…Раннее утро, и меня пробуждает самый восхитительный запах – аромат горячих пирогов с капустой. И всё равно просыпаться не спешу. В школу идти не надо, ведь сегодня выходной день. И не просто выходной – сегодня Пасха! Мама вчера не ложилась спать допоздна: ставила тесто для пирогов, готовила начинку, стирала-гладила, прибиралась в доме.
Соблазнительно-мучительный запах свежей выпечки нестерпимо щекочет ноздри, и я, наконец, открываю глаза.
Вновь в этот праздничный весенний день светит яркое солнце (настаиваю, что ясная погода на Пасху раньше была всегда!). Яркости дню придаёт белый цвет, царящий в комнате – белая скатерть на круглом столе в центре, белые кружевные салфетки на телевизоре КВН-49, радиоле и этажерке с книгами, такие же подзоры у кроватей, белые чехлы на видавших виды стульях и диване. Это непременный мамин атрибут праздника.
А ещё у этой чистоты есть некая «осязательность»: может, это связано с особым запахом выскобленного ножом добела, подсыхающего дощатого пола, с упоительной свежестью внесённого с мороза белья.
…Вкусная, белоснежная картина детского пасхального пробуждения изредка является ко мне до сей поры, производя волшебный, успокаивающий, даже «терапевтический» эффект, зовя «нырнуть» туда хоть на краткий миг от бремени рутины и печалей.
Религиозности в нашей семье не было – в 1960-е советские годы это представлялось абсолютной нормой. Правда и то, что всегда стояла у нас на подоконнике мамина икона Спасителя в металлическом окладе, доставшаяся потом по наследству младшей сестре Тоне.
Но вот Пасху, или как мы её называли – «Паску», у нас праздновали ежегодно. Пекли пироги, и не только мои обожаемые с капустой, выпекали куличи, красили луковой шелухой яйца. Конечно, всё это не святили – единственная действующая церковь в нашей округе была ну очень далеко – в Левычине.
К завтраку обязательно приходил сестрёнкин крёстный – дядя Володя Воробьёв, весёлый, хромая на протезе (ногу потерял на Великой Отечественной войне). Он приносил крестнице разноцветные яйца и конфеты, которыми она охотно делилась с братьями. У других наших домочадцев крёстных не было.
Дядя Володя ненадолго присаживался к столу, отмечал со взрослыми рюмкой-другой праздник и спешил домой, где его ждали свои восемь детишек – на одного больше, чем у нас.
Ближе к полудню вместе с соседями все чинно отправлялись на Пукову гору – посетить на сельском погосте могилки умерших родственников и знакомых.
А дальше компания разделялась: взрослых ждало застолье с песнями и шутками-подколами, а ребятня принималась за игры.
Перво-наперво детки бились крашеными яйцами: у кого крепче, тот и получал трофей – яйцо проигравшего. Потом всё это сообща съедалось. И начинались игры и забавы на лавочке или на подсыхающих к этому времени проталинах – от простых «колечка» и «садовника», до требующих ловкости и удальства «клепней-лапты», «ножичков», «пряток-хороничек», «знамени», «вышибал» и «штандера».
А ближе к ночи, после киносеанса в клубе, обязательные рассказы друг другу страшилок где-нибудь в тёмном закутке либо на полу в барачном коридоре.
Небогатое, несытное время, зато сколько было простых искренних чувств, задушевной доброты, наивных радостей.
И сейчас в Пасхальное утро душа порой ещё ожидает, как в детстве, светлого праздника, яркого солнца, чистой белизны, дружеского общения и… маминых пирогов с капустой!