Вирус

Лена Наумова
Черт, с чего начать-то?.. Всё так перепуталось, смешалось. Я вообще не думала, что человек может столько одновременно чувствовать. Голова разрывается, сердце разрывается. Да всё к такой-то матери разрывается в клочья!

Начну, пожалуй.

Здравствуйте, меня зовут Вера. Я врач-инфекционист, и я влюбилась в своего пациента.

И вы все дружно ответите: «Здравствуй, Вера!»

Не надо мне рассказывать, что это неправильно, не положено. Я сама всё это прекрасно знаю. Нам читали курс лекций по биоэтике в медунивере. Деонтология, взаимоотношение «врач-пациент» и все дела. Только сердцу, как известно, не прикажешь. Но обо всем по порядку.

Семь лет врачебной практики сделали мою душу черствой, как корочка недельной давности хлеба. И это, вроде как, было не совсем профессиональным выгоранием, потому что работу я свою любила. Именно с таким подвывертом. Людей — нет, а работу — да.

Поначалу, будучи ещё студенткой на практике, я с чуть ли не полными слёз глазами выслушивала множество нескончаемых трогательных историй. Пациенты очень любят жаловаться. Нет, не так. Пациенты ОООЧЕНЬ любят жаловаться.

«Но это же твоя работа — жалобы выслушивать», -  скажете вы и будете правы с одним маленьким уточнением. Моя работа — выслушивать жалобы формата: «Доктор, у меня болит в правом подреберье. Боль началась три дня назад, принимал но-шпу, без положительного эффекта». Но, увы, так диалог выстраивают лишь единицы. Жалобы на жизнь в целом я быстро научилась пропускать мимо ушей.

За годы на приеме в поликлинике через меня прошло множество подобных кадров. Я наслушалась и про неверных партнёров, и про подпольные тату-салоны, про маникюрные кабинеты… А сколько наркоманов бедные матери с шкирку притаскивали. Поскольку данная информация для лечения больного мне не была нужна, я делала необходимые записи в карточку, кивая и поддакивая в такт изливающим душу людям. Было несколько раз желание сказать, что кабинет психотерапевта этажом выше, но я сдержалась. Жалоб накатают — не отпишешься потом. Повторяла про себя, как мантру: «Это больные люди. Это больные люди...»

Со временем я научилась воспринимать пациентов как объект работы. Вот сидит тело, у него в печени сидит вирус, этот вирус мне надо вылечить. Всё. Вот от чего я кайфовала — от постановки и процесса решения медицинской задачи. А несколько месяцев назад я поймала себя на мысли, что перестала смотреть пациентам в глаза. Куда угодно — на нос, на ухо, на зеркало на стене, на раковину. Но не в глаза, потому что там видишь очень часто страдание и боль (ипохондрики - не в счет). И волей-неволей возникает такое чувство, как эмпатия. Это плохо. По отношению к родным, близким, любимым — хорошо. По отношению к пациентам — плохо. Если всем будешь сочувствовать, то очень быстро закончишься. Не зря говорят: «Светя другим — сгораю сам».

Я никогда не была хамкой и пофигисткой. С пациентами я общаюсь и всегда общалась предельно вежливо и корректно. Просто я здесь, а они там, по другую сторону стола. Мне удалось выстроить границы. Точнее, я так думала.

День всех влюбленных всегда проходил как-то мимо меня. Мне не нравилась эта ванильность и розовость всего происходящего вокруг. И я считала этот праздник не более чем способом выкачать из населения побольше денег на подарки. Вот и сегодня, я с утра зашла в интернет со своего рабочего компьютера, чтобы посмотреть дозировку одного препарата. А любезный Гугл своим логотипом, украшенным сердечками и цветочками, тут же напомнил о том, какая сегодня знаменательная дата.

Чуть позже по вайберу пришли «валентинки» сначала от мамы, потом от Алёнки, моей сестры. А дальше меня закружил поток пациентов. Безумный поток из «я только спросить», «мужчина, куда без очереди», «да идите вы, у меня талон!»

Он вошел в мой кабинет 14 февраля под занавес, в самом конце приёма. Как символично, в День Святого Валентина! Впору закатить глаза. Собранный, сосредоточенный и в какой-то мере озлобленный, он шлёпнул мне на стол талон и  три положительных результата анализа на гепатит С из трех разных лабораторий. Н-да, хорошего мало.

- Добрый день, - поздоровалась я.
- Добрый, - буркнул он, бухнувшись на стул.

Я придвинула к себе бланки, нашла в общей стопке его амбулаторную карту и начала заполнять документы. Колганов Артем Олегович, 1987 года рождения. Хм, всего на год старше меня. Жалоб больной не предъявлял, чему я не очень-то и удивилась. Не зря гепатит С называют ласковым убийцей, он может годами протекать бессимптомно.

Задавая стандартные для первичного визита вопросы, я отметила, что мужчина вел себя достойно и сдержанно. Напряженно, да, как сжатая пружина, но не срывался на грубость. Отвечал лаконично, на меня не смотрел, смотрел в окно. Хотя другие, приходя на приём, напротив, пытались поймать мой взгляд в поисках сочувствия и поддержки. Неужели меня это обидело? Смешно, ей богу.

- Кровь переливали? Ткани, органы пересаживали? - продолжала допрос с пристрастием я.
- Нет. - У него был низкий, бархатистый голос. И в мою неравнодушную ко всему, что связано с музыкой и вокалом, голову пришла мысль о том, что он, наверно, хорошо поёт.
- Половой жизнью живёте, есть постоянный партнер?

Он повернул голову и посмотрел прямо мне в глаза. Вы знаете, в столь любимых моей мамой романах, все почему-то носятся с этими глазами. Точнее, с их цветом, конечно же. Так там и изумрудные глаза, и цвета грозового неба, и желтые глаза, как у хищного зверя. О, кто бы меня спросил — какого цвета глаза у этого Артема? - я бы не ответила. Как можно вообще рассмотреть? Нет, зрение у меня всегда было хорошим. Просто, похоже, границы мои, так тщательно выстраиваемые в течение долгого времени, с грохотом рухнули в тот момент.

Его брутальная внешность, поведение, и то, что читалось во взгляде, -  это меня поразило. Он был крепким, широкоплечим, но не качком. Суровость, мужественность, а в глазах не обида и крик о помощи, а злость. Здоровая злость на болезнь, которая помешала его жизни, делам, планам и черт еще знает чему. В этот момент я его зауважала.

Он проговорил четко, отрывисто и ясно:

- Половой жизнью живу, постоянного полового партнера не имею полгода. Кровь не переливали, органы не пересаживали, стоматологии последний год не посещал, татуировок не делал. Инъекционные наркотики не употребляю. Поэтому предполагаю, что единственный возможный путь заражения — это половой. Контакта с партнером не поддерживаю. Данных о заболевании партнера не имею.

Какой-то он… уууххх! Мгновенно стало душно, бросило в жар. Что это со мной? Смущение? Не думала, что меня так легко вогнать в краску. Я оттянула медицинскую маску — дышать вообще не возможно. Долбанный грипп и масочный режим, вместе взятые!

- Извините, - пробормотала я. Мне нужна была передышка, и, поскольку выскочить из кабинета в разгар приема я не могла, то подошла к окну, открыла створку и с жадностью вдохнула морозный воздух.

Он молчал, я через некоторое время успокоилась и развернулась к нему:

- Вы должны понимать, что это не праздное любопытство. Информация о путях заражения очень важна.
- Я понимаю, - кивнул он.
- Вы ведь знаете, что сейчас есть лечение от гепатита С?

Он кивнул.

- …Которое позволяет достичь полного уничтожения вируса. Я напишу вам названия препаратов. Нужно будет приобрести самостоятельно...
- Мы на сегодня закончили, доктор?
- Ещё я выпишу вам направление на ряд дополнительных анализов и обследований, затем по их результатам назначим лечение.

Когда он ушел, мне показалось, что у меня в голове гудит рой пчел. Его напряжение передалось и мне. Или это просто усталость, накопившаяся за день? Я закрылась в кабинете изнутри и принялась собираться домой. Мыслями, пока выключала компьютер и переодевалась, я то и дело возвращалась к этому пациенту.

Он меня заинтересовал. Но заинтересовал не историей измены своей барышни, а именно отношением ко всей этой ситуации. Он слова плохого об этой женщине не сказал, а мог бы. Я много таких исповедей наслушалась. Кроме того, он был эрудирован и информационно подготовлен. Это было неожиданно и приятно. Ведь до сих пор, увы, есть люди, уверенные, что вирусными гепатитами и ВИЧ-инфекцией можно заразиться через поцелуи, объятия и рукопожатия. Мракобесие какое-то, честное слово. Из-за людской безграмотности инфицированные люди становятся изгоями общества, и это в век интернета и абсолютно доступных информационных ресурсов.

Со мной давно такого не было, что-то слишком много думаю об этом Колганове. Так, он — просто пациент. А дома меня ждет Саша.

Мы познакомились ещё студентами, когда я понесла ему в ремонт свой будильник. Вещь была вообще-то далеко не новая, но расставаться с ней было все равно жалко. На тот момент я ещё не работала и лишнюю покупку позволить себе не могла. Ребята рекомендовали его как мага и волшебника электроники, поэтому я с надеждой отправилась по указанному адресу. Общага политеха находилась недалеко от нас, в трех остановках. Комендант пустила меня без проблем после того, как я сказала, в какую иду комнату — видимо уже устала гонять Санькиных клиентов.

Быстро сориентировавшись (общага была типовой постройки, один в один — наша, медовская), через пару минут я уже стучала в дверь. Прислушалась — кто-то есть, но не открывает. Что за ерунда? Я потянула дверь на себя и заглянула внутрь:

- Эй, привет!

На полу, склонившись над раскуроченным системником, сидел парень и тихонько что-то напевал себе под нос. Он был одет в черную застиранную футболку «ACDC» и потертые джинсы. Похоже, он, даже не слышал, что к нему обратились. Я окликнула его еще раз:

- Эй! Тук-тук! К тебе можно?

Он поднял на меня лохматую голову, поправил на носу очки и  улыбнулся. Красивая у него улыбка, приятная, располагающая.

- Проходи, задумался, извини!
- Ты Саша?
- Я, - почесал он кудрявую макушку, с блеском в глазах глядя на то, что у меня в руках, - чего там у тебя?
- Вот, - протянула я будильник. - Сможешь?

Он покрутил его в руках:

- Приходи завтра, - и повернулся ко мне спиной, уже поглощенный решением новой задачи. А меня как будто уже и нет! Чокнутый какой-то, не от мира сего. Я пожала плечами и отправилась домой.

А назавтра я получила свои часы, которые работали не хуже прежнего, извещая меня о своей жизнеспособности негромким тиканьем. Пациент скорее жив, чем мертв! Ха-ха. Сашка просто лопался от гордости. Начал было мне объяснять, в чем была причина поломки, и как он её устранил, но я даже не пыталась вникать в водопад специфических терминов. Я просто была рада, что всё работает, не придётся тратиться.

От избытка чувств я бросилась Сашке на шею и чмокнула в щёку. Он смутился, очки немного съехали с носа:

- Да, ладно, ерунда!
- Приходи в любое время на обед, накормлю, напою, я вкусно готовлю, - предложила я, зная заранее от друзей, что денег он не берёт.
- Я ведь приду.
- Приходи! - крикнула я уже из коридора.

Я потом много слышала о Сане. Ребята таскали ему магнитофоны, радиоприемники, телефоны, электрические чайники… Техника в его руках воскресала. То, что не удавалось ремонтникам в сервисных центрах, он проделывал с легкостью. При этом, если бы он был чуть по наглее, по продуманнее, то давно бы уже был не только сыт, а ещё и одет и обут с иголочки. А может быть, и не жил бы в общаге, а жил бы в своей квартире, пусть и съемной.

Но Сашка только отмахивался, когда ему совали деньги. Для него в другом была фишка, он будто бы бросал вызов самому себе: смогу- не могу? Я восхищалась им в этом плане. Мне нравилось, что человек занимается своим делом с такой увлеченностью. Он был мне симпатичен, и я радовалась его победам.

Саша успешно закончил институт, он был постарше и выпустился на два года раньше, чем я. Мы часто встречались на вечеринках, днях рождения, и прочих молодежных сборищах. Я была очень удивлена, когда на одной из тусовок наша общая знакомая подошла ко мне и в саркастической манере поинтересовалась, сколько я ещё буду мариновать парня и не жалко ли мне его.

- В смысле? - на пьяную голову не сразу сообразила я.
- Да он влюблен в тебя без памяти! И уже довольно давно. Глаза продери! - и рассмеялась, увидев моё вытянувшееся от неожиданной новости лицо.

Я нашла глазами в толпе Сашку. Он был окружен толпой ребят и весело смеялся. Мне показалось, что я даже протрезвела немного. Тут же вспомнились мелочи, на которые и не обратишь внимания на первый взгляд: взгляды и улыбки, казавшиеся просто одобрительными или приветственными, похлопывания по плечу, казавшиеся до этого дружескими, поздние звонки и СМС-ки «Дай номер Вовки с четвертого этажа, он мне срочно нужен» и многое другое.

Подумав несколько дней, я стала делать шаги навстречу и вскоре обнаружила, что и сама очень привязалась к этому открытому и доброму парню. Отношения с Сашей были легкими и естественными. Я много времени проводила у него дома (да, он снял-таки квартиру), зачарованно слушала про детекторную ВЧ головку к мультиметру с режимом прозвонки диодов, про двухтактный инвертор на базе эмиттерного повторителя мощности, конечно, ни капли в этом не понимая. Да и важно ли было понимать? Главное - слушать голос любимого человека.

Поженились мы с Сашей следующей же зимой и стали, как в сказках говорят, жить-поживать и добра наживать. Я сразу после выпуска устроилась работать в поликлинику, где и принимаю до сих пор, а Саша — в сервисный центр совсем не далеко от дома, ну и его подработки, естественно, никто не отменял — сарафанное радио всегда работало очень хорошо. О детях мы никогда всерьез не заговаривали, специально не планировали, но и не предохранялись. Удастся — хорошо, не получится — значит ещё не время.

Домой я зашла хмурая. Сашка выглянул в коридор, такой любимый, такой свой, что на душе немного потеплело.

- Привет! - Он поцеловал меня, помог мне снять пуховик и повесил его в шкаф. - Как ты сегодня?
- Да неплохо…

Хотелось только сначала бухнуться на диван и полежать минут десять, и чтобы никто не трогал. Даже руки помыть сил не было. Потом, потом, все потом.
В комнате на ковре был разложен системник, а вокруг него — внутренности. За восемь лет совместной жизни с Сашей я же запомнила названия некоторых из них. Мой муж вернулся к работе, параллельно рассказывая:

- Это Виталя, приятель мой, ну ты помнишь его, попросил перебрать. Перегрев идет сильный, вентилятор поменять, думаю, надо...

Он говорил еще что-то, но я уже провалилась в глубокий сон.

Мне было так уютно и тепло, что даже не хотелось шевелиться. Открыв глаза, я обнаружила, что лежу, уткнувшись в голую мужскую грудь. Опять смежила веки. Давно мне не было так хорошо… Я млела от удовольствия, правда, подспудно что-то не давало покоя. Наконец, я подняла голову, чтобы поцеловать его, будучи уверена, что лежу в обнимку со своим мужем. И отпрянула от неожиданности, потому что на меня, довольно улыбаясь, смотрел Колганов.

Часы показывали половину второго. Я откинула плед, которым, видимо, заботливо укрыл меня Санька, и прошла в ванну. В голове было мутно. Вспоминать свой сон было так странно. Мне понравились и не понравились эти ощущения. Чего мне не хватало с мужем? Ведь все же нормально было. И тут подсознание подкидывает лицо совершенно постороннего мужика, да еще и в таком околоэротическом контексте.

Я умылась и посмотрела на себя в зеркало. Золотисто-русые волосы, постриженные под каре, обрамляли усталое лицо. Нос, кому-то может показаться, что немного вздернутый. Это добавляло немного трогательности в образ доктора Веры, но никак не вязалось с моим циничным характером. Глаза потухшие, под глазами мешки, губы бледные-бледные. Накраситься завтра что-ли?

Душ я принимать не стала, а сразу прошла в спальню. Саша уже мерно посапывал. Я забрала у него из рук книгу и выключила лампу на прикроватной тумбочке.

Следующим утром я в первую очередь достала из комода косметичку и вывалила её содержимое на туалетный столик. Саша, проходя мимо, посмотрел на меня с удивлением, но ничего не сказал. А я тем временем принялась за дело. Процесс был затруднительным и невероятно меня бесил, но я была упертой. Стрелку на правом глазу я перерисовала трижды, пока не получилось сносно. Тоналку пришлось наносить пальцами, так как спонж куда-то запропастился…

Просто предыдущий раз я красилась на Новый год, до этого — на Аленкин день рождения в сентябре, и то только потому, что мама позвала профессионального фотографа. А, вспомнила, ещё на день медицинского работника, летом. Разница в том, что в предыдущих случаях это была необходимость, а сегодня мне действительно захотелось это сделать. Стать другой, стать лучше.

Мой приход на работу, конечно, не был таким фееричным, как у знаменитой героини Алисы Фрейндлих, но несколько человек, всё же сделали мне комплимент. Большая часть из которых — мужчины, что было вдвойне приятно. Весь день я проработала в приподнятом настроении, а под конец приема поймала себя на мысли, что улыбаюсь пациентам. Через маску. Дура. А потом возразила сама себе: ну и что, это же чувствуется и по голосу, и по взгляду.

К вечеру домой идти совершенно не хотелось. Я достала смартфон и набрала свою сестру:

- Привет! Как вы там, девчонки? Чем занимаетесь? - спросила я Аленку.
- Уфф! Шарлотку стряпаем, - ответила сестра. - Юлька, куда грязными руками?!
- Вера, а мама ругаааается! - прохныкала моя племянница, белокурое чудо пяти лет.
- Ябеда, - сказала как отрезала Алёна, а я счастливо рассмеялась. - Приходи к нам, у меня вкусный ужин.
- Я по этому поводу как раз и звоню. Я зайду ладно?
- Мы ждем с нетерпением. Люблю.
- И я тебя, моя золотая, - ответила с нежностью я, отключила звонок, и вызвала через приложение такси.

Моя сестра была младше меня на четыре года, и мы всегда были очень дружны. Я никогда не устраивала сцены ревности родителям, никогда втихую не делала Аленке подлянок, не пакостила. Игрушки каким-то образом нам удавалось делить без драк. И вообще, я всегда с нежностью вспоминаю наше детство, потому что оно было счастливым.

Вспоминаю, как у мамы косметику таскали, как устраивали родителям музыкальные представления и концерты. Даже билеты продавали, две предприимчивые малявки. А потом на скопленные деньги покупали жвачки Love is и обменивались вкладышами с ребятами из соседнего подъезда. Вспоминаю, как сбегали с уроков, чтобы посмотреть «Дикий ангел» с красавицей Натальей Орейро и очень расстраивались, если опаздывали к началу. В записи-то не посмотришь, а интернет был доступен далеко не всем.

По характеру Алёнка всегда была мягкой и покладистой. В ней было столько женского, такая сильная энергетика, что когда она заходила в комнату,  всеми овладевал покой и умиротворение. Я думала, что одна это замечаю. Но мама тоже заговорила об удивительной способности младшей дочери.

«Из неё будет очень хорошая мать» - заключила она, ещё когда Аленка училась в старших классах. И оказалась права.

Правда, моя сестра вышла замуж за конченного придурка. Сначала он таким не казался. Гришка жил в соседнем подъезде, учился в одной с нами школе. Часто провожал нас до дома. А после Аленкиного выпускного подкатил к ней. Моя сестра повелась на ласку и мужское внимание, которые, как выяснилось, яйца выеденного не стоят. Какое-то время они жили вместе. Мама с папой снимали им квартиру.

А когда родилась Юленька, семью ждала проверка на прочность. У племянницы обнаружили порок сердца. Вполне операбельный и излечимый, надо сказать. В литературе его даже иногда не пороком, а просто аномалией называют. И этот неадекватный папаша, услышав зловещее для обывателя словосочетание «порок сердца», быстренько сделал ноги. Трус несчастный. Науськивания его матери, Алёнкиной свекрови, почему-то оказали большее воздействие на недомужика, чем грамотные объяснения врачей.

К чести Алёнки, она не стала по нему долго горевать, а обратила все свои силы на дочку. И через полгода наших девочек выписали домой.

Моя сестра всегда любила рукоделие. Уроки труда в школе были для неё чуть ли не праздником. Ниточки, иголочки, пяльцы, тряпочки, лоскуточки — сразу приходила на ум детская песенка «Из чего же, из чего же, из чего же сделаны наши девчонки?» Аленка начала мастерить на заказ детские вещи — кофточки, ползунки, комбезики, постельное белье, декоративные подушки-буквы -   и с успехом продавать через соцсети.

Я была рада, что она не унывает и держится на плаву. За годы отсутствия Гришки сестра очень выросла, в смысле повзрослела. Приобрела профессиональную хватку, раскручивая свой маленький бизнес, и сформировала более трезвый взгляд на жизнь.

В Юльке она души не чаяла, впрочем, как и все члены нашей семьи. Мама с папой забирали внучку чуть ли не на каждые выходные. Баловали до невозможности: возили в парк развлечений, в детскую игровую комнату, в кукольный театр. Я тоже очень любила проводить с ней время.

Этот ребенок поражал меня своим словарным запасом и дикцией ученика начальной школы, был умен не по годам. Юля умела ставить взрослых в тупик совершенно парадоксальными и ошарашивающими вопросами. Аленка даже вела блокнот с изречениями этого маленького гения. Помню, как-то ребенок спросил меня: «Вера, а полусапожки называются так, потому что в них ходят по полу?» Я потом долго не могла прийти в себя. В такие моменты мне хотелось обнять её, чтобы ребрышки захрустели, расцеловать круглое личико… А ещё показать при встрече, если она когда-то состоится, ее папе один неприличный жест.

Вкуснейшие запахи чувствовались уже в подъезде. Я потянула носом, и в животе требовательно заурчало. Я перехватила пакет со вкусняшками для Юльки и нажала на кнопку звонка. За дверью послышались шаги, и не успела я поздороваться с сестрой, как на меня налетело маленькое торнадо:
- Вера! Вера! Вера пришла! Урррраааааааа!
- Ты моя хорошая! - обняла девочку я, а малышка уже нацелилась на пакет со сладостями.
- Урра! Конфеты!
- Смотри, наешься, пузо вырастет, и на балет не возьмут! - шутливо пригрозила ей мама.
- Возьмут-возьмут! Я и так красивая! - донеслось в ответ уже из комнаты. Понятно, к телевизору потащила.
- Ну, привет, дорогая, - это уже мне.
И мы с Аленкой крепко обнялись.

Аленка колдовала на кухне — доставала из холодильника всякую ерунду вроде майонеза и кетчупа, накладывала нам с ней жаркОе, накрывала на стол. Я же расслабленно наблюдала за сестрой, так как делать она мне ничего никогда не давала. Это был её мир, ее вотчина. Все равно, что прикоснуться к её швейной машинке. Вроде мне, как сестре, и по рукам не дашь — родной человек всё-таки. Но и приятным назвать нельзя.

Аленка закончила приготовления, и мы приступили к ужину. Юльку ждать было бесполезно, поскольку она завладела сладостями.
Честно говоря, мой сегодняшний визит к ним носил корыстный характер. Я хотела, чтобы Аленка поработала моим психотерапевтом (кто, если не сестра?). Хотела рассказать ей свой сон и узнать, что она об этом думает? И когда мы обе насытились вкуснейшим ужином, я выложила ей все, как на духу. За исключением, естественно, личных данных.

- Слушай, по-моему, ты заморачиваешься, - Аленка щелкнула кнопкой на электрическом чайнике. – Может, просто у вас с Сашей давно не было?

Я задумалась. Ну, да, около недели где-то. Это как вообще считается — давно или нет? Сестрица, увидев моё замешательство, кивнула головой:

- Вот, скорее всего, так и есть. Ты затосковала по мужчине. А тут такой экземпляр. И твоё подсознание наложило одно на другое. Только не наделай глупостей, пожалуйста, я тебя прошу. Не обижай Сашку, он этого не заслуживает, - и Аленка заполнила кипятком заварочный чайник.

Ох, как же ты права, дорогая… Как же права…

Запах мяты быстро наполнил кухню. Навеял воспоминания о лете, о маме, так заботливо собиравшей травы листик к листику для того, чтобы мы с Аленкой вот так чаёвничали темными зимними вечерами. Мама… Давно я её не видела, с Нового года, наверное. Они с отцом уже несколько лет жили за городом, в небольшом коттеджном поселке. Минут 20-30 от города, но зато, какой воздух! Ни предприятий, ни выбросов — красота! Кстати, у мамы совсем скоро день рождения, а я даже не думала о подарке. Аленка глянула на настенный календарь и, немного помолчав, выдала:

- Маме что дарить будем? Нет идей?

Я этому даже не удивилась. Ещё в детстве было множество ситуаций, когда нам одновременно приходила в голову одна и та же мысль. И это было весело. Да, о празднике надо поразмыслить. Будучи школьницами, мы вручали общий подарок маме — от нас двоих. Чаще всего это были плакаты вроде стенгазеты. Перепачканные красками, фломастерами и клеем, мы ползали по полу, создавая очередной шедевр. Вертели мамулины фото и так, и эдак, приставляли рядом забавные вырезки из газет и журналов и были очень счастливы в такие дни. А уж как была довольна мама при получении подарка — не передать словами.

Мы выросли, многое изменилось, но по магазинам ходили выбирать, чем порадовать маму, по-прежнему только вместе.

На кухню прискакала Юлька и протянула маме мерендинку:

- Ты меня угощаешь? Ты ж моя крошечка! - Умилилась Аленка, приняв сладость из рук малышки.
- Нет, помоги открыть! - потребовал ребенок. Мама состроила обиженную мордочку.
- Ты не расстраивайся. Вера еще принесет. Да ведь? - племяшка вопросительно уставилась на меня, а мы с Аленкой покатились со смеху.

Вечер прошел замечательно. Досмотрев мультики про Фиксиков, мы поиграли в лото, потом в прятки, в догонялки… А затем уложили спать кукол в кукольный домик. По-другому Юлька не соглашалась идти в постель. Иногда, ей богу, засомневаешься — то ли она маленький ангел, то ли маленький бесенок.

Уставшая Аленка вышла из комнаты дочки, тихонько притворив за собой дверь.

- Вот так разыгралась она сегодня!
- Это потому, что тетя Вера пришла, - развела руками сестра.

Я усмехнулась и встала с дивана:

- Мне пора, дорогая, поздно уже.
- Да, конечно, - кивнула Аленка. - И помни, о чем мы говорили: у тебя есть Сашка! - шутливо погрозила мне пальцем она.
- Я помню, не сомневайся. Слушай, прямо неудобно. Что мы весь день обо мне и обо мне? Ты-то как?
- А что я? Работа, работа, работа…
- Новые заказчики есть?

Мы прошли в коридор, и я потихоньку начала одеваться.

- А то, как же! Куда без них? Я уже своего рода знаменитость, - с гордостью выпятила грудь сестра. - Давай я тебе такси вызову?
- Я тебя умоляю! Маршрутки еще ходят. Доберусь без проблем, - я застегнула пуховик и перекинула через плечо сумку.
- Позвонишь, как приедешь?
- Обязательно, - ответила я и поцеловала сестру.

***

- Скажите, как долго будет проходить лечение? - Колганов сжимал и разжимал пальцы в кулаки, хрустел суставами.
- Первые контрольные анализы можно будет сдать уже через месяц, - ответила я, подклеивая в карточку принесенные им бланки с результатами анализов.
- Так долго?
- Вы куда-то торопитесь? - Я подняла на него глаза и врезалась в мужской взгляд — напряженный и жесткий. Сердце сделало сальто.
- А если сделать раньше? - Проигнорировал мой вопрос. Что ж, многие в этом кабинете считают себя самыми умными. Я откинулась на спинку стула:
- В литературе есть данные, что в некоторых случаях отрицательные результаты по данной инфекции можно получить уже через две недели от начала приема препаратов.

Он снова хрустнул суставами кистей. На пальце блеснуло кольцо — массивная печатка. Интересно, а в первый раз её не было. Или я просто не заметила?..

Сегодня впервые за долгое время я надела на работу платье. Саша после прошедшей ночи ходил довольный, как слон, приняв перемены, произошедшие во мне, на свой счет. А я же была сама себе противна. В поликлинику шагала, чувствуя себя полнейшей дурой. С какой стати я решила выпендриться? Перед кем? Перед пациентом, которого вижу второй раз в жизни? К тому же, какая разница, в чем я? Под халатом все равно не видно.

Я расправила подол платья, одернула халат и с недоумением уставилась на Колганова. Оказалось, он меня о чем-то спрашивал и, видимо, не в первый раз.

- Я могу идти?
- Что, простите?
- Обследование я прошел, лечение вы мне назначили. Я могу идти?
- Да, пожалуйста. Жду вас с контрольным анализом крови.

Он поднялся, а я снова залипла на его фигуру — широкие плечи и торс, обтянутые свитером крупной вязки. Хлопнув дверью, Колганов скрылся в коридоре. Мне казалось, что я слышу его шаги среди общего шума, царящего вне кабинета.
Хотелось биться головой о столешницу. До чего ты докатилась, Вера! Захотела чужого мужика! Захотела в самом физиологическом смысле этого слова. И чего мне не хватало? От добра добра не ищут. Тогда какого хрена?

- Извините, можно? - в кабинет робко заглянула женщина. - У меня на 15:30 талон.

Я растерла лицо руками, чтобы хоть как-то избавиться от непрошеных мыслей, картинок и фантазий. Так, не раскисать. Ну, бывает — пригрезилось, показалось. Со временем должно пройти. От гепатита я его вылечу, а там, что называется, с глаз долой — из сердца вон.

Решив для себя, что именно так и будет, я с головой окунулась в работу.

Шли дни, а я то и дело мыслями возвращалась к этому странному пациенту. Пару раз он мне снился, но как-то все скомкано было и не понятно. После пробуждения оставалось тягостное чувство вины, как будто я уже изменила своему мужу.
Саша, славный мой, родной Саша, как всегда был мил и нежен. А я увидела его словно со стороны. Вот он — высокий, на чей-то взгляд, может, немного худощав. Улыбка такая же, как в юности — лучезарная и открытая. Приглаживает свои вихры, когда о чем-то серьезно думает. Очки поправляет, когда смущается. Я знаю его, как облупленного. Так что теперь? Прочитала, как книжку, закрыла, положила в сумку и пошла возвращать в библиотеку? Нет, не хочу такой аналогии. Не приятно. Не правильно.

А на Колганове-то почему свет клином сошелся? Может как раз и притягивает неизвестность? Желание познакомиться, изучить, познать? О, Господи! Кажется, я заговорила фразами из маминых романов.

Я очень странно себя чувствовала. Бросало то в жар, то в холод. Руки тряслись. Забывала вечно все. Сашка обнимал меня, прижимал к себе и твердил, что мне надо в отпуск. Я кивала, а сама жалела, что не могу Колганова передать. Потому что передавать было некому. Инфекционистов в поликлинике было всего двое, один из которых был на больничном. Второй — ваша покорная слуга.

Может быть, все и закончилось бы по-другому, иначе, я бы перебесилась и успокоилась. Упорядочила бы мысли и чувства. Да только не судьба. Он ворвался ко мне в кабинет, когда я меньше всего этого ждала и совершенно не была готова. Тяжелыми шагами он быстро пересек кабинет и шлепнул мне на стол  бланк с результатом анализа. «Отрицательно» - машинально выхватила взглядом. Он, опершись ладонями о столешницу, навис надо мной и спросил:

- Это то, что я думаю? Это значит, что я вылечился?
- Хороший результат, я вас поздравляю.

Тут он обогнул стол, направляясь ко мне. Я инстинктивно встала:

- Но вы должны понимать, что будете состоять на учете как минимум год и периодически сдавать…

Договорить он мне не дал. Подошел, сгреб меня в охапку и закружил по кабинету, издавая победный то ли рык, то ли стон:

- Доктор!…. Вера!

У Колганова было крепкое и сильное тело. Он сдавил меня так, что я едва дышала. Голова закружилась, а я потеряла всякую ориентацию  в пространстве. Я как будто подпиталась его счастьем. Ураган эмоций подхватил и закружил сумасшедшим вихрем. Я уже и забыла, что так бывает. Вдруг пришло осознание, что моя серая, застоявшаяся Жизнь, последнее время стала похожа на День Сурка. Да, благополучная. Да, стабильная. Но кто знает — хорошо это или плохо? Кто подскажет — стоит ли поддаваться  соблазнам?

Через несколько секунд он поставил меня на место. Мне с трудом удалось взять себя в руки.  Одергивая халат и приглаживая волосы, я покосилась на него. Колганов тяжело дышал, улыбался и выглядел чуть ли не самым счастливым человеком на свете. Всех нас украшает улыбка. Улыбающийся Артем выглядел просто голливудской звездой.

- Вера Дмитриевна! Простите!- он мотнул головой, а затем немного успокоившись, сел.
- Сколько времени прошло после начала терапии? - мне с трудом удавалось строить из себя профессионала.
- Две недели.
- Я напишу вам, когда сдать анализ повторно, - я уткнулась в карточку, пытаясь скрыть смущение.

А он сидел и весь как будто вибрировал от радостного возбуждения: «Я вылечился! Я вылечился». По-моему, он так и не понял, о чем я ему говорила.
Он был предпоследним пациентом. Я приняла ещё маму с гриппующим мальчиком, это заняло не очень много времени, и засобиралась домой. Попрощалась с нашей уборщицей, отсалютовала дамам из регистратуры.

Колганов появился в холле, как черт из табакерки:

- Можно я вас подвезу?
- С чего вдруг? - напряглась я.
- Мне хочется сделать для вас что-то хорошее, - искренне сказал он.

В голову пришли слова из молитвы, услышанной как-то от бабушки: «...И не введи нас во искушение...» Ох, как эти строчки были кстати.

- На улице метель такая, - продолжал Артем. - Мне не хочется, чтобы вы мерзли на остановке.
- Ну, ладно, поехали.

Черный джип. Только такой автомобиль и мог быть у Колганова. Марку я не разглядела, да никогда и не разбиралась в них особо. Артем нажал на брелок, сигнализация ответила мелодичной трелью. Я забралась в салон и с удовольствием откинулась на мягкое сидение. На улице была и правда отвратительная погода.

Преисполненная чувства благодарности к Артему, я расслабилась. Он включил радио и вырулил с парковки на дорогу. Вёл Колганов уверенно, несмотря на сниженную видимость, но и не лихачил. Всё время в пути я силилась понять: что это — чувство благодарности или что-то большее? С чего ему подвозить совершенно постороннюю женщину?  Мысленно уговаривала себя, прыгая с одних аргументов на другие. Прикидывала, как себя поведу в том или ином случае. Ехали мы долго, из-за погодных условий на дорогах были пробки. Но Артем не нервничал, а напротив, выстукивал пальцами по рулю ритм песни, доносящейся из динамиков.

Притормозив, наконец, у подъезда, Артем повернулся ко мне и улыбнулся.

- Вера Дмитриевна, я так счастлив!
- Я вам еще раз повторяю… - начала я. Да что ж ты за зануда-то такая, Вера?
- Знаю-знаю, - отмахнулся Колганов. - Сдавать анализы ещё несколько раз… Но давайте не будем сейчас об этом.

«Вау, а о чем же мы тогда будем?»

- Я уже практически похоронил себя, - усмехнулся он.

Я закатила глаза. Не он первый. Пациенты, к сожалению, по незнанию склонны сгущать краски.

- Спасибо вам большое, - Артем взял меня за руку, поднес ладонь к губам и поцеловал.

Кисть обожгло его дыханием, а пальцы немного поцарапала щетина. Я дернулась, но руку не отняла, с напряжением ожидая, что будет дальше.

« … И не введи нас во искушение… не введи нас во искушение...»

- Я очень вам благодарен.

Он убил меня этой фразой. И стало так гадко и стыдно, что приняла простое проявление галантности за ответную влюбленность. Но чувства от этого никуда не делись. Наоборот, стали только острее. Я наспех попрощалась, что-то сбивчиво проговорив в ответ. Выбралась на февральский холод и проводила взглядом машину довольного жизнью и счастливого Колганова.

Жалко, что нельзя как на компьютере — раз!- и удалить ненужные воспоминания. Не хочу я это помнить! Не хочу! Но абсурднее всего то, что и забывать тоже не хочу. Какие у него руки большие, теплые, даже горячие… Я поднималась домой в лифте и почему-то вовсе не думала, что там меня ждет Саша.

Открыла дверь своим ключом. Мой муж вышел в коридор, с волнением на меня посмотрел:

- Привет! Что случилось? Ты заболела?

«Что? При чем тут это?»

А потом я посмотрела на себя в зеркало. Зайди ко мне в кабинет такой пациент, я бы натянула маску до самых глаз и принялась выписывать больничный. Щеки красные, глаза безумные…

- Я в душ и спать, ладно, Саш?

Он привлек меня к себе и поцеловал в лоб:

- Сделать тебе чаю?

Я кивнула. Но когда муж вошел в спальню, меня уже вырубило, стоило только прислонить голову к подушке.

Дни рождения в нашей семье всегда проходили громко, шумно и весело. Папа брал в руки гитару, мама пела бесподобно — сколько себя помню. Гости смеялись, играли в «Крокодила», «Испорченный телефон», «Мафию» и многое другое. Никто не напивался сильно, хотя алкоголь традиционно на столе присутствовал. Так было и в этот раз.

- Доченька, возьми, ложки-вилки и отнеси в гостиную, а я пока за салатиками на веранду схожу.

Мама, как всегда, постаралась — в холодильник еда не входила.

- Аленка с Юлей когда будут? - поинтересовалась я.
- Звонили. Скоро, - мама как-то странно улыбнулась, а потом заторопилась накрывать на стол.

Я взяла столовые приборы на кухне и вернулась в гостиную. Комната была просторной, занимала практически половину первого этажа. Телевизор включили на одном из музыкальных каналов. На диване уже устроились мои тетушки, мамины двоюродные сестры. Их мужья курили на улице, бурно жестикулируя и что-то эмоционально обсуждая, - я увидела их через окно.

Папа с Сашей обосновались по другую сторону стола и тоже непринужденно обменивались репликами. Мои родители всегда очень любили Сашу. Я принялась раскладывать приборы:

- Ну, что, пап, гитару-то настроил?

Отец улыбнулся и хохотнул. Он был немного полноват, носил бороду и немного напоминал Санта-Клауса.

- Конечно, дочка!
- Дмитрий Львович, давайте я загружу вам тюнер на смартфон? - оживился мой муж, а я закатила глаза. - Так же проще будет настраивать и точнее.
- Саша, у папы безупречный слух, ты же знаешь, дорогой! - рассмеялась мама, проходя в комнату с салатницей в руках. Саня перехватил у неё груз и поставил в центр стола.

Прибыли новые гости. Мама с папой ушли их встречать, а я втихушку стянула со стола кружочек колбасы. Есть хотелось невероятно. Мой дядюшка со своими сыновьями-студентами ввалились в комнату и началооось… Объятия, поцелуи, приветствия. Как я любила всегда эту атмосферу праздника! Когда еще так встретишься и пообщаешься с самыми родными и близкими людьми?
Через несколько минут все стали рассаживаться по своим местам. Я присела на стул. Никогда не любила диваны, потому что роста я была невысокого, и моё лицо всё время находилось на уровне стола. Мама пересчитала тарелки с фужерами и тихонько тронула меня за плечо:

- Вера, будь другом, принеси, пожалуйста, ещё один прибор.
- Мам, я же пересчитала. Всё должно быть правильно.
- Пожалуйста, принеси, - повторила просьбу мама и принялась накладывать вкусности гостям. В это время двор осветили фары автомобиля.

Я пожала плечами, просто не понимая, кого ещё мы ждем, кроме сестры и племянницы. На кухне сориентировалась быстро — фужеры за стеклом, в навесном шкафу, тарелки в сушилке, вилки в выдвижном ящике. И я, прихватив всё необходимое, поспешила встретить своих любимых девочек.

В прихожей было шумно, бас папы, звонкий голосок Юльки и до боли знакомый голос мужика, приобнявшего мою сестру. Мужчина снял куртку, взял пуховик Алёнки и повернулся, чтобы повесить одежду. В этот момент я с ужасом узнала в нём своего пациента, а также человека, в которого меня угораздило влюбиться, — Артёма Колганова. Он едва уловимо вздрогнул, но ему быстро удалось прийти в себя. А вот я не могла этим похвастаться. Фужер и тарелка выскользнули из рук и вдребезги разбились о кафельный пол. Как же так?

- Вера, - протянула мама и быстро убежала в санузел за веником и совком.

Алёнка, счастливая до неприличия, уже звала меня знакомиться:

- Вера, дорогая, это Артём, мой… друг.
- Я бы предпочел, чтобы ты остановилась на слове «мой», - и он с улыбкой пожал мою руку.

Знаете, в фото-камере на смартфонах есть такая функция «Размытый фон». Один объект на переднем плане, он четкий, его видно. А все, что вокруг, расплывчато и второстепенно. Я чувствовала себя примерно также. Будто во мне включилась эта треклятая функция. Я не видела ничего, кроме его лица. Остальные расплывались, что-то говорили, шумели. Мама, кажется, приглашала к столу. И я, как в тумане, пошла за всеми в гостиную.

Артём был невозмутим, вежлив и обходителен. Ухаживал за Аленкой, подкладывал салатиков Юльке. Сестра смотрела на него влюбленными глазами, а у меня кусок в горло не лез. Зато выпить хотелось отчаянно. Бутылка Кагора, стоящая передо мной, пустела. Мысли путались. Хотелось убежать, спрятаться, окопаться где-нибудь, чтобы навести порядок в голове. Но это был мамин день рождения, а её обижать не хотелось.

Саша накладывал тете Римме «Сельдь под шубой», папа травил анекдоты. Черт, как же абсурдно все это выглядело! Очевидно, мама знала об Артеме. Даже не удивилась, когда они вместе на пороге с Аленкой появились. А сестрица — партизааанка. Стало обидно, что мне не рассказала о таком событии в своей жизни. После ухода мужа она у неё, конечно, были мужчины. Но с дочкой, насколько я знаю, она не знакомила никого. Выходит, у них всё серьезно. Вон как друг на друга глядят.

Меня ломало даже не от ревности. Хотя это, безусловно, было неприятно и неожиданно, потому что мужчин мы никогда не делили. Свои чувства я засуну куда подальше, перебешусь. Хмель ударил в голову. Так, надо собраться. Надо собраться. У меня есть Саша, чужие мужчины — тем более, мужчины сестры! - меня не должны интересовать. Тогда от чего так гадко на душе, будто предала и мужа, и сестру, и саму себя?

Мама настроила стереосистему, приглушила верхний свет, и начались танцы. Гости повставали со своих мест, закружили именинницу, затянули в центр хоровода и даже изобразили подобие «Каравая». Это был удачный момент для того, чтобы скрыться. Я, прихватив бутылку Кагора, направилась на веранду.

Это было моё самое любимое место в доме. Сейчас тут было хорошо, прохладно, тихо. Я села в папино кресло-качалку и укрылась пледом. На подоконнике стояли ещё два салата, педантично прикрытые пищевой пленкой. Я усмехнулась. Вот мама даёт! Хотя, если учесть, что тетушки остаются с ночевкой, то может, еды будет в самый раз. За окном послышались голоса — мужчины вышли покурить. Я налила остатки вина в фужер и пригубила напиток. И все-таки, как так получилось, что он и моя сестра вместе? Как познакомились? Как сошлись? Эдакий для меня щелчок по носу от судьбы.

Я очень боялась за сестру в медицинском плане: было у них уже или не было? А если было, то как предохранялись? Ведь диагноз-то у Колганова я не сняла. И не имею права, пока не получу ещё несколько отрицательных результатов на гепатит. Аленка-Аленка, и ведь сказать тебе я не имею права ни слова о том, что я - его врач. Врачебная тайна, мать её… Как же поступить?

Я допила вино, встала и прижалась лбом к холодному стеклу. Черт, сложно, смешалось всё в кучу. Неужели человек может столько чувствовать? Дверь за моей спиной открылась, и я услышала голос Колганова.

- Вера, можно?

Я порывисто обернулась и испытующе на него посмотрела. Он прошел на веранду и сжал ладони в кулак, видимо подбирая слова. Артем был хорош — он улыбался, раздухарившийся после всеобщего веселья и до неприличия счастливый. Моё женское, даже, наверное, бабье начало ныло о том, чтобы он как-то ответил на мою симпатию. Знаком или словом. Хотя надежды он мне никакой не давал ни тогда, ни тем более, сейчас, когда появился на празднике с другой женщиной. Глупо с моей стороны было на что-то надеяться.

- Вера, я могу вас просить ничего не рассказывать Алёне? О том, что я ваш пациент, о том, что я переболел такой инфекцией… Поверьте, у меня к ней серьезные чувства. Я не обижу её, не думайте.
- Я и не думаю, то есть не о том думаю, - пробормотала я. Руки замерзли и я, сев в кресло, потерла одну ладонь о другую и посильнее закуталась в плед. - Она не знает, да?
- Не знает, - подтвердил он. - Обязуюсь предпринять все меры безопасности. Ваши консультации и рекомендации я не пропустил мимо ушей, уверяю.

Я молчала. Не знала, как ответить. Сказать-то он мог всё, что угодно. А вот правда ли это?

- Я люблю вашу сестру.

Еще одна насмешка от Жизни и хлесткая пощечина для меня. Я закусила губу, а потом тихо проговорила:

- Я тоже её очень сильно люблю. Я ничего не скажу ей, Артём. Но если вы обидите Алёну, то вы пожалеете.

В этот момент на веранду заглянул Саша:

- Ты тут? - и, мазнув взглядом по Артему, добавил. - Дмитрий Львович за гитару взялся. Намечается концерт по заявкам. Идёте?

Я бросила плед обратно на кресло и пошла в гостиную за мужем. Артем потянулся вслед за нами. Я всегда очень любила папины песни. Он исполнял и репертуар Любэ, и Окуджаву, и многие современные вещи. Но сегодня вникнуть в тему никак не могла. Меня очень волновала ситуация с сестрой. Ну не учить же мне взрослого мужика пользоваться презервативом?

Гости с удовольствием подпевали папе, снимали видео на телефоны. Вдруг из ступора меня вывела мама:

- Вера, спой, пожалуйста, что-нибудь для меня?
- Господи, мама, давай не сейчас? - взмолилась я, чувствуя себя Ларисой Дмитриевной из Жестокого романса. Но мама продолжала настаивать. Я приняла у папы из рук  гитару. Инструмент был хорошим, звук — безупречным, и я очень любила играть. Но сегодня это было так некстати. Со всех сторон посыпались заявки, но мне на ум пришла совершенно не та песня, которую все ожидали.

Мне нравится, что вы больны не мной.
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.

Пальцы будто бы сами перебирали струны. Я невидящим взглядом смотрела на стену, лица и фигуры вокруг расплывались.

Мне нравится, что можно быть смешной,
Распущенной, и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.
Казалось, все забыли, как дышать. В комнате чувствовалось сильное напряжение. Гости видели — что-то происходит не то, но не могли понять, что именно.

Спасибо вам и сердцем, и рукой,
За то, что вы меня, не зная сами, так любите.
За наши негулянья под луной,
За солнце не у нас над головами.
За то, что вы больны, увы, не мной.
За то, что я, увы, больна не вами...

Когда я последний  раз провела рукой по струнам, возникла небольшая пауза. Первой захлопала мама, скорее, чтобы смягчить неловкий момент, гости к ней присоединились. Я вернула гитару в хозяйские руки и поспешила прочь из комнаты. Одно дело, когда настроение, радость, а другое дело, когда через силу. Не хотела я так… В коридоре меня догнал Саша:

- Ты в порядке? - он участливо взял меня за предплечья и попытался поймать взгляд, но я прятала глаза.
- Да, в порядке.
- А по твоему виду и не подумаешь. Ничего не хочешь мне рассказать?
«О, нееет, дорогой! Тебе вообще не надо этого знать.»
- Ты сама не своя последние дни. Я хочу помочь если не делом, то словом.
В коридор выглянула мама:
- Ребята, идите сюда скорее. Юлька будет стихи читать.

Когда мы вернулись в гостиную, племяшка уже стояла в центре комнаты. Одетая в розовое платишко с кружевами по низу, белые колготочки и серебристые туфельки, украшенные стразами, Юля была просто очаровательна.  Девочка расправила плечики и начала:

Бабулечка любимая,
Тебя я поздравляю
С чудесным днем рождения!
Добра тебе желаю.

Силы, бодрости, везенья,
Оптимизма, настроения.
И от всей души с любовью…

В этот момент Юля рухнула на пол, как подкошенная, и раздался сдавленный вздох женщин. Я ринулась к ребенку, проверила пульс на сонной артерии — слабенький, но есть. Уфф, уже хорошо. Значит просто без сознания. Я подняла ножки девочки вверх, чтобы увеличить приток крови к голове. Папа открыл окно, мама прибежала с кухни с полотенцем, смоченным водой.

- Алёна, раньше такое было, или это в первый раз?
- Первый, - испуганно пробормотала бледная, как мел, сестра.

Через полминуты Юлька открыла глазки и начала потихоньку приходить в себя. Аленка отвела её к дивану и посадила себе на колени.

- Ну, как ты, ягодка моя?
- Хорошо, мама… - ответила племянница, как-то уж слишком растягивая слова. У меня возникло одно подозрение.
- Юленька, солнце, посмотри на меня, - я растолкала всех, опустилась на колени и сжала детскую ладошку. - Покажи, как ты свечки на день рождения задуваешь?
Девочка попробовала надуть щёки. С правой был порядок, левая едва шевельнулась. Алёнка с тревогой подняла на меня глаза.
- Юля, а теперь подразни меня. Покажи язык.

Племянница высунула язычок, тот отклонился в сторону. Прилично так отклонился. Я встала:

- Алёна, надо в больницу срочно.
- Может «Скорую»? - вставила свои пять копеек тётушка.
- Долго ехать будет. Надо прямо сейчас везти, - возразила я.
- Да что случилось-то? Что ты узнала? Скажи толком! - посыпалось со всех сторон.
- Скорее всего, у неё инсульт. Надеюсь, я ошибаюсь, - тихо проговорила я.
- Ну, нет… - протянула мама. - Что за бред! Инсульт у пятилетнего ребенка?
- Хочешь проверить? - скептически подняла я бровь. - Проблема в другом. Мы все выпивали. За руль никому нельзя.
- Я не пил, - подал голос Артем. Это была большая удача, поскольку время в данной ситуации дорого.
- Поехали, - скомандовал он.

Артем бережно взял Юлю на руки и пошел к машине. Мы с Аленкой, подхватив сумки и куртки, последовали за ним. Колганов уложил девочку на заднее сидение, Алёнка села рядом, положив голову дочки себе на колени. Я села рядом с мужчиной и пристегнула ремень безопасности.

В дороге я косилась на Артема. Его лицо было напряженным, брови сведены на переносице, губы сжаты в тонкую линию. И я никак не могла его принять в таком статусе — статусе мужчины моей сестры. Отчасти из-за своей глупой ревности, которая теперь казалась мне нелепой и надуманной (сама себя в угол загнала!). Отчасти из-за опасности, которую он для Алёнки представлял как носитель инфекции.
Я мучительно переживала за племянницу. Сестра с ней тихонько переговаривалась, но речь девочки по-прежнему была тягучей и невнятной. Господи, только бы все обошлось. Детский организм, он крепкий. Все будет хорошо.

В приемном покое было ещё двое детей и пришлось подождать с оформлением бумаг. Алёна была как на иголках. Колганов заботливо держал её за руку, а Юлька, сидевшая по другую сторону на кушетке, привалилась головкой к маминому плечу. Я ходила из стороны в сторону по коридору и скрипела зубами. Скандалить было глупо, я прекрасно знала эту кухню — сама дежурила по ночам, когда училась в универе.
Наконец, из отделения на осмотр позвали невролога. Усталый, помятый дядька неопределенных лет позвал нас в кабинет, подробно опросил, осмотрел и подтвердил мой диагноз. Алёнку и Юльку забрали на госпитализацию.

Колганов сидел в коридоре, прислонившись к стене, как будто в трансе. Я тронула его за плечо:

- Езжайте домой. Вас к ним всё равно до завтра не пустят.
- Я не могу, - безжизненно проговорил он.

Я помолчала. Тоже не могла себя заставить уйти. Захотелось просто подышать свежим воздухом. Было около половины десятого. Я вышла на улицу и глубоко вдохнула в себя морозный вечер. Санитары помогали выйти из «скорой» девочке лет одиннадцати-двенадцати, затем положили её на каталку и повезли внутрь. Я посторонилась, прислонившись к колонне, и закрыла глаза. Хмель уже давно выветрился, но я бы предпочла остаться пьяной. Где найти силы?

Во дворе больницы стоял небольшой храм. Ноги сами понесли меня к нему. Я никогда не была близка к Богу. Мама ходила в храм, да. А я не знала ни правил поведения, ни что, как и где расположено. Как молиться, как ставить свечки — я всего этого не умела. Крещеной я не была, но и атеисткой тоже. Я верила, что существует некая высшая сила. Иначе как объяснить множество случаев исцеления, наблюдая которые, врачи в недоумении разводили руками? Несколько таких ситуаций я видела сама лично.

Я потянула на себя массивную дверь и окунулась будто бы в другой мир. Было очень тихо, в зале чувствовались незнакомые запахи. Я увидела скамью справа от входа и тяжело на неё опустилась. Пламя свечей, стоящих напротив иконы, дрогнуло от потока воздуха. Я вдохнула, выдохнула, чувствуя, что скоро сорвусь на рыдания. Давно я не плакала, в школьные годы, наверное, последний раз.

- Я пришла, - мой голос звучно разнесся по храму. - Где ты? Покажись? Ты так сейчас нужен! Услышь меня! Заметь меня! Я верю и знаю — ты можешь!

И я начала молиться. Сбивчиво, неумело, путаясь в словах, заикаясь и глотая слёзы, бегущие по щекам. Просила о здоровье для Юльки, о покое для моей сестры, о счастье в её семье, о гармонии в своем сердце и душе.

Через слезы, а может и с помощью некоей высшей силы, стало легче… Вокруг груди будто тиски разжали, тело расслабилось. И я вспомнила фразу, сказанную как-то мамой: «Бог не даёт испытаний, которые нам не по силам». Я не знаю, сколько прошло времени. Может, я бы просидела там ещё дольше. Только в куртке завибрировал телефон — входящий звонок от папы:

- Вера, вы где? Мы с Сашей приехали, таксист высадил нас у шлагбаума. Дальше не пустили.

Я вытерла слёзы, перекинула сумку через плечо и вышла на улицу.

- Папа, большой девятиэтажный корпус видишь? Вам надо зайти с торца здания через приемный покой. Там в коридоре должен быть Артём.
- Я понял, ты сама где?
- Я сейчас подойду, пап.

«Мы вместе, мы всё сможем» - повторяла я про себя, как заклинание.

В приемнике плакал ребенок. Маленький. Надрывно и горько-горько. Мать качала его, целовала и шептала что-то. Я с трудом удержалась от того, чтобы не зажать уши. Ненавидела детский плач. У меня сердце разрывалось, если страдала Юлька. Я не знала за кого переживаю больше – за племянницу или за её мать.

Мужчины стояли в коридоре и тихо переговаривались. Когда они заметили меня, первым отреагировал Саша. Он сделал шаг навстречу, обнял меня и поцеловал в макушку. Я раньше думала, что это фигуральное выражение такое «как за каменной стеной». Из дамской сентиментальной литературы и слезливых сериалов. Сейчас я прочувствовала на себе, что значит это изречение. В полной мере. Я ощутила огромную благодарность, так как Сашка хотел взять часть моих переживаний и волнений на себя.

- Всё будет хорошо, Вера, - твердил тихонько он. - Все будет хорошо.

Опять затопило мучительное чувство стыда перед мужем. Меня грызла вина, ведь я допустила мысль о том, чтобы быть с другим. Несмотря на то, что ничего, по сути, и не было. Папа отошел, чтобы ответить на телефонный звонок, а Артем подошел к дежурной медсестре, чтобы узнать о состоянии Юльки.

Мне стало буквально физически дурно. Я ощутила непреодолимое желание поделиться с Сашей, рассказать всё, без утайки. Пусть обидится, оскорбится, ударит, на развод подаст, в конце концов! Я не могла больше держать всё в себе.

- Саша, мне нужно, чтобы ты меня выслушал, - я подвела его к кушетке прямо в коридоре, мы присели.
- Не надо, - как-то слишком уж порывисто сказал он и помрачнел.
- Ты даже не знаешь… - начала было я.
- Да всё я знаю, - он снял очки и потёр глаза. - Я знаю тебя. Я знаю, какая ты бываешь, когда… Просто если ты сейчас скажешь, то мне придется что-то предпринимать, решать. А я не хочу. Я люблю тебя и не хочу ничего менять.
- Я тоже… - прошептала я и, сглотнув ком в горле, положила голову Сашке на колени.

Он гладил меня по волосам, говорил вполголоса что-то успокаивающее, убаюкивающее. И я прямо так, в шумном, людном коридоре, уснула, вымотанная переживаниями и волнениями последних недель.

***

- Мама, смотри, снеееег! - Юлька прыгала по дорожке и пинала белые хлопья тополиного пуха. Июнь в этом году выдался неимоверно жаркий, и Аленка на днях планировала вывести мою племяшку куда-нибудь на озеро.

- Вижу, Юленька, вижу! И правда, похоже на снег, - ответила сестра и громко чихнула.
- Будь здорова! - от души пожелала я.

Алёнка поправила волосы, и на безымянном пальце блеснул золотистый ободок колечка. Они с Артёмом расписались совсем недавно, пару недель назад. Почти сразу после выписки из больницы. Церемония была скромная, без пышного платья, многоэтажного торта и гуляний на два дня. Не это главное, рассудила сестра. И я была полностью с ней согласна.

Мои чувства к Артёму развеялись, как дым, как морок, заклинание какое-то. Мне проще было считать их вирусом, простудой, чем угодно. Я находила в этом для себя оправдание. Ведь мы же не выбираем, заболеть нам или нет. Заболевание само берет своё. А потом проходит время, организм справляется, и понимаешь, как прекрасно — быть здоровым.

В душе я приняла Артёма, как мужа и партнера сестры. Он был умён, надёжен, а самое главное — он был по уши влюблён в Алёнку. Я улыбнулась этой мысли. В этот момент ко мне подбежала Юлька:

- Вера, покрути-покрути-покрути меня! - запрыгал на месте ребенок. Была у нас такая игра, чего уж там, хоть и не совсем безопасная.
- Юленька, я…

«Ну, давай же, придумай аргумент какой-нибудь! Ещё слишком рано говорить!» - подстегнула я себя.

- Покрути! - не отставала племяшка.
- Золотая моя, я бы с радостью… Но у тёти Веры… спинка болит…

Алёнка посмотрела на меня, приспустив тёмные очки на кончик носа и скептически подняв бровь.

- Спинка? Да-да… Так мы и поверили.
- Что? - протянула я. Юлька, слава богу, отвлеклась — дворовые ребятишки уж очень весело возились на поляне с симпатичным щенком.
- Не «что», а «кто». Я правильно понимаю? - хитро прищурилась Алёнка.

Я откинулась на спинку скамейки и расплылась в улыбке. В проницательности моей сестре не откажешь. Я была благодарна маленькому Санычу за полное отсутствие токсикоза. И если бы не Алёнка, то ещё долго бы никто не догадался о таком неожиданном и чудесном подарке для нашей семьи.