. В любом случае, чтобы иметь реальное значение, нужна согласованность. Некогерентные значения в конце концов не имеют смысла. Это, вероятно, корень всякой бессмысленности. Вокруг нас множество значений, которые никак не связываются и не складываются в целостный смысл. Современные взгляды на науку должны способствовать нынешнему отсутствию смысла - отчасти будучи напрямую механистическими, и отчасти косвенно, заставляя людей, которые хотят держаться за духовность, быть непоследовательными в различных аспектах их жизни.
Но действительно ли современная наука требует от нас именно этого? В настоящее время большинство ученых, кажется, считают, что это неизбежно. Разумные аргументы здесь могли бы быть приведены в XIX веке, но с тех пор возникли теория относительности и квантовая теория, которые стали фундаментальными революциями. Я полагаю, что эти теории куда менее совместимы с механистическим мировоззрением. Математика квантовой теории предполагает, что основное движение материи следует понимать как процесс скрытия и раскрытия. Из чего-то тонкого есть раскрытие во что-то проявленное. Любая явная вещь постоянно поддерживается раскрытием более тонкой. Математика предлагает, например, набор волн, которые разворачиваются из целого в каждую область пространства и сворачиваются из этой области обратно в целое. Голограмма - это инструмент, который иллюстрирует этот принцип.
Ключевым моментом является то, что современная физика действительно предполагает, что все, таким образом, внутренне связано со всем остальным. Мы внутренне связаны с целым. Образом этого является сознание, потому что в сознании мы принимаем все, что есть в нас и вокруг, и содержание сознания определяет, кем мы являемся и как мы будем реагировать. Мы не связаны механически. Например, если люди хотят изменить курс действий других, они, как правило, не давят механически - это было бы насилием, - скорее они говорят что-то, что передает смысл. Если их общение будет успешным, слушатели будут действовать соответственно. Все внутренне связано до некоторой степени, и это учитывает ограниченную и относительную независимость от объектов, которые мы обычно испытываем в больших масштабах. Я не отрицаю роль классической физики с ее относительной независимостью от объектов. Но если поразмыслить глубже, не только мы и наши умы не механистичны, но даже физические объекты не являются механическими, если смотреть глубоко с электронного уровня. Механистический мир будет производить то, что ведет себя в ограниченной области как машина. Например, люди могут подражать машине, если того захотят.
Таким образом, ключевой момент заключается в том, что науку теперь можно понимать не как ограниченную механизмом, и это в конечном итоге позволит ей играть более тонкую роль, совместимую с духовностью. Тем не менее, наука, как мы ее знаем, сама по себе не может придать чему-либо значения, ценности и цели. Наука имеет свои ценности. Признание этого факта, нравится он нам или нет, само по себе имеет значение. Кроме того, наука имеет целью получение знаний и удовлетворение любопытства. Тем не менее, это все еще довольно ограниченное значение. Наука может вмешиваться в связное более широкое значение, если оно принимается в строго механистическом смысле. Организованные религии также могут делать это путем насильственного навязывания своих убеждений с их подразумеваемыми ценностями и целями. В конечном счете, такие взгляды также приводят к механицизму таким образом, который мало отличается от вытекающего из механистического взгляда на науку.
Итак, наука, как мы ее знаем, сама по себе не может придать смысла в глубоком смысле конечной значимости, ценности и цели. Поэтому исследование духовности должно проводиться в научном духе свободного признания любого факта или интерпретации. Нравится нам это или нет, мы по крайней мере смотрим на это, а не просто отвергаем или отказываемся смотреть как и многие ученые. Но можем ли мы действительно сделать это? Или мы будем слишком привязаны к чувству безопасности, которое исходит от твердых убеждений? Религиозные верования часто придерживались этого мнения. Я знаю Далай-ламу и имел много разговоров с ним. Я помню, как однажды кто-то сказал ему: предположим, наука должна показать, что что-то из убеждений буддизма неверно. Он сказал: «Тогда мы бы наверняка оставили его, если нам все будет ясно доказано". Это показывает, что возможно иметь какой-то религиозный взгляд и не принимать свои убеждения таким образом, что ничто из них ни при каких условиях не может быть пересмотрено.
Или же в науке может быть больше духовного? Нынешнее понятие таково, что наука не имеет ценности, за исключением, возможно, правды, честности и тому подобных понятий. Но это не совсем так. Томас Кун сказал, что ученые в своем мышлении почти неосознанно выбирают парадигмы, которые отвечают их ценностям. Одним из нынешних представлений остается то, что механизм является чем-то единственно правильным. Другая ценность в том, что мы хотим сделать все предсказуемым и управляемым. Было бы хорошо, если бы ученые знали об их ценностях и изучали их по-настоящему научным образом поскольку мы позволяем научному духу расширяться, чтобы учесть ценности науки или, по крайней мере, для откровенного признания того, что они есть, и что многие из них могут не иметь необходимой основы. При таком подходе ученые могут обнаружить несоответствия в их основных ценностях, и это может привести к тому, что они захотят изменить эти значения.
Таким образом, важность ценностей очевидна. Ценности имеют значение, стоящее позади них; целостность является одним из значений, а механицизм - совсем другим. Если вселенная есть механизм и ценности, заложенные в нем, то индивидуум должен постоять за себя. Для механицизма люди являются отдельными существами и должны заботиться в первую очередь о себе. Все мы отталкиваемся друг от друга, и все пытаемся победить. Но значение целостности в том, что все внутренне связаны со всем остальным, и, следовательно, в конечном счете, для людей не имеет смысла игнорировать потребности других. Точно так же, если мы рассматриваем мир как состоящий из множества маленьких кусочков, мы попытаемся использовать каждый из них, и в конечном итоге можем уничтожить планету. В настоящее время мы вообще не понимаем, что мы едины с планетой, что все наше существо и субстанция происходят из нее****. Ключевой частью общего значения является наше общее мировоззрение, и мировоззрения оказывают глубокое влияние на ценности. Поэтому то, что мы видим или предполагаем в этих вещах, не должно быть воспринято слегка.
Такой запрос явно имеет более широкое значение для всей нашей культуры. Чтобы увидеть, что это значит, сначала я хотел бы отметить, что культура, на мой взгляд, имеет общее значение. Какая бы форма культуры у нас ни была, в центре ее стоит смысл, будь то в науке, духовности или искусстве.
Что такое искусство? Возвращаясь к происхождению слов, скажем, что слово art основано на латинском корне, означающем «соответствовать». Он появляется на английском языке в таких словах, как артефакт, артикуляция, артизан (ремесленник). Все это говорит о том, что в более ранние времена искусство не рассматривалось как нечто отдельное от жизни в целом. Но с общей склонностью цивилизации к фрагментации, мы разбили вещи и сказали, что искусство является особой сферой. Оно имеет очень мало практического значения и обладает главным образом эстетической ценностью. Тем не менее и применительно к искусству я хотел бы подчеркнуть, что для него имеет значение согласованность. Искусство по-своему связано с целым. Люди ищут целостности, но не все целостные взгляды последовательны. Например, нацизм нацелен на тоталитарный подход, подразумевающий некую цельность, но он крайне ограничен и, конечно же, не принес ничего хорошего. Ясно, что мы ищем не просто целостность, а последовательную целостность. Художник, как и ученый, стремится создать целостность, но он отличается от ученого тем, что не ищет цельного знания того, что для этого необходимо. Как правило, он и не строит общезначимую структуру искусства. Скорее художники хотят создавать индивидуальные работы. Данное произведение искусства может иметь универсальное значение, но оно должно быть конкретно ощутимой формой, пережитой в настоящий момент или череду мгновений. Это явление не подчиняется строгим правилам или универсальным законам, так что что оно не похоже на научную теорию, сама сущность которой является целью универсальности и необходимости. Для каждого произведения искусства прежде всего необходимо, чтобы оно было воспринято. Искусство имеет свою внутреннюю необходимость, которая не является в основном абстрактной общей идей, которые художник может создать в течение определенного периода времени. Поэтому индивидуальное произведение искусства может стоять сама по себе, в то время как научные теории должны рассматриваться как часть совокупности научных знаний.
Представляется общепризнанным, что искусство может иметь глубокое духовное значение не только по содержанию, но и форме и способу его созидания. Поэтому мы можем говорить о художественном духе и спрашивать, можно ли в эту жизни влить художественный дух, а также научный. То есть, в наших действиях от момента к моменту у нас было бы проницательное отношение - не механическое, не скучный или рутинный - в котором мы будем двигаться, чтобы все было в порядке и внутренне согласовано. Даже наука должна правильно поступить с этим художественным духом, в его действительном исполнении, а не в соответствии с правилами и формулами. Я не думаю, что «наука» о науке была бы правильной и зашла бы далеко. Я думаю, что было бы лучше назвать ее метод «искусством» науки.
Без научного духа и художественного духа у нас не может быть общей связной духовности. Внутренне бессвязная духовность нам не поможет. Можно сказать, что наука, искусство и духовность являются основным содержанием культуры. Существует не так много аспектов культуры, которые не были бы как-то включены в них, если бы мы расширили смысл этих терминов, как я хотел бы. Пока эти элементы являются отдельными, мы не можем иметь цельную последовательную культуру. Поскольку культура является общим значением, мы не можем тогда иметь связное общее значение. То есть наша культура в конечном итоге не будет иметь никакого значения. Без смысла наше общество развалится. У него не будет никакого смысла, не будет целей.
Мы можем видеть доказательства того, что общество распадается по всему миру. По крайней мере, на Западе общество потеряло большую часть импульса, который оно имело еще в XIX - начале XX века. И важно не только это, но то, что человек не может быть здоровым или целым в культуре, которая расколота в своих основах. Если людям не хватает последовательности, значимости, ценности и цели, они будут страдать не только умственно, но и физически. В связи с этим социальная непоследовательность и индивидуальная подпитывают друг друга. Лица, живущие во внутренне бессвязном обществе, как правило, становятся внутренне непоследовательными, а затем, в свою очередь, помогают создавать бессвязное общество.
Человеческий вид в настоящее время сталкивается с проблемой самого его существования. Можем ли мы предоставить всем адекватную физическую и социальную основу для жизни без разрушения планеты экологическими катастрофами, климатическими изменениями и так далее? Позволят ли нам силы национализма и религиозных разногласий собраться вместе, чтобы встретить эти проблемы, которые имеют всемирный характер? Очевидно, что это зависит от широкого распространения смысла, что позволяет создание цельной культуры, которая в конечном итоге станет планетарной (Наивность 1980-х гг. - Пер.).
Как может возникнуть целостная культура? Я хочу предположить, что главное ее начало - это иметь возможность вести диалог*****. Таким образом, люди в разных субкультурах могут объединяться для диалога и обмена своими значениями, или, возможно, выходить с новыми значениями, которые были бы общими. Мы должны начать с людей, которые достаточно открыты, чтобы начать диалог - мы не можем начать с тех, кто не хочет. Нам нужно место, где люди могли бы просто собраться говорить, не пытаясь решить какие-либо проблемы, просто общаться, делиться мнениями и видеть, могут ли они прийти к общему пониманию. Не существует установленной формы или практики для установления связи, кроме как участвовать в общении самому, а затем столкнуться с проблемами этого. Кроме того, если мы говорим, что мы хотим общаться, но отдаем приоритет решению какой-то практической проблемы, это нас ограничит. За каждой практической проблемой стоит предположение, которое может остановить нас. Некоторые из вещей, о которых мы хотим сообщить, могут вытекать из этого предположения.
Предположим, мы говорим, что мы просто хотим общаться, и мы не собираемся уделять первоочередное внимание решению любой проблемы. Это напоминает мне историю, которую я прочитал много лет назад. Антрополог изучал одно племя американских индейцев. Он заметил, что они часто собираются в кружок по 20-30 человек и беседуют. Там не было ни повестки дня, ни принятия решений, ни полномочий. Беседа прекращалась в определенный момент, и антрополог не сразу понял причину этого. Однако, когда разговор остановился, все его участники, казалось, знали, что предпринять, потому что они так хорошо понимали друг друга.
Мы не можем сделать это сейчас. Наши встречи намного сложнее, когда мы хотим попытаться заставить людей по-настоящему работать вместе. Представьте, что все люди соберутся вместе хотя бы в одной стране. Мы часто не можем добиться этого даже в одной семье, гораздо меньше между странами, культурами и религиями, потому что мы неосознанно привержены тому, чтобы с самого начала делать противоположное. Не случайно, что мы находим иное таким сложным. Мы пытаемся преодолеть это обязательство, но это означает, что мы неосознанно сопротивляемся тому, что пытаемся сделать. Это сопротивление находится в нашей памяти и во всей системе, включая всю нашу культуру. И это не просто несвязно, это контрпродуктивно - . пытаться что-то делать и одновременно удерживаться.
Я думаю, что мы должны преобразовать культуру, начав с ядра - небольшой группы людей, которые могли бы создать новую культуру. Как я уже сказал, сделать это на самом деле не практика, а постоянная ситуация творческого обучения в общении. Когда мы начнем делиться смыслом, мы также будем делиться ценностями и развивать общую цель. Если все понимают нечто общее, мы все можем работать вместе. Если мы все видим это по-разному и имеем разные цели, мы не можем этого сделать. Реальная беда в том, что у нас нет последовательной культуры. Когда мы начнем делиться смыслом, мы также будем делиться ценностями и развивать общую цель.
Антропологические исследования показывают, что в древности люди обычно имели более последовательную культуру. Край не важно, чтобы мы создали целостную культуру сейчас. В противном случае я не думаю, что человеческая раса останется жизнеспособна и не вернется назад в каменный век. С появлением современных технологий, мы должны сделать этот шаг, или мы не сможем выжить. Технологии стремительно увеличивают нашу мощь - способность разрушать, а также творить. Например, с помощью железного топора мы смогли с большой скоростью вырубать деревья и превратить в пустыню значительную часть Африки. И теперь, с помощью цепной пилы, мы можем уничтожить все леса, если захотим. Проблема в том, что мы должны собраться вместе, чтобы сделать что-то умное в таких вещах. И если люди не могут даже говорить вместе, как мы можем это сделать?
Надо начинать с тех, кто понимает суть беседы и видит ее необходимость. Они являются ядром, и мы могли бы назвать это микрокосмом более крупной, последовательной культуры. Если бы мы могли создать такую микрокультуру, это начинание могло бы распространиться. Однако мы не можем установить это с помощью повестки дня с определенной целью, потому что это уже будет искажение по бессознательным мотивам, которые ведут к сопротивлению. Люди, которые думали об установлении социализма, сделал попытку противостоять этой проблеме, но все бессознательные мотивы эгоцентризма сопротивлялись им, и в итоге это так и не сработало. Я думаю, что люди рано или поздно обнаружат, что капитализм тоже не работает. Просто посмотрите на наши экологические проблемы!
Нет, мы действительно должны сделать что-то другое. Если бы мы установили свободное общение, в котором все эти бессознательные мотивы могут быть исследованы, ситуация может измениться. Что нам нужно сделать, так это просто научиться общаться. Люди в ООН вообще не обсуждают основные вопросы, потому что они действительно не подлежат обсуждению. Они обсуждают мелкие вопросы, по которым люди готовы идти на уступки, но мы не можем прийти к общей политике даже там. Необходим диалог в базовом смысле слова, который подразумевает, что значение течет через людей и между людьми, а не в обмене, где каждый человек пытается победить, добиваясь лишь превосходства своего взгляда.
Поэтому диалог означает создание чего-то нового, где выигрывают все. Основная идея диалога - уметь говорить, откладывая личные мнения, как бы удерживая их между собой и группой для всех, чтобы увидеть их согласованность или непоследовательность - при этом не подавляя их, не настаивая на них, ни пытаясь убедить или разубедить других в их ценности. Вместо этого мы просто хотим понять друг друга. Кстати, это сравнимо с тем, как научный дух наполняет наше общение. Нам нужно иметь отчасти научное отношение, когда мы говорим. Это не значит, что мы проводим лабораторные эксперименты, но, по большей части мы слушаем мнения всех, будь они приятны или возмутительны. В этом сама суть научного духа. Мы просто слушаем - если мы можем это сделать.
В этом искусстве диалога первоочередной задачей является увидеть весь смысл каждой стороны без необходимости принимать какие-либо решения о том, кто прав, а кто нет. Более важно увидеть весь смысл, чем позволить какому-то конкретному мнению возобладать. Тогда такое видение создаст новый настрой, в котором сознание всех имеет общее содержание всех этих мнений, на которые мы смотрим. Мнение другого человека может не отличаться от моего. Это означает общее сознание, которое является последовательным. Это тоже своего рода скрытый порядок, в котором развертывается каждое сознание.
С этим общим связным сознанием у нас есть новый тип интеллекта, способного мыслить вместе. Обычно люди в группе не думают вместе. У каждого есть своя идея, и он пытается ее воплотить, даже если и может иногда принимать часть чужого мнения. Однако, если мы думаем вместе и у кого-то возникнет идея, и она перейдет к следующему человеку, который поднимет ее, как если бы она была его собственной, то он пойдет дальше с мыслью, которая до этого принадлежала лишь одному. Идея не принадлежит никому. Это требует полного доверие, которое развивается только в том случае, если мы сможем преодолеть все препятствия на пути диалога - эти бессознательные мотивы эгоцентризм, который я упомянул.
Я не хочу создавать впечатление, что все это будет просто или легко. Но я думаю, что если люди увидят необходимость диалога и серьезно отнесутся к этому, мы можем что-то сделать. У нас может быть это общее сознание, этот разум. У нас также может быть общая связь безличного общения или участия. Это общение является одним из наиболее сильных чувств, которые есть. Я недавно читал, что многие люди находили что-то хорошее на войне, потому что они испытали ценность товарищества, которое они никогда не могли получить в гражданской жизни. Они были готовы пройти через все ужасы войны, чтобы получить это. Но нам не нужно, как это описано в эссе Чарльза Лэма «Жареная свинина», поджигать дом, чтобы запечь окорок. Точно так же нам не нужно иметь войну, чтобы обрести товарищество. Это одно открытие, которое мы должны сделать. С этим общим сознанием люди могли создать целостную культуру, которая подразумевает целостность ума и тела для каждого человека. В основе сознания лежит этот бесконечно тонкий дух, который не может быть определен, и из которого возникают конечные значения способами, которые мы не можем увидеть и понять. Это наделяет целое последовательным, динамичным и творческим смыслом. Этот дух в каком-то смысле един и неделим. Он порой столь неуловим, что мы не так много можем о нем сказать, но важно учитывать возможность того, что он там есть. Если мы попытаемся сказать хотя бы, чем он не является, нам не хватит места. Этот дух раскрывается во многих аспектах, включая научный, художественный и религиозный, и приводит к другому образу жизни - как индивидуально, так и вместе - который двигался бы к непрерывному целому. Это позволило бы расцвести творческой свободе личности, которая не навязывается, но возникает естественным путем. Люди увидят необходимость этого и поймут, что это намного лучше, чем другой путь. Поскольку целостность, здоровье и святость имеют один и тот же корень и поскольку здравомыслие имеет в основном аналогичное значение, оно подразумевает здоровье тела, разума и общества и, конечно же, духа.
* Восприятие такого рода представляется нам нормальным для "естественной" религиозности, включая античную философию. Д.Бом использует понятие духа именно в таком ключе, который также восходит к немецкому идеализму (нем. Geist действительно имеет оттенок безличной силы). А.Л.Доброхотов в словарной статье "Дух" (НФЭ) пишет: "Понятие «дух» в отличие от «разума» (и тем более «рассудка») не столь жестко связано с рационально-познавательными способностями; в отличие от «интеллекта» соотносится, как правило, со своим персонифицированным носителем, с «лицом»; в отличие от «души» акцентирует объективную значимость своего содержания и его относительную независимость от стихии эмоциональных переживаний, в отличие от «воли» на первый план выдвигает созерцания и смыслы, которые могут определять действия, а не акт свободного выбора, в отличие от «сознания» фиксирует не столько дистанцию между Я и его эмпирическим наполнением, сколько их живую связь; в отличие от «ментальности» не включает в себя несознаваемые механизмы традиционных и повседневных реакций и установок. В зависимости от идейного контекста дух может противопоставляться (как оппозиция или как альтернатива) природе, жизни, материи, утилитарной необходимости, практической активности и т.д. У досократиков возникает учение о правящей миром, строящей из хаоса космос объективной силе, которая пронизывает собой мир и даже отождествляется с одной из вещественных стихий, но в то же время не растворяется в пассивной материальности. Чаще всего человек мыслится как носитель силы, которую он мог в себе культивировать, становясь ее сознательным сотрудником. Обычно эта сила обозначалась как одноименная какой-либо из высших человеческих способностей (душа, мышление, сознание, речь)". Для Н.А.Бердяева дух есть просто "иное, высшее качество существования, чем существование душевное и телесное" (Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М.,1994. С.366). В этой работе "Дух и реальность" (1937) спорный отечественный мыслитель подчеркивает, что он говорит "о Духе, а не о Святом Духе", и что проблема соотношения духа (тварного) и Святого Духа в христианстве реальна. К сожалению, он так и не понял, что эта проблема - вплоть до немецкого идеализма и даже позже - во многом вытекает из культурного и ментального зазора между иудаизмом и античностью, где понятие духа никак не резонирует с библейской идеей святости. В раннем христианстве вся пневматология является чисто еврейской и любые проявления античного дискурса или синкретизма отсутствуют. Предположение о них (как в той же статье А.Л.Доброхотова) есть совершенно некритичная проекция в эллинизм ситуации в Германии, где начиная с Майстера Экхарта действительно идет смешение немецкого понятия Geist - в свою очередь не во всем тождественного античному - с библейским, которое было развито в эпоху Реформации (М.Лютер, Ф.Меланхтон, М.Бусер и др.). Несмотря на тенденцию космизировать Дух, влияние традиционного христианского богословия не могло просто уйти, что дало на выходе целый спектр направлений немецкой мысли с большим или меньшим присутствием протестантизма, лишь в редких случаях его отрицанием и гораздо чаще - искажением. П.Пюлкканен, проводя параллели с философией ХХ в., сближает понятие духа у Бома также с "жизненной силой" в витализме и "жизненным порывом" А.Бергсона. В целом один немецкий исследователь небезосновательно утверждает, что "от употребления слова "дух" во многом зависит, до какой степени философия как наука утверждает свою собственную ценность" (Dreyer H. Der Begriff Geist in der deutschen Philosophie vor Kant bis Hegel. Halle, 1907. S.2).
** Здесь надо четко отличать, что мы понимаем под духовностью. Если речь идет о поисках надличностного качества и смысла жизни, то с данным утверждением трудно не согласиться; если же под духовностью понимать утверждение бытия человека в Боге, то о ее естественности библейское богословие говорить не может, ибо связь человека с Богом разорвана вследствие греха и не может быть восстановлена иначе как по инициативе Самого Бога, то есть посредством дара благодати. Утверждение о наличии в человеческой природе "встроенного элемента" связи с Богом, действие которого зависит от воли, может иметь опасные последствия в виде религиозной и даже этнической нетерпимости ко всем, кто подобный дар не использует. Немецкая имманентистская мистика в этом отношении оказалась более опасной, чем православие, в котором при отрицании полного падения и существенной зависимости веры от воли четкая библейская грань между Богом и тварью все же сохранилась. Проблема взаимосвязи естественной и благодатной духовности проходит через все христианское мышление Нового времени, где предпринимались различные варианты ее осмысления. Уже в культуре XVIII в. она привела к многочисленным концептам "естественной религии" с частичным или полным отказом от библейского религиозного содержания. В ХХ в., если можно так сказать, наименее неудачной попыткой ее решения явилось учение А.Кайпера об "общей благодати" в его изначальном неискаженном виде (в дальнейшем эта попытка оправдания культуры привела в Амстердамской школе к сильному обмирщению реформатской мысли). Что касается самого Д.Бома, то общий тон его мысли скорее агностический и оставляет такое впечатление, что он не отрицает существования Бога, но по ряду причин не понимает, как Бог может быть Личностью. Нет смысла ставить это в упрек нехристианскому мыслителю, гораздо полезнее извлечь из его творчества то, что имеет смысл для библейского теизма и резонирует с ним
*** Это явно перегиб, видимо, в пику картезианскому мировоззрению. Церковь Нового времени поддержала новоевропейскую науку вопреки насаждению ренессансной мистики и оккультизма, но никакое христианское и вообще теистическое богословие не может - даже по мотивам антипантеистической и антиоккультной полемики - поддерживать механистический материализм. Для правильного понимания этой ситуации нужно вникнуть в истоки британского научного мышления в XVII в. (к этой важнейшей теме здесь возможны только штрихи). Тогда век бэконианского эмпиризма еще не вошел в полную силу, но были активны упущенные Д.Бомом кембриджские платоники и, разумеется, пуритане. В отношении последних важно отметить влияние окказионализма Н.Мальбранша на Д.Эдвардса (см. Копан П. Философская основа Эдвардса: Локк или Мальбранш? http://www.proza.ru/2019/08/01/597), что позволило в итоге ввести в кальвинизм концепт непрерывного творения, который как раз совместим с холизмом Бома. Представляется не вполне верной также позиция Станислава Грофа, в ряде работ возводящего истоки механистического мышления к Декарту и Ньютону. Влияние реально стоявшего у них Т.Гоббса на Ньютона (в основном через концепцию движения и причинности в трактате "О теле" (1655) нельзя преувеличивать, ибо кроме него был еще математический идеал-реализм учителя Ньютона - А.Барроу (который практически не заметил автор довольно солидной и претенциозной книги: Freudenthal G. Atom and Individual in the Age of Newton: On the Genesis of the Mechanistic World View. Dordrecht,2012). С другой стороны, Спиноза и особенно Толанд и другие английские материалисты начала XVIII в., будучи в онтологии прямо противоположны картезианскому дуализму, ответственны за становление механистического мышления никак не меньше, чем Декарт.
**** Это понятие, разумеется, неприемлемо для христианства и вообще авраамизма - ввиду того, что человек как "шедевр" творения, тем более, как в полноценной христианской традиции, связанный через Завет с Сыном Божиим, превышает мир, а не является просто его частью. С нашей точки зрения только такой подход релевантен также для обоснования космического развития человечества, особенно ввиду первопроходческого и колонизационного опыта пуритан.
***** См. прежде всего: Bohm D. On Dialogue. Ed.L.Nichol. L.,1996. Диалогизм Бома прекрасно перекликается с идеями М.Бубера, для которого "становящаяся общность... есть не пребывание друг подле друга множества людей, а их бытие друг у друга" (Бубер М. Два образа веры. М.,1995. С.118). Согласно недавней работе Бом и Бубер разделяли принцип выражения через диалог "новой целостной перспективы" людей и вещей (Kramer P.K. Martin Buber's Dialogue: Discovering Who We Really Are. Eugene OR,2019. P.29). Подробнее см.: Brinn M.S. The Conceptions of Dialogue Offered by Bohm and Buber: A Critical Review Lindenschmidt L. Bildung im Dialog - Der Dialogbegriff bei Bohm und Buber. B.,2007
Перевод и комментарий (С) Inquisitor Eisenhorn