***
Начало весны. Всё чаще солнце ласкает промёрзшую землю, но лёгкий морозец ещё не сдаёт своих позиций.
— Как холодно! Пробирает до самых костей! Я уже почти не чувствую лап! —
думал щенок-подросток, прижимаясь к закрытой двери парадной девятиэтажного дома. — Хорошо им, людям, сидят по тёплым конурам, едят из мисок тёплую, вкусную похлёбку, спят на мягких пуховых подстилках. А я, а что я? Видно такой некрасивый, никчёмный и никому не нужный.
Так он думал, поджимая под себя лапы и хвост. Даже тихонько поскуливать у него уже не было сил. Он не ел уже третий день, не считая брошенного недоеденного пирожка и остатков позеленевшей колбасы, найденной в мусорном пакете на помойке. Прекрасно помня, как началась такая жизнь, не хотел об этом думать. Люди для него были мерзкими, отвратительными и совершенно не понятными созданиями, передвигающимися на задних лапах и любящими только самих себя.
Невдалеке, по асфальту проносились странные железные существа на четырёх своеобразных конечностях, утробно урча, исторгая дым и специфический противный запах, раздражающий его чувствительный нос.
Жизнь повернулась к нему спиной, даже не успев толком начаться, на лучик
удачи даже не было намёка.
— Алло, привет, Лёха! Выручай, загораю на трассе — сломалась моя «Зюзя». Подскочи, возьми на «галстук», совсем пропадаю. Ты на своём «Мерине» за полчаса долетишь.
— Говорил я тебе, Николай, меняй ты свой «Запорожец» на какую-нибудь иномарку и проблем не будет.
— Ну так что, приедешь?
— Понимаешь, намечается банкет, придут солидные люди — заказчики, инвесторы. Отменить не могу. Ты же знаешь, как это важно для моего бизнеса.
Кстати, моё предложение остаётся в силе. Ты классный слесарь, с недавних пор ещё и технолог. Бросай свой занюханный завод и перебирайся ко мне в фирму. Дам тебе хорошую должность, деньгами не обижу. Моя фирма сейчас на взлёте. Выиграны несколько солидных тендеров и перспективы многообещающие. Подумай! А металлолом всё-таки брось и присоединяйся ко мне. Всё, отбой.
Да, дружба, дружба…
Иногда какая-нибудь незначительная мелочь, пустячок может произвести необратимый переворот в отношениях близких друзей, переоценку человеческих ценностей, возвести непреодолимую стену между недавно хорошо понимающими друг друга людьми, порвать единственную нить, недавно связывающую их.
— Собирайся, родная! Доедешь до города на поезде.
— Нет, Коля! Я тебя здесь одного не оставлю. Раз звонок не удался, выбираться будем вместе.
— Не нет, а да. Не забывай, что ты с некоторых пор должна думать не только о себе, а ещё о нашем будущем первенце. Так что не глупи и пойдём!
Жену Николай проводил до ближайшей станции и посадил на электричку, а сам вернулся «куковать» к машине, пытаясь устранить неисправность, что бы хоть как-нибудь доковылять до дома.
Санкт-Петербург. Светает. Машина успешно оставлена в гараже ждать необходимого ремонта, а Николай устало присел у парадной и с наслаждением закурил.
— Сейчас бы хлопнуть соточку и зарыться в одеялах, — подумалось ему, но, увы, нельзя — через три часа на смену, так что придётся довольствоваться крепким, горячим кофе.
Стало светлее. Тёмные очертания окружающих предметов становятся чётче, заиграли разнообразием красок. Вдруг справа на крыльце что-то или кто-то
лохматый и несуразный зашевелился, послышалось негромкое ворчание, сопровождаемое тяжкими необычными вздохами.
Коля увидел бесформенный, взлохмаченный, живой, серый клубок, неторопливо встал и подойдя к нему, присел на корточки рядом.
Это был щенок-подросток. Лохматый, несуразный,промёрзший с глазками-пуговицами и плюшевым, почти игрушечным носом.
— Что, плохо, приятель? Видать тебя потеряли или бросили.
Увидев ошейник, протянул руку и прочёл на блеснувшем медальоне: «Гектор».
— Ладно, дружок. Пошли домой, нечего здесь дверь подпирать и «дрожжи производить». Сейчас позавтракаем и согреемся.
Взяв его на руки Николай от неожиданности ойкнул. Пёс изловчился и попытался тяпнуть его за предплечье. Но толстая и прочная одежда не привела покушение к успеху.
— Что это за человек, что ему нужно, что он хочет со мной сотворить? Нет, я просто так, за просто живёшь ему не дамся. Буду драться до последнего, мне терять уже нечего, — думал несчастный, пытаясь изо всех сил вывернуться.
— Ого, а ты боевой. Видно, уже жизнь приласкала тебя.
Постелив в углу коридора старое покрывало и поставив около него миску каши с тушенкой — собачьего корма, естественно не было, Коля выпил большой бокал кофе, принял душ и стал собираться на работу. Всё-таки понедельник — день тяжелый.
Супруга Крепко спала. Уснула, видно после Колиного звонка из гаража, о том, что всё в порядке. Он оделся, поцеловал спящую и оставил на столе коротенькую записку: «Не бойся, это мой новый друг, он одинокий и несчастный. Не обижай его. Он немного поживёт здесь. Я знаю, что ты любишь животных, а он ещё такой маленький. До вечера. Целую.»
День на заводе прошёл рутинно, спокойно, происшествий никаких не случилось. Товарищи по цеху дружески подначивали Коляна по поводу воспалённых глаз, мешков под веками и полусонного, немного заторможенного состояния.
— Видать бурная ночка была, повеселился небось на славу!
— Лучше и не спрашивайте, — отшучивался он.
Постепенно всё вошло в обычную колею и наконец-то звучит сигнал об окончании смены.
Лёха пил уже четвёртый день. Сначала это его забавляло, но постепенно вошло в тяжкое, вязкое беспамятство и нынче он уже почти не мог вспомнить, что же с ним произошло, и куда подевалась его жена, почему она не зовёт ужинать или хотя бы не приходит нежно обнять, как она умела это делать,
А ему безумно нравилось.
— Но, как было весело, когда инвестор Жорик — «лекарь» его дырок и провалов в бюджете, ползал под столом и жалобно хрюкал, то ли от беспомощности, то ли ещё от чего. Когда приглашенные для увеселения атмосферы девчонки, увеселились, то попытались изобразить на столе несколько задорных «па», но в итоге их хореография подвела и они густо измазавшись в закусках мирно засопели. Но где же Танька, почему её нет дома? — обостряла мучения злая назойливая мысль, — Да, праздник затянулся, как-то там мои работнички, небось думают: кот из дома — мыши в пляс!
А Танька в это время отрывалась в частном закрытом клубе без названия, с тремя гостями - застольщиками — Тохой, Костиком и Димоном.
— Да, вот это жизнь, — говорила она — это мой мелко плавает, — а здесь размах, роскошь, куча удовольствий и исполняющихся соблазнов.
В клубе было всё, или почти всё: бар с мускулистым и загорелым барменом, сауна с бассейном, потрясающий массаж, игровой зал с рулеткой, карточным столом, бильярдом и даже тир.
— Как жаль, что это вот-вот кончится, — мысль была безутешной.
Она возвратится домой, к мужу, но будет холодной и почти неприступной, так как познала маленькие, тайные радости, которые Лёха скрывал от неё, то ли по скупости, то ли по финансовой немощности. Да, она вернётся, потому что подрастает сын.
Эта жизнь была для неё чужою, эта жизнь не могла полностью принять её. В лучшем случае ей будет позволено попробовать «лакомств» с края тарелки или облизать пустую, испачканную ложку. И она злилась на всё это: на мужа, на себя, на весь мир. Она прекрасно знает, что её ждёт дома — скандал, угрозы, а быть может побои и развод, но уже не боялась — всё казалось ей совсем другой реальностью, прошедшим сном.
Но вернёмся обратно в минувший понедельник. Николай пришёл домой очень усталый и разбитый. Работа была спокойная, без аврала и на каждом шагу хотелось спать, особенно после съеденного обеда. Открыл дверь, потоптался в коридоре, отыскивая тапочки. Поставив чайник и нарезав бутербродов, отправился в комнату. Дверь была чуть приоткрыта и он задержался на пороге, прислушиваясь.
Было тихо. Ни музыки,ни телевизора, ни телефонной болтовни. В оставшуюся щёлку была видна ограниченная часть комнаты, поэтому Коля осторожно расширил обзор, приоткрыв дверь пошире. Он замер на месте не в силах произнести ни слова. Любимая жена сидела в кресле, завернувшись в плед и листая фотоальбом, а в ногах, растянувшись и сладко позёвывая, лежал утренний найдёныш.
Она подняла глаза и взгляды их встретились. Дальнейшее было ясно без слов...