Сказки чумного города

Влада Киенская
Этот цикл рассказов, коротких и не очень, был задуман мной еще 7 лет назад, после смерти Михаила Горшенева. К сожалению, жизнь сложилась так, что воплощаться в жизнь он начинает только сейчас (несмотря на то, что многие черновики и наработки существовали с самого первого дня задумки). Все сюжеты являются творческим, авторским переосмыслением песен Андрея Князева, Михаила Горшенева и группы Король и Шут. Свое название цикл получил в строгом соответствии с последними событиями. Читайте и наслаждайтесь!

                Вервольф

Уже в сумерках она преодолела последний кордон. Заспанный человек в каске и с автоматом наперевес, зябко кутаясь в серую ткань "штормовки", вышел ей навстречу из старой, покосившейся, наскоро обшитой листами бронированного железа будки с наглухо заколоченными окнами. Угрюмо оглядев старенький внедорожник и его водителя, проверив, как и полагалось, документы, он сухо бросил:
- Неподходящее время выбрали для загородных прогулок, дамочка. Так и на корм зверю пойти недолго.
- Мне тут недалеко. Я успею добраться до поселка до темноты. Сестра приболела. Не могу оставить ее одну в таком состоянии, - соврала она, не отводя взгляда.
- Ну как знаете. Мое дело - предупредить!
 "Пограничник" шмыгнул носом, вернул документы и скрылся в своем убежище, плотно прикрыв за собой дверь.

Свет фар выхватывал из темноты куски совершенно пустой трассы. Снег лепил теперь сплошной стеной, а фонари вдоль дороги давно не горели. В некоторых из них были разбиты лампочки, другие просто валялись на земле, чудовищной силой сломанные под корень. Изредка столбы почти полностью перегораживали дорогу. Подмораживало. Ехать становилось все труднее, но скорость она не сбросила. Времени оставалось все меньше, а нужно было успеть.
Позади остались черные сиротливые трубы завода. На горизонте замаячила едва различимая в сгущающихся сумерках и снежной круговерти кладбещенская стена. Перед ней Таша свернула в узкую лесополосу, заглушила двигатель и вышла из машины. Из багажника девушка извлекла свой нехитрый скарб: старое охотничье ружье, пару коротких острых кинжалов и спальный мешок. Оглушающе громко в этой зловещей тишине пискнула блокировка. Подумав немного, Таша сунула ключи под переднее колесо и слегка присыпала снегом. Кто знает, придется ли ей возвращаться обратно...
Землянку на краю кладбища она нашла без труда даже в полной темноте: пролезла в подкоп под металлическим забором, не ею и не сегодня сделанный, отсчитала три свежих холмика влево и уверенно спустилась под землю. Даже здесь, укрытая со всех сторон толщей снега, лапником и пожухлой травой, не решилась она зажечь фонарик. На ощупь зарядила патроны и завернулась в спальник, положила под коленку кинжал и приготовилась к долгому ожиданию.
Спать было нельзя, однако чуткая невротическая дремота все же сваливала ее время от времени. В эти моменты картины прошлой счастливой жизни, словно живые, проплывали перед ее мысленным взором.

Летняя кухня, залитая теплыми, ласковыми лучами августовского солнца. Из духовки по всему саду разносится одуряющий запах яблочного пирога. Андрей, загорелый и улыбающийся, с непослушными светлыми прядями, выбивающимися из под банданы, ладит качели для малышни на лужайке напротив дома. Чайник весело свистит на плите. Дети с радостным визгом нарезают круги вокруг песочницы. Периодически кто-то из них спотыкается, падает, но через секунду уже вновь встает на ноги и устремляется в общий хоровод. Таша наливает себе кофе в изящную фарфоровую чашечку и, облокотившись на резные деревянные перила, наблюдает за этой идиллией. Внезапный порыв ледяного ветра едва не сбивает ее с ног.

Нет. Это уже не из сна. Это в новой, страшной реальности. Хитрый зимний ветер каким-то образом просочился в землянку и дальше, под сползший с одного плеча девушки спальник. Таша больно ущипнула себя за запястье и грязно выругалась. Спать нельзя! Если упустить время, то все напрасно. Но зимние ночи - долгие и тоскливые. А под пронзительный, монотонный и заунывный вой вьюги наверху глаза закрываются сами собой. В счастливых грезах молодой женщины пронизывающий ноябрьский ветер становится теплым морским бризом.

Море ласково касается обнаженных щиколоток. Солнце чуть припекает кончик носа, едва выглядывающий из под широких полей Ташиной шляпы. Спелая сочная дыня буквально тает во рту и прохладными липкими струйками стекает по подбородку, по шее. Андрей заливисто смеется, вытирая лицо жены влажной салфеткой.
- Ты - маленький поросенок, - сверкнув белоснежной улыбкой, констатирует он.
- И ничего не поросенок! - наигранно обижается Таша, но через секунду, убедившись, что усыпила бдительность мужа, ловким движением руки сталкивает его в прибой.  В последнюю секунду Андрей успевает поймать коварную супругу за запястье, и Таша, роняя дыню и теряя шляпу, падает вслед за ним в набежавшую волну.

Нет, это не соленые морские брызги. Это ветер снова приподнял лапник, закрывающий вход в подземное убежище, и швырнул Таше в лицо пригорошню снега. Девушка зло растерла его по щекам, переносице и лбу. Спать нельзя! Ладно, погибнет сама! Но ведь она единственная, кто знает!  Если тайна уйдет с нею в могилу - а, точнее, в ненасытную утробу зверя - город будет обречен. Счастливая, беззаботная жизнь теперь осталась далеко в прошлом, в грезах, которые, увы, не имеют ничего общего с жестокой и безжалостной реальностью.

Кажется, ее личные трагедии начались задолго до...  В тот день у Андрея умер отец. Не то чтобы муж его очень любил или был с ним в каких-то особенно близких отношениях. Скорее наоборот: суровый, жесткий (если не сказать - жестокий) и сильно пьющий свекр вызывал у всей семьи, включая саму Ташу, стойкую антипатию. Редкие визиты к отцу Андрей совершал лишь из вежливости и всякий раз старался поскорее отделаться от общества старикана. Незадолго до смерти Андрея старшего они  даже сильно повздорили и Андрей младший вернулся домой в прескверном настроении, сказав, что знать отца больше не желает. Спустя три дня Ташиного свекра обнаружили мертвым в своей квартире. Соседи, почувствовав сладковатый гнилостный запах, вызвали полицию и скорую. Те вскрыли дверь и констатировали факт смерти Андрея Андреевича. Суицид! Такое иногда случается не только с молодежью, но и с сильно пьющими, одинокими людьми его возраста. Однако, начиная с того дня, мужа как подменили. Он стал мрачным и неразговорчивым, а жизнерадостная улыбка, которую так любила Таша, навсегда пропала с его лица. Наверное, он винил себя в том, что так плохо расстался хоть и с не очень хорошим, не особо любимым, но все же родителем. Таша уважала его скорбь и готова была ждать и терпеть столько, сколько нужно. Но время шло, а Андрей никак не становился прежним. Он все больше замыкался в себе, стал часто прикладываться к стакану, а однажды и вовсе пропал до утра. Таша места себе не находила, не спала всю ночь, обзвонила все больницы, отделения полиции и морги - безрезультатно. Ее муж и их старенький потрепанный внедорожник словно растворились бесследно. Несчастная женщина выплакала все глаза, безнадежно вглядываясь в темный колодец двора, заканчивающийся высокой аркой. Лишь рано утром, когда уже рассвело, она облегченно вздохнула, услышав во дворе знакомый визг тормозов.

Нет, до рассвета было еще далеко. Вокруг темнота - хоть глаз коли. А визг тормозов действительно донесся со стороны трассы.  Затем раздался глухой хлопок, словно удар обо что-то упругое и мягкое. А потом тишину ночи разорвал кошмарный вой и истошный крик. Два голоса - мужской и женский - исполненные ужаса и отчаяния, всего за какие-то доли секунды дошли до невообразимого фальцета и оборвались на самой высокой точке. Снова все стихло. Таша негнущимися от холода и страха пальцами сжала ствол ружья. "Черт вас нес здесь ночью!" - зло подумала она и шепотом добавила. - "Попировал таки перед смертью!"

Ночные отлучки Андрея становились все более частыми. Таша давно смирилась с ними и уже совершенно без эмоций ждала, когда под утро в замочной скважине повернется ключ. Надежд на то, что муж одумается, становилось все меньше, и молодая женщина с головой ушла в работу и воспитание сыновей. Временами она даже подумывала о разводе. Нет! Она не перестала любить Андрея, но и детей своих любила не меньше. И справедливо рассудила, что жизнь под одной крышей с отцом-алкоголиком, отцом-гулякой, не пойдет им на пользу. Однако решиться на такое женщине было непросто, и мысли долгое время так и оставались мыслями.
А потом в город пришла беда, и всем резко стало не до личного. Когда на окраинах стали находить изуродованные трупы людей и животных, в народе сперва заговорили о новом Чикатило или даже Джеке Потрошителе. Новоявленный серийный убийца был неуловим, а его действия - лишены всякой логики и системности, за исключением того, что охотился гад исключительно по ночам и на пригородных трассах. Облавы, регулярно устраиваемые полицией совместно с дружинами добровольцев, не давали никаких результатов. Город постепенно охватывала паника, в одно прекрасное утро переросшая во всеобщую истерию. Один из чудом спасшихся, придя в себя после пережитого ужаса, трясясь и заикаясь, помог таки составить фоторобот жестокого убийцы. Так все узнали, что город терроризирует никакая не выжившая из ума жертва детских комплексов и подросткового насилия, а самый настоящий монстр, обликом напоминающий вервольфа из детских книжек по скандинавской мифологии. Мужику, ясное дело, сперва не поверили, посчитали, что повредился рассудком от стресса. Но потом был второй свидетель и третий. Когда сомнений уже не осталось ни у кого, власти выставили кордоны и оцепления, запретив жителям покидать черту города после захода солнца. Попыток поймать чудовище не оставляли, поэтому периодически оно было сыто и счастливо. А когда добровольцев слишком долго не находилось, монстр не гнушался пройтись по мелким селам или повыковыривать "пограничников" из их картонных домиков-блокпостов. Так прошло восемь месяцев. Все это время город жил в страхе.
Андрей не прекратил своих ночных отлучек даже тогда, когда стало ясно, что это реально опасно для жизни, чем буквально доводил Ташу до нервных срывов. В те редкие минуты, когда чернота и мрачность выпускали его из своих цепких лап, он почти как раньше по-доброму жалел жену. "Ну что же нам теперь, и не жить вовсе из-за этой твари!" - совершенно философски рассуждал он. И тут же добавлял: "Я не покидаю пределов города! Можешь не волноваться, Ташенька! Мне ничего не угрожает". В какой-то момент Таша с удивлением поняла, что перестала плакать. Одинокими ночами она лишь иступленно молилась, чтобы весь этот ужас когда-нибудь закончился. И уже неважно, как! Пусть он просто хоть как-нибудь закончится!
В то утро Андрей вернулся как всегда около семи. Тихонько, даже как-то виновато, открыл дверь, разулся, повесил куртку и на цыпочках прокрался в спальню. Таша спала, как и все последние месяцы, очень чутко, поэтому сразу же открыла глаза, едва муж возник на пороге. Андрей присел на край кровати и кончиками пальцев провел по лицу жены: тепло, ласково, с нежностью. Совсем так же, как когда-то давно-давно, в той счастливой жизни, которую Таша уже почти не помнила.
- Прости, родная! - Андрей ткнулся усталым лицом в плечо жены. - Я вас измучил и до краев измучился сам. Я устал жить в вечном страхе. Я устал от этих мрачных, подозрительных рож на улице. Я устал от чувства стыда перед отцом, перед вами, перед всеми. Отец... Понимаешь, он не был плохим человеком. Ему тоже было сложно жить со своим страхом. Он пил, чтобы оградить себя, нас, всех... А я не подал ему руки. Он был сильным, очень сильным. А я не ценил этого. Ни секунды не ценил.... Он проклял меня перед смертью! Теперь я несу тот же крест, что и он. Вот только в сравнении с ним я оказался полным ничтожеством. Он смог нас всех от себя оградить, я - нет. Ему хватило сил на решительный шаг, мне - нет.... Я живу, мучаюсь сам и мучаю других...  Ах, если бы я мог умереть, Ташенька! Если бы я мог умереть, как отец! Всем бы сразу стало легче! Тебе, детям, всем! Ты вряд ли меня поймешь, но хоть прости, что я такая малодушная скотина!
Таша гладила мужа по непослушным русым волосам, прижимала к сердцу и понимала. Как никогда ясно она понимала все. В этот момент она любила мужа, как никогда прежде, и уже точно знала, что должна сделать. Андрей поднял заплаканное лицо и  слезы из его серых глаз упали на впалые щеки Таши.

Слишком поздно в этот раз она поняла, что сон - уже вовсе не сон. Сквозь полуприкрытые веки Таша видела склонившуюся над ней тварь невероятных хоть для человека, хоть для волка размеров. Тварь жарко дышала в лицо девушке, а из ее пасти прямо на лицо Таше капала густая вязкая слюна. Задервеневшие пальцы путались в шерсти, но другая рука молодой девушки по-прежнему сжимала ружье. Она наконец набралась решимости и открыла глаза. Это было равносильно самоубийству! Нужно было попытаться выстрелить, пока монстр медлил, думая, что она спит...
Зверь замер, поведя чуть вправо своей огромной косматой головой, затем подался вперед, осклабился, показав ряд острых, как клинки, клыков. После перевел взгляд на скудный Ташин арсенал и снова - почти недоверчиво - на девушку. Во взгляде, почти человеческом, почти осмысленном, явственно читалось: "Ты этим собралась меня убить?" Тяжело, совсем уже по-человечески вздохнул и смел огроменной косматой передней лапой в угол землянки кинжалы. Таша внутренне сжалась. Почему вервольф медлит? В какие игры с ней играет?
Сквозь узкую щель в ветках лапника начал пробиваться мутно-сероватый свет. Монстр отполз назад, поближе к выходу, сел у Ташиных ног, положил длинные уродливые лапы на ее колени и закрыл глаза. Девушка всем телом подалась вперед и тронула тонкими длинными пальцами безобразную морду. Зверь даже не пошевелился. "Еще секунда - и я не смогу его убить," - мелькнуло в голове у девушки. Она шумно выдохнула, зажмурилась и выстрелила....

В городе уже давно рассвело, когда Таша пересекала кордон. Пограничник, куда более приветливый, чем накануне, явно радостный оттого, что ночь удалось пережить, приветствовал путницу на старом внедорожнике уже гораздо приветливее.
- Как ваши дела? Как здоровье сестры?
- Благодарю! Сестра представилась на рассвете! - сухо бросила Таша, передавая и принимая обратно через узкую щель в окне свои документы.
Мужик мгновенно поменялся в лице, осознав неуместность своей радости перед лицом чужого огромного горя.
- Прошу прощения... Я не знал... Земля ей пухом, ну или как там принято, - промямлил он.
Таша его уже не слушала. Она гнала свой внедорожник быстрее к дому.

На пороге ее встретила растрепанная мать.
- Ташенька! Ну где же тебя носило? Я чуть с ума не сошла, когда получила вчера твою смску. Сразу взяла такси и примчалась. А тебя нет! Тебя не было всю ночь! Что я должна была думать? В свете всех этих событий! Девочка моя! Я все понимаю, тебе нелегко сейчас! Но у тебя двое детей! Подумай о них! Ночью на улице небезопасно! Ведь монстр...
Слушая эту тираду, Таша успела заварить себе кофе. Она неспешно прошла по кухне, открыла тумбочку, извлекла из нее пачку парламента, оставленную Андреем (сама она не курила с тех пор, как забеременела старшим). Настежь открыв окно, девушка сделала глоток и с жадностью подкурила.
- Монстра больше нет, мама! - тихо и очень спокойно произнесла она.
- Ну да как же! Нет его! Ты, девочка моя, должно быть, умом тронулась! Вон с утра новости: на трассе возле третьего кладбища нашли молодую пару, растерзанную в клочья. И машина их рядом, словно игрушечная, раздавленная... Я так тебе скажу: Андрей твой стал совсем непутевый, шляется где-то от заката до рассвета. А хоть ты то о детях подумай.
Таша снова судорожно затянулась сигаретой и еле слышно прошептала:
- Андрея тоже больше нет....