Вадим Габриэлевич Шершеневич родился в Казани в января 1893 г. в семье профессора-юриста, крупного ученого-правоведа. После переезда с родителями в 1907 году в Москву будущий поэт учился в известной частной гимназии Поливанова. Затем он поступил в Мюнхенский университет на филологический факультет; позже продолжил учебу в Московском университете — сначала на юридическом, затем на математическом факультете, который и закончил.
Стихи Шерешеневич начал писать еще в гимназии и в восемнадцать лет, студентом, напечатал первую книжку — «Весенние проталинки» (1911), отмеченную сильным влиянием поэзии Бальмонта и почти незамеченную критикой. Через два года вышел второй сборник — «Carmina» (1913), о котором с большой похвалой отозвался Николай Гумилев. В том же 1913 г. Шершеневич обратился от символизма к футуризму. Вместе с Рюриком Ивневым и другими он создал группу эгофутуристов «Мезонин поэзии». До конца года он успел издать еще две книги стихов — «Романтическая пудра» и «Экстравагантные флаконы». В 1916 г., разочаровавшись в футуризме, Шерешеневич начал разрабатывать собственное поэтическое направление, которое он тогда называл «имажионизмом». После революции он читал лекции по стихосложению в Пролеткульте и в отделе ИЗО Наркомпроса, вместе с Маяковским писал тексты для плакатов РОСТа. С Каменским и Рюриком Ивневым Шершеневич участвовал в создании Всероссийского союза поэтов, а затем, с мая 1919-го, более года был его председателем.
Еще в 1918 г. Шершеневич сблизился с Есениным и Мариенгофом. В 1919 г. они учредили «Орден имажинистов». Вскоре вышел в свет их первый сборник «Явь». Как эта книжка, так и последующие выступления и акции имажинистов носили подчеркнуто скандальный характер. Цель их была «ударить по нервам», скандализировать мещан и обывателей. К этому вели как форма, так и содержание их поэзии. Объясняя особенности имажинизма, Шершеневич писал: «Мы выкидываем из поэзии звучность (музыка), описание (живопись), прекрасные и точные мысли (логика), душевные переживания (психология). Единственным материалом поэзии является образ… Образ для имажиниста – самоцель».
Самым крупным поэтом «Ордена» был, конечно, Есенин. Собственные имажинистские сборники Шершеневича — «Крематорий. Поэма имажиниста» (1919) и «Лошадь как лошадь» (1920) - остались незамеченным. В последующие годы Шерешеневич выпустил книгу поэм «Кооперативы веселья» (1921), пьесу «Одна сплошная нелепость» (1922) и книгу о творчестве своих товарищей по ордену Мариенгофа, Ивнева и Есенина «Кому я жму руку» (1921).
В 1926 г. Шершеневич издал собственный сборник «И так итог», действительно оказавшийся его последней поэтической книгой. Окончательный итог течению Шершеневич подвел в статье «Существуют ли имажинисты?». Главной для него к этому времени становится работа для театра. Его пьесы и скетчи шли на многих сценах Москвы. Перу Шерешеневича принадлежат переводы и переделки множества пьес, в том числе Софокла, Шекспира, Мольера, Брехта, новые либретто ряда популярных оперетт и несколько киносценариев. В середине 1930-х годов Шершеневич работал над мемуарами «Великолепный очевидец. Поэтические воспоминания 1910 – 1925 гг.».
После начала Великой Отечественной войны больной туберкулезом Шершеневич уехал в эвакуацию в Барнаул, где и скончался в мае 1942 года.
х х х
БЕЛЫЙ ОТ ЛУНЫ, ВЕРОЯТНО
Жизнь мою я сживаю со света,
Чтоб, как пса, мою скуку прогнать.
Надоело быть только поэтом,
Я хочу и бездельником стать.
Видно, мало трепал по задворкам,
Как шарманку, стиховники мук.
Научился я слишком быть зорким,
А хочу, чтоб я был близорук…
Да, свинчу я железом суставы,
Стану крепок, отчаян, здоров,
Чтобы вырваться мог за заставу
Мной самим же построенных слов!...
Набекрень с глупым сердцем, при этом
С револьвером, приросшим к руке,
Я мой перстень с твоим портретом
За бутылку продам в кабаке.
И в стакан свой уткнувши морду —
От луны, вероятно, бел! —
Закричу оглушительно гордо,
Что любил я сильней, чем умел.
1925
x x x
Оттого так просто жить на свете,
Что последний не отнять покой
И что мы еще немного дети,
Только с очень мудрой головой.
Нам достались лишь одни досуги
Да кутеж в пространствах бытия,
Только легковерные подруги
И совсем неверные друзья.
Притворяясь, что обман не вечен,
Мы наивно вдруг удивлены,
Что на вид такой приветный вечер
В дар принес мучительные сны.
Эту грусть, пришедшую из прежде,
Как наследство мы должны хранить,
Потому что места нет надежде,
Так как жребий нам не изменить.
Можно жить несчастьями одними,
Так вся жизнь до простоты ясна.
Ведь обманом осень все отнимет,
Что сулила нам, как лжец, весна.
Оттого, что мы немного дети
С очень, очень мудрой головой,
Нам почти легко страдать на свете,
Где итог за гробовой доской.
1929
x x x
Нет слов короче, чем в стихах,
Вот почему стихи и вечны!
И нет священнее греха,
Чем право полюбить беспечно.
Ах, мимолетно все в веках:
И шаг чугунный полководца,
И стыд побед, и мощный страх, -
Лишь бред сердец веками льется!
Вот оттого, сквозь трудный бой,
Я помню, тленом окруженный:
— Пусть небо раем голубо,
Но голубей глаза влюбленной!
Пусть кровь красна — любовь красней,
Линяло-бледны рядом с ней
Знаменный пурпур, нож убийцы,
И даже ночь, что годы длится!
Как ни грохочет динамит
И как ни полыхнет восстанье, -
Все шумы мира заглушит
Вздох робкий первого признанья.
Вот потому и длится век
Любовь, чья жизнь — лишь пепел ночи,
И повторяет человек
Слова любви стихов короче!
1931
Модернизм и постмодернизм http://proza.ru/2010/11/27/375