Жатва. Фантастика. Апокалипсис

Ольга Хомич-Журавлёва
ЖАТВА
Фантастика. Апокалипсис

… Состав пригородного поезда мерно покачивается. Народа в электричке полно, отчего в вагонах царит негромкий гул от их встревоженных разговоров и суетливых передвижений. Некоторые, как и я бродят из вагона в вагон, вглядываясь в лица попутчиков. Я ищу кого-то, а кого – не помню! Но, с нарастающей болью в сердце понимаю, что непременно должна найти… Боже, да я и себя не помню! Кто я?
Постепенно, в отчаянии,  словно боясь упустить нечто, я ускоряю шаг и вот уже начинаю метаться, несясь из вагона в вагон быстрее и быстрее, толкаю, сбиваю пассажиров. Но никто не злится на меня – на лицах людей читается растерянность. Сердце колотится, во рту становится горячее, я понимаю, что теряю кого-то безвозвратно! В ужасе начинаю понимать, что может те, кого я ищу, просто не успели на поезд?..
Внезапно останавливаюсь в абсолютно пустом от людей и кресел вагоне, где мгновенно возникшую тишину нарушает едва уловимый перестук колёс. Я приникаю к толстому оконному стеклу, за которым далеко-далеко внизу мелькают заснеженные леса, поля, селения, словно состав несётся в вышине над землёй. Неожиданно становится труднее и труднее дышать …

- Ма-ма, - вырывает из сна детский голос.
Мне требуется некоторое время для осознания – кто я, где я и кому принадлежит голос. Разум ещё цепляется за реальность, в которой я существовала только что, в ушах ещё звучит шум поезда…
- Ну, мама, мы уже все тебя заждались. Ты будешь вставать?
К первому голосу присоединяется второй, и я уже осознаю, что это голос моего мужа Гены:
- Вставай, соня. Завтрак остывает.
Наконец, я открываю глаза с принятием новой, нет, на этот раз всамделишной реальности. Здесь я домохозяйка. Да, надомница – шью на заказ любую одежду, что позволяет семье сводить концы с концами. У меня муж – учитель физики и трое детей. Один сын учится в пединституте на историка, второй – на физмате – идёт по папиным стопам. Тринадцатилетняя дочь учится в школе.
Со вздохом запахнув бордовый фланелевый халат, бреду в ванную. Гляжу на себя в зеркало, словно вспоминаю свой облик. Да, слегка полноватая шатенка с каре, тонкий нос, ямочка на подбородке, синюшные круги вокруг серых глаз – вчера допоздна… нет, вернее сегодня почти до утра доделывала заказ – завтра сдавать платье заказчице. Сегодня времени не будет – сегодня я воцаряюсь в семье.
Немного приободрившись, бреду к столу, ютящемуся в пятиметровой кухне. Здесь минимализм – буфет и холодильник громоздятся в коридоре, так что вся семья усаживается вокруг небольшого стола, где, кроме пяти чашек и пяти крошечных тарелочек, не помещается даже блюдце с хлебом. Но в тесноте, да не в обиде. Маруся деловито разливает кипяток по чашкам, растворяя содержимое  – у кого чай, у кого кофе.
Позавтракав, торжественно водружаем на телевизионный столик гаджеты. В нашей семье существует давний уговор – в воскресенье никакого телевизора, никаких компьютеров и тем более телефонов. Вся электроника выключена и оставлена на столике до понедельника. И никаких гвоздей! 
Сегодня выходной и мы, как давно заведено, всей семьёй едем в парк-заповедник, где за небольшую плату берём напрокат лыжи, у знакомого мужа Димыча – однокурсника, который вылетел из института с кафедры физмата ещё на втором курсе, а теперь работающему на выдаче экипировки. Муж перебрасывается с другом несколькими фразами, из которых слышу, что Димыч бьётся над очередной теорией извлечения электричества из альтернативного источника и близок к обнародованию результатов исследований. Гена сочувственно качает головой и я понимаю, что его друг-недоучка опять потерпел неудачу. Я выхожу на мороз, где наши дети, дурачась, толкая друг друга в сугробы, пытаются застегнуть лыжи. Наконец выходит и Гена. На его грустном лице расплывается улыбка:
- Ну, что, семья! Горы нас зовут! Вперёд, покорять вершины!
 Ритуальный сигнал отца семейства дан. Мы с детьми заливаемся хохотом, а затем уносимся по лыжне и катаемся несколько часов на заснеженных холмах парка среди пушистых сосен, гигантских разлапистых елей, а так же каких-то разнообразных заиндевелых деревьев.
Затем, вернув лыжи вечно угрюмому Димычу, покидаем его грустную обитель под названием «Пункт выдачи инвентаря». У выхода из парка, в большом, снятом с колёс, вагоне-ресторане, переоборудованном под импровизированное кафе с названием «Горка», наливаем чай из электрического самовара, и с наслаждением пьём ароматный напиток с мёдом и напудренными пампушками. Мы счастливы, смеёмся, вспоминаем смешные казусы нашего катания, ещё раз заказываем чаю, перебрасываемся забавными байками с другими семьями, заполнившими кафе.
Едва начинает смеркаться, мы возвращаемся домой. Выходной завершается лёгким ужином в виде бутербродов с баклажанной икрой и настольными играми. Муж зорко следит за тем, чтобы никто не прикасался к гаджетам – что-то старший сын Серёжа нервничает, бросая нетерпеливые взгляды на телефон. Но семейный уговор – святое дело.

…Я опять бегу по вагонам. На этот раз я помню, кто я. В вагоне Гена что-то объясняет Машке. Дочь сидит растерянная смотрит то на папу, то на меня. Кто-то трогает меня за рукав. Оборачиваюсь и встречаюсь с полным ужаса взглядом младшего сына Юры:
- Мам, Серёжа не успел. Я на ходу втягивал его в вагон за руку, а какой-то мужик оттолкнул брата, я сам едва не выпал.
Я не верю, бегу к дверям, распахиваю их и вижу, как вдалеке поднимается яркий ядерный гриб, а вслед за ним ещё один и ещё…
Я ожидаю ударной волны, знаю, что она непременно последует, но поезд всё так же летит по бескрайнему простору заснеженной тайги или степей – я не понимаю, где мы - и неожиданно въезжает в пространство холмов, переходящих в гигантские горы, вершины которых закрывают яркую фантасмагорию апокалипсиса…

Вскакиваю с колотящимся сердцем, футболка мокрая. Слава тебе - это сон… Реальный, чересчур реальный, жуткий, но всё же - сон. Прерывисто выпускаю выдох облегчения. И тут до меня доносится шум – топот, крики,  суета. Серёжа с Юрой мечутся по квартире, собираясь в институт. Муж пьёт чай и мрачно слушает новости по телевизору. Маруся чистит в ванной комнате зубы и вопит оттуда с набитым пеной ртом:
- Пап, ну, чего там?
- Ничего хорошего. Маш, оставайся ка ты дома. Ребята, вы бы тоже не выходили на улицу.
Сергей засопел. Я знаю его тайну – случайно услышала. А сын, конечно, не может объяснить отцу, что у них сегодня вместо пар «марш несогласных». Юра дёргает брата за рукав:
- Серый, может папа прав? Останемся дома?
- Чё? Кишка тонка? Труханул? – язвительно-жёстко отрезает Сергей и тут замечает, что я стала свидетелем разговора. Я как можно твёрже произношу:
- Давайте выкладывайте, что задумали. Так ли это важно, чтобы рисковать будущим? Я настаиваю на том, чтобы вы остались дома.
Юра вжимает голову в плечи и бормочет:
- Да ничего, мам.
- Всё, нам пора, - Сергей, не глядя на меня, хватает брата за рукав и оба выскакивают за дверь, а я ещё некоторое время слушаю перепалку моих детей, спускающихся по лестничным пролётам с четвёртого этажа, за неимением лифта.
Я ощущаю страх за детей, но сделать ничего не могу – совсем повзрослели мальчики, секреты от нас появились. Что ж, это нормально. Мужчина должен стать мужчиной и жить свою жизнь. Вот только правильно ли сделала, что не уговорила и не удержала? С подобными мыслями вхожу в кухню и ужасаюсь тому, что показывают по телевизору. В оцепенении уставившись на экран, спрашиваю:
- Это что?
- Идиотизм чистой воды, вот что! – орёт муж, оторвав взгляд от телевизора. Я не одёргиваю мужа – кричать на меня выпучив глаза, по меньшей мере, неприлично, но ситуация…  Мы втроём стоим и не отрываясь смотрим, как на жидкокристаллическом экране возникают разрушенные города, многокилометровые аварии, последствия тайфунов и цунами, перемоловших здания, самолёты, корабли и прочие признаки цивилизации превращённой в рваный хлам. Я перевожу взгляд на мужа. Он сипло сообщает:
- Вчера вечером… они всё-таки начали войну…
- …военный конфликт, - совершенно не профессионально сбиваясь и заикаясь, продолжил свою речь журналист с мелькающего экрана. - Предположительно неизвестные террористы захватили подземную секретную военную базу, находящуюся в пустыне N, где, как выяснилось, хранились баллистические ракеты, вакуумные бомбы и ядерное оружие. Сегодня ночью террористы привели ядерные боеголовки в действие, направив их в центральную Африку. В результате мощной бомбардировки Африканский континент раскололся на три части. О жертвах сообщений нет, так как прервалась связь с ведущими Африканскими странами, в том числе и ЮАР. Тектонический разлом  произошёл и на европейской части. Огромный разлом Африканского плато простёрся на Европу и отколол Испанию от Эллинского плато, впустив мощные воды Атлантического океана… Испания… - экран телевизора погас, и выплыла табличка – «Отсутствует сигнал».
Голос подаёт Маруся:
- Мам, пап… всё? Мы все умрём?
- Нет, конечно! – я тут же принимаюсь энергично утешать дочь, всем своим видом показывая, что беспокоиться не о чем, а саму колотит в ознобе, - Марусенька, всё будет хорошо. Мы живём далеко, на другом крае света. Уверена, что до Сибири дело не дойдёт…
- Таня, посмотри в окно, - неожиданно едва слышно произносит Гена, раздвинув шторы.
Я подхожу к мужу, смотрю на улицу. Всё нормально – ни взрывов, ни цунами. Ничего особенного. Темно, звёзды сияют. Утро как утро. Уже начинаю думать, что по телевизору не новости были, а кадры какого-то фильма. А мы, не разобравшись, запаниковали.
- Не знаю, как так получилось, - всё так же тихо говорит муж, - но мы все проспали. Посмотри на часы.
Я перевожу взгляд на часы с кукушкой, доставшиеся мне от бабушки. Стрелки циферблата показывают двенадцать тридцать.
- Папа, а где солнце? – почему-то шёпотом спрашивает Маша, нервно водя пальчиком по смартфону, безуспешно пытаясь выйти в интернет.
Я, как здравомыслящий человек, пытаюсь объяснить сей феномен:
- Тут наверняка есть логическое объяснение, правда, Гена? – муж кивает. –  Может там ночь? Мы все ночью случайно и проснулись? Хотя…
- Что – «хотя»?! – опять истерично взрывается Гена, - Я абсолютно и наверняка знаю, что сейчас день, – твёрдо, тоном, не терпящим возражений, чеканит муж. Не нервничал бы он так – давление подскочит. - Почти час дня, а на улице ночная темень. Связи нет, телевизор, вон тоже… Что у вас?
Мы с Марусей растерянно смотрим друг на друга – в смартфонах ни телефонии, ни интернета.
Из подъезда слышится нарастающий шум топота ног. Неожиданно распахивается входная дверь, снося напрочь хрупкий китайский замок, и в крошечную прихожую вваливаются трое мужчин в незнакомой униформе – я таких раньше не видела – тёмно серые с чёрно-жёлтыми нашивками, на голове что-то наподобие ушанок. Не мигая, мгновенно забыв про искорёженный косяк, смотрю на них – что-то странное в лицах не прошеных гостей. Понимаю, что – их ледяной равнодушный взгляд, который никак не вяжется с приятным голосом:
- Здравствуйте, - от вежливого приветствия - мурашки по коже. – Немедленно одевайтесь… пожалуйста и… будьте любезны следовать за нами. Проходит массовая эвакуация.
- У вас документы есть? – строго спрашивает муж не прошеных гостей, отодвигая меня с Машкой в сторону спальни с балконом. Не думает же он, что мы сейчас попытаемся сигануть с четвёртого этажа, но попытка защитить нас понятна. Заданный вопрос Гены повисает в воздухе.
- Не-мед-лен-но одевайтесь… пожалуйста, - вежливо чеканя просьбу-приказ, люди в форме бесцеремонно обходительно-насильно, словно мы хрупкие куклы, а не живые люди, надевают на нас верхнюю одежду. Мы едва успеваем засунуть ноги в зимнюю обувь, схватить бесполезные телефоны, как нас под руки уже ведут вниз по лестнице, в толпах таких же людей в сером, почти несущих над ступеньками наших соседей. И пока нас спускают, от всех конвоиров слышатся предельно вежливые фразы, сливающиеся в общий гул: «будьте любезны следовать за нами… проходит массовая эвакуация населения… для вашего же блага… будьте любезны… пожалуйста…»
Мне становится жутко от нереальности происходящего.
Едва нас с соседями вытолкали наружу, другие люди в форме уже, столь же вежливо, принимают нас в автобусы, подогнанные к подъездам.
Я, перед входом в автобус приостанавливаюсь и в ужасе спрашиваю одного из «конвоиров»:
- У меня в городе дети! Два мальчика! Они в институт пошли…
- Не переживайте. Всех эвакуируют. 
Проезжая по городу, мы наблюдаем, как проходит массовая эвакуация жителей города. Я немного успокаиваюсь – значит так надо, чтобы не было паники. Военные, а я думаю, что это всё же солдаты каких-то мне неведомых войск, выполняют положенные в условиях эвакуации инструкции.
Выехав из города, мы видим бесконечные вереницы необычных автобусов, вывозящих из города тысячи и тысячи горожан в сторону горного массива.
Мы с Марусей и мужем сидим, прижавшись друг к другу на заднем сидении громадного автобуса – никогда раньше такого не видела – размером с салон самолёта. В него влезло, наверное, около двухсот человек.
Муж и дочка засыпают. Я тоже проваливаюсь в сон.

…Вагон поезда, похожий на вагон-ресторан,  мерно качается. Пассажиров немного – сидят вразброс по всему салону. Через несколько столиков на диване расположились Маша с мужем – дочь что-то рисует на запотевшем стекле, Гена дремлет. Хочу подойти к ним, но за мой стол на диван напротив, подсаживается мужчина в возрасте и начинает рассказывать мне о строении мироздания. Я из вежливости слушаю его, хотя всё равно ничего не запомню. Мужчина словно слышит мои мысли, его раздражает моя непонятливость и невнимание и он начинает говорить громче так, что на нас оборачиваются остальные пассажиры:
-…Понимаешь, мы застряли в матрице. Идёт игра и у каждого прописаны судьбы, роли. Нет у нас свободы воли!..
Мгновение – и вместо пожилого мужчины передо мной сидит мой муж, но я не удивляюсь метаморфозе. А муж продолжает:
 - Мы всегда поступаем чётко так, как прописано в матрице…
Я не спорю. Может он и прав – Гена же физик. Правда, первый раз слышу от него подобную, киношную версию мироздания. Ну, да ладно – это же сон.
- Но вот какая штука. Миры создают некие архитекторы, а мы, в свою очередь, по их плану совершаем те или иные действия, поступки, строя общества так, как ими было изначально задумано. И вдруг, ну, ты представь чисто гипотетически, некто извне, например любимые конспирологами рептилоиды, или, что скорее всего вероятнее - несоизмеримо более развитая раса существ, например гадов, как тот же библейский змей, совсем не вписываясь в планы архитекторов, исподволь, хитростью взламывает код человека и меняет его, задав уже свою, выгодную змею программу. И целое человечество в данном отрезке времени заражается вирусом.
- Каким?- стараюсь поддержать нелепый разговор.
- Ну, тем, каким заразит паразит – самоуничтожением - злобой, ненавистью… Люди перестают поступать согласно предписаниям архитекторов и всё больше становятся подобны змею, то есть сущности другого мира. Светлая душа человека деградирует и заполняется тьмой хаоса.
- Ужас какой, - и тут я не ёрничаю, а действительно понимаю, о чём говорит муж. – Это как суп – если в него капнуть смолу, то испорченное блюдо придётся выбросить.
- Вроде того. Ответ на поверхности. Понимаешь, когда архитекторы понимают, что человечество испорчено – начинается Жатва.
- Жатва? – до меня с ужасом начинает доходить смысл сказанного.

– Жатва? – оказывается, я произношу слово вслух, на границе сна.
- Что? – спрашивает муж.
- Откуда ты знаешь про Жатву? Ты только что говорил про Жатву!
- Тань, какая Жатва? Зима на дворе. Полевые работы, как известно – летом и осенью проходят. Опять что-то приснилось? Ты стонала.
Я прикусываю губу:
- Не обращай внимания.
Так получилось, что я давно уже не рассказываю мужу о своих снах. Беда в том, что они часто сбываются. Когда мой благоверный заметил сей факт, будучи человеком прагматичным, попытался отвести меня к психотерапевту. Тогда я отнекалась, а впоследствии стала делиться снами только с Марусей. Ну, конечно же, не всеми снами.
Автобусы несутся с бешеной скоростью, но салон не трясёт. Вот это технологии у военных! Почему в обычной жизни такого удобного транспорта нет?
Едем долго, мы потеряли счёт времени – мобильники без подзарядки давно погасли, а за окном ночная темнота, исчезли звёзды и только вьюжные полосы иногда мелькают вдоль окна.
Бесконечная дорога.
Только начинаю ощущать голод, как по салону прошли военные, раздав бутылочки с водой и булочки с куриным мясом и маринованным огурцом.
И опять дорога в неизвестность. Практически все пассажиры забылись сном. Я боюсь засыпать, напряжённо вглядываясь в кромешную темноту за окном.
 Постепенно в пространство врывается сначала тусклый, а затем всё ярче разгорающийся свет, освещающий подножия громадных гор. Люди вокруг нас постепенно просыпаются, настороженно переговариваясь, будят друг друга. Мы с мужем и дочкой переглядываемся с надеждой – неужели утро?
Но нас ждёт разочарование.
Автобусы подъезжают к многочисленным одноэтажным корпусам, расположенным в горах, освещаемых в ночи яркими прожекторами. Мы с Геной дружно предполагаем, что это воинская часть. Но о таких колоссальных размахах я даже не подозревала.
Нас заводят в холл одного из зданий и велят снять верхнюю одежду. Все гаджеты заставляют сложить в целлофановые пакеты, подписанные семейными фамилиями. Маруся, мандражируя  веселится, ёрничает, комментируя происходящее:
- Ах, мой инстаграммчик и вконтакчик, как же я без вас… ха-ха-ха…
Мандраж не только у дочери. Многие, после поездки в лайнерах-автобусах, отойдя от пугающего пути в неизвестность, оживлённо болтают, знакомятся, узнают, кто в каком микрорайоне, городе жил. Оказалось, что нас сюда привезли не только со всего края, но и страны.
Когда все разделись, по громкоговорителям раздаётся приторно милый женский голос:
- Дорогие люди. Просим вас пройти по коридору и спуститься по дороге к морю, где вас будут ожидать паромы для эвакуации.
Поднимается негромкий ропот:
- Какое море?!
- В центре Сибири нет моря!
- Куда нас привезли?!
- На улице мороз – почему нас раздели!
Но большинство народа начинает движение в открывшийся широкий коридор. Мы, было, тоже пошли за всеми, но вежливый солдат просит нас немного подождать в стороне. Мы с мужем и дочкой недоумённо переглядываемся, но решаем не спорить.
В конце концов, толпы галдящих людей, в том числе и недовольные, скрылись в дали коридора и двери закрылись.
В огромном зале с заваленными вещами стеллажами остаётся горстка людей - несколько семей, включая нашу, а так же одинокие женщина, парень и очень неопрятный мужчина, похожий на бомжа.
Бомж спрашивает ближайшего охранника:
- Почему нас не пустили со всеми?
Вежливость охранника мгновенно улетучивается и он жёстко произносит:
- Вам не надо к морю.
Я встревожено влезаю в разговор:
- Почему не надо к морю? Все же пошли, а мы что – хуже?
- Не надо и всё. Приказ. Идите за нами.
Охранники проводят нас через узкий длинный коридор и заводят в комнату с несколькими десятками двух ярусных кроватей:
- Отдохните здесь. Не долго осталось.
- Что недолго, до чего недолго? - пытаюсь выяснить, но двери захлопываются, оставив меня без ответа. И тут понимаю, что за всё время эвакуации ни один конвоир не ответил ни на один вопрос окружающих меня людей, словно мы пустое место...
Я оборачиваюсь. Наши попутчики занимают предложенные кровати, заправленные серым бельём с синими пуховыми одеялами. Я тоже присаживаю, пытаясь привести мысли в порядок.
- Я вас где-то видел, - муж обращается к парню - классическому «ботанику» - не понимаю, зачем они носят такие чудовищные очки в роговой оправе.
Но «ботанику» без разницы мои умозаключения. Он поправляет очки на переносице своего прыщавого носа картошкой и задумчиво смотрит на Гену:
- Возможно. Ваше лицо мне тоже знакомо. Может, в Варшаве - на международном турнире по физике? Я там был консультантом.
- Точно! – Гена расплылся в счастливой улыбке. – Конечно в Варшаве! Я же возил прошлым летом в Польшу на Кубок мира своих учеников. Мы не были среди победителей, чемпионат ведь для студентов, но нашу работу очень даже оценили.
«Ботаник» кивает головой:
- Да, баталии между оппонентами были не шуточные… чудесная смена растёт… Аркадий Игоревич – протягивает руку мужу для приветствия.
- Геннадий Викторович…
Я прерываю светскую беседу и возвращаю мужчин с неба на землю:
- Почему нас не пустили на паромы? Мы что, изгои? Ну, уж нет, я в корне не согласна…
И тут замечаю, что «бомж», пробравшись к едва заметной двери за металлическими серыми шкафами, производит едва уловимые манипуляции со стальной панелькой с кнопками. Двери приоткрываются, и пожилой взломщик выскакивает наружу.
Я хватаю за руки мужа и дочь и вытаскиваю их наружу. Двери за нашими спинами защёлкиваются, а мы на мгновение замираем.
Ночь всё же закончилась.
В лёгких сумерках по обе стороны ангара на каменистых склонах стелется зелёная трава, перемежаясь с бурым мхом. То есть ещё час или два назад была зима, даже бушевала метель. А теперь… Пахнет морозцем, но тело ощущает тепло – прямо комфортную комнатную температуру.
- Семья, собрались - всё можно объяснить, - бодро комментирую я.
Муж глубокомысленно произносит:
- Вполне объяснимо. Так понимаю, что тепло стало в связи с изменением климата, вследствие сдвига полюсов холода. Странно только одно – мы ничего не почувствовали, что противоречит законам физики.
- Весь последний день или два противоречит законам физики. Мы даже не знаем, что за день сегодня и сколько сейчас времени. Предлагаю идти к морю, пока нас не хватились. Думаю, оно там, - я показываю на уклон между скал.
Маруся крепко сжимает мою ладонь, Гена послушно кивает, но я понимаю, что его мысли сейчас далеко – где-то в дебрях теорий объяснения происходящего. Но я реалист и мне надо спасать семью. Мы пускаемся в бег вниз по узкой дорожке в расщелине. Бежим не долго - неожиданно, из-за утёса, навстречу нам выныривает самый настоящий массивный бурый медведь. Муж, я и Маруся замираем перед медведем, остановившимся от удивления неожиданной встречи. Несколько секунд мы смотрим друг на друга. Зверюга опомнился первый и грозно зарычал, интенсивно мотая головой из стороны в сторону, явно увлёкшись процессом. Воспользовавшись долгим рычанием, мы бросаемся обратно к бункеру. Дорога пустая – ни одного солдата из конвоя. Странно, что нас никто не хватился, ну и прекрасно. На полпути я замечаю ответвление тропы и несусь в сторону – моя семья еле успевает за моей прытью.
Из-за очередного поворота скалы, перед нами вырастает поселение – прямо в горах стоит несколько серых многоэтажных домов, буквально сливающихся в цветовой гамме со скалами-исполинами. Среди высоток в центре рассыпаны одноэтажные домики - школа, магазины и даже полицейский участок, о чём возвещают чёрно-белые таблички на фасадах. Недолго думая, я залетаю в магазин, включающий в себя торговый зал и отгороженные прилавками блинную и кафетерий, от которых доносятся такие запахи, что у меня урчит голодный желудок. Подлетаю к продавщице блинной – полной, около пятидесяти лет, одетую в белую блузку и красный сарафан с жёлтой оторочкой, который смотрится абсолютно неожиданно посреди окружающей серости и вызывает у меня некую надежду. Образ почти родного человека завершает белая поварская пилотка, поверх белокурых волос, заколотых в районе шеи в пучок.
Я обращаюсь к ней как можно дружелюбнее, едва сдерживая дыхание после бега:
- Девушка, подскажите, пожалуйста, дорогу к морю.
Только что улыбавшаяся «царица блинов», неприлично, прямо таки вульгарно «заржала». К ней подскочил продавец кафетерия столь же красочно одетый, естественно, что вместо сарафана на нём были красные штаны и жёлтый фартук. Объединяло костюмы служителей общепита белые сорочки и пилотки:
- Чего эта хотела?
Вместо ещё более громко «заржавшей» хамки, я сама ответила:
- Я дорогу к морю спрашивала. Может, вы подскажете?
Тут залился лающим смехом и кафетерщик:
- К морю она захотела… ну, не могу… Ты в своём уме?
Я обиженно разворачиваюсь, выхожу на улицу, где меня ждут Маруся с Геной. На их вопрошающие взгляды я грустно пожимаю плечами, оглядываюсь вокруг – у кого бы спросить. Но городские улицы буквально вымерли. Стоит такая тишина, что слышно, как хрустит прессованный белый гравий под моими ногами.
- Тань, там полиция, – муж указывает на дальнее здание.
- Надо было мне сразу туда идти, - растерянно произношу, и, пытаясь забыть только что пережитый позор, вхожу в помещение блюстителей порядка.
Участок, как участок. За столом сидит полицейский в обычной форме – значит он не из тех военных. Уже хорошо. Рядом с полицейским сидит тот самый «бомж» - гений, благодаря которому мы вырвались на свободу – как он лихо замок открыл…
- …не положено.
- Ну, пустите меня на паром. У меня научная работа в самом разгаре. Зачем вы меня из музея вытащили, раз спасать и не собирались?
- Поймите, гражданин. У нас чёткое предписание – кого пускать на паром, а кого не пускать. Вот ведь ясно написано Альберт Михайлович Львов – это же вы?
- Я.
- Фото ваше?
- Ужасное фото.
- Ваше. Сейчас сообщу, и вас вернут в бункер. Вы, кстати, женщина тоже присаживайтесь.
- Я слышал, мировое правительство «Жатву» затеяло? Или кто ещё? – неожиданно жёстко спросил «бомж».
- Что-о? – у полицейского вытягивается лицо, - что вы сказали?
- Я – ничего. Вам послышалось, - и повернул голову ко мне, - я же ничего не говорил?
- Нет! – выпаливаю я и выскакиваю на улицу.
«Жатва» - и это произнесено уже не во сне! Боже мой, что с нами будет! И где мои мальчики?! Надеюсь, они попадут на паром!»
Я оглядываюсь – ни мужа, ни дочки у полицейского участка нет, зато справа неожиданно среди раздвинувшихся скал Уральского хребта, вижу широкую дорогу, словно прорытую грейдером и засыпанную белым гравием. Та самая дорога, которую мы ищем столько времени! – по ней идут толпы и толпы жизнерадостно переговаривающихся людей. Далеко-далеко внизу, за широкой кромкой берега, запруженной тьмой людей простирается… самое настоящее море!..
Я растерянно понимаю, что одна, без родных, я к морю не пойду, а если побегу искать семью – опять могу потерять дорогу! Ещё раз взглянув на море и толпы счастливчиков, поворачиваю в сторону. И очень во время – ко мне подъезжает джип с военными, я несусь что есть силы, заворачивая за скалу. Но меня не догоняют, и понимаю, почему.
Мои родные сидят у обочины, на краю хаотичного городка, в окружении двух охранников. У военных всё такие же безразличные лица и пустые глаза:
- Будьте любезны, оставайтесь на месте, - вежливо произносит один из солдат, жестом предлагая мне присоединиться к дочери и мужу.
Только теперь я замечаю, что это площадка над обрывом. И не просто площадка – развалины какого-то старинного строения. Каменные оплавленные и полуразрушенные плиты, разбросанные по всему плато, несомненно, были некогда стенами здания.
Муж с Марусей сидят на обломках и смотрят на меня. Я подхожу с любимым, обнимаю и шёпотом сообщаю – так, чтобы охранники не услышали:
- Я нашла дорогу к морю – она там.
Гена грустно улыбается и, не обращая внимания на охранников, громко говорит:
- А надо ли суетиться? По всем законам природы, никому не удастся спастись. Если в Уральских горах появился разлом, то бишь - море, то неизменно всё ведёт к полному смещению земной коры. Странно ещё, что мы ни разу не почувствовали землетрясения, и не прошло цунами. Очень странно и совершенно необъяснимо.
- Мама, смотри, грызун – милый какой, - на плече Маруси сидит белый хомяк, – видимо кто-то забыл в суете эвакуации. Может на паром никого, кроме людей не пускают? Я не видела ни одной собаки или кошки.
Точно! Может в этом и есть ответ, почему нас словно прокажённых отделили от остального народа! Я сникла, вдруг поняв, что, возможно, и нас не считают за людей. В сущности, все, кого отделили от остального человечества – немного со «бзиком», скорее даже неудачники.
Я – полусумасшедшая, дотошная домохозяйка, бесконечно корпящая над швейной машинкой для пропитания семьи и тянущая на себе весь груз забот о доме. Дочка – социопат - больше общается книгами, да с животными в зоопарке, где подрабатывает, убирая клетки за зверями, чем со сверстниками. Муж – скромный учитель физики с мизерной зарплатой, отдающий все свои силы и знания ученикам. Тот жалкий пыжащийся «ботаник», «бомж» учёный... Уверена, что и остальные запертые в ангаре, такие же как мы – неудачники…
И тут меня разбирает упрямство, не раз спасавшее мою семью от голода, от выселения из квартиры за долги.
- Идёмте, я выведу вас к морю, чего бы мне это не стоило! Мы попадём на паром!
Хватаю дочку и мужа за руки и только готовлюсь рвануть от охранников, как...
Скалы под ногами загудели, завибрировали. Горы задрожали. И перед нами, словно в замедленной прокрутке фильма, рушится гора за которой, открывается вид на разрушающиеся здания города. И начинаются метаморфозы – одни горы медленно опускаются, другие возносятся ввысь, полностью меняя рельеф. Я оборачиваюсь – из каменных развалин начал стремительно вырастать дворец с башнями, анфиладами, колоннами, а нас окружил сад с ярко цветущими растениями. Взгляд на мужа и дочку - они стоят рядом со мной, застыв, словно каменные изваяния, даже хомяк замер, а странные охранники медленно тают перед моим изумлённым взглядом, пропадают, словно их и не было. К своему ужасу, я слышу гул, скалы перед пропастью рухнули до самого горизонта и оттуда, прямо к лестнице дворца, уходящей вниз в бездну обрыва, хлынуло море… И я понимаю, что началась «Жатва»…

***

- Опять? – я вздрагиваю от прикосновения. Муж стоит надо мной и вынимает из моего сжатого кулака обсидиановую рукоять столового ножа. Похоже, я хотела было намазать масло на кусочек белого хлеба, но видение застало врасплох. – Никогда не привыкну к тому, как ты впадаешь в творческое оцепенение – тебя словно кто выключает.
- Нет, на этот раз я вспомнила сон. Понимаешь, реальный такой.
- У тебя все сны реальные, - усмехнувшись, муж опускается в своё кресло перед обеденной лавкой.
- Профессия у меня такая – видеть сны и записывать их, - улыбаясь, откладываю в сторону вилку и перевожу взгляд на море.
Обеденная лавка из белого бука протянута вдоль витражного окна так, что и муж и мы с дочкой всегда можем созерцать во время трапезы то водную гладь, то разъярённую стихию бушующего моря.
- Что на этот раз снилось? Судя по тому, как стискивала нож – ничего хорошего? То есть ужасы для очередного бестселлера?
- Так и есть. Сон с продолжением. Помнишь, я рассказывала тебе о нём. Только раньше я всё время носилась по длинному, стремительно двигающемуся… его называли - «поезд» - очень похож на «ионит»… А сегодня. Представляешь, на этот раз мне снилась наша с тобой жизнь – совершенно другая жизнь в огромном городе до появления моря. Представляешь, там дождь кристаллизуется, покрывая землю, и это явление называется - «снег».
- Мда? Что-то новенькое. – Муж отвёл взгляд от окна и, поставив чашку с тёплым отваром на лавку, отчего кубики шунгита, лежащие на дне и согревающие напиток, звякнули о каменные стенки сосуда. – И как мы там жили?
Я коротко рассказываю о нашей большой семье, о не существующих сыновьях. Муж прерывает:
- Ты не думаешь, что сон спровоцирован твоими мыслями? Нам и так хорошо втроём – у нас такая замечательная дочка…
- Спасибо, пап, я тебя тоже люблю, - вклинивается доча, кормя семечками своего любимого белого хомяка, прямо на обеденной лавке. – Всё, мне пора. Кстати, на следующем круге лета нас повезут вглубь Колумбийского океана.
- Поздравляю, мышка, это прогресс.
- Всё, пока, - дочка целует нас с отцом в лоб и уносится в специальную нишу сига, чтобы сигануть на «ионит».
Муж вздыхает:
- Дорогая, ну, успокойся уже и не кори себя – детей у нас больше не будет, смирись с этим.
Я понимаю, что он прав, но сон есть сон и там у нас были сыновья, а вслух произношу:
- Кстати, ты в моём сне был простым учителем физики.
- Тоже не плохо, опять же пользу обществу приношу, - он снова отхлёбывает напиток из ониксовой чашки.
- Одно меня удивляет – вот во сне я видела мальчиков не долго и почти с ними не говорила, а я всё про них знаю – их привычки и пристрастия… Да я даже помню, как ты меня забирал из родильного здания с каждым из них! Представляешь, дикость какая - там детей рождают не дома!
Муж в задумчивости  кивает:
- Имена у сыновей есть?
- Конечно! Ю-ра и Се-рё-жа
- Какие необычные имена, суетные и тревожные – целая буря звуков.
Согласно киваю и продолжаю:
- Юра любит бабушкин винегрет.
- Это ещё что?
- Ой, я вам приготовлю, надо только похожие продукты подыскать. Мне кажется я теперь могу много чего необычного приготовить. Только… представляешь, они там ещё и животных едят.
Муж, удивлённо поморщившись, вздымает бровь:
- Низкоуровневая цивилизация, значит?
- Похоже, что да. И вообще у них там суета страшная и опасная – политика называется. Кстати, второй сын Серёжа, представляешь, серьёзно увлекается политикой.
Муж улыбается:
- Потом расскажешь, что за диковина такая «политика». Не перестаю удивляться - ну, у тебя и воображение. На то ты и сказитель. И всё же, снова рекомендую пойти тебе к знахарю. Или сообщи Верховным Волхвам – вдруг в твоём сне какая-то информация важная. Ну, пока не озвучила её.
- Со мной всё в порядке. А Верховные и так узнают, только начну записывать.
Чувствую, что пора завершать разговор. Зря, наверное, так подробно рассказываю мужу свои сны – только голову забиваю не для него заложенными образами…


***

Длинная цепь столовых гор тянется, уходя за горизонт, и там же скрывается, расположенная на горах, бесконечная вереница белоснежных дворцов с зелёными садами и мраморными лестницами, сбегающими от каждого сада вниз по скалам, прямо в воды Репейского моря. Древнее городище, словно бесконечно длинное ажурное кружево, защищают от западных ураганов величественные горы, резко вздымающиеся из скалистых плато, укутанных зарослями деревьев, и прячущие свои причудливые вершины в перистых облаках на многокилометровой высоте. В городище живут семьи жрецов. Мой муж изначально, ещё до рождения посвящён в касту жрецов учёных. Ежедневно «ионит» с сотнями других учёных жрецов уносит его через горы, через Эллинский океан на континент ураганов Атлантика, где они вместе со смежным видом людей - водными жрецами из океанов, способными существовать и в воде и на воздухе и в вакууме, преобразуют материю на благо обоих народов. А затем мастера объединённого Союза претворяют изобретения в жизнь, сотворяя для жителей планеты всё необходимое для жизни.
Когда я готовилась стать матерью, в зал будущего чада вошли пять тысячелетних жриц, которые посвятили мою ещё не родившуюся дочь в жрицы природы, впустив в неё животворящий луч света прямо сквозь раздвинутый потолок. Так я сама увидела, как проходят посвящения. И действительно, только дочка стала подрастать - к ней начали подлетать птицы, прибегать звери. Моя десятилетняя кроха уже лечит зверюшек шёпотом и ласковыми прикасаниями. У неё большое будущее. Она тоже каждое утро улетает с другими детьми на «ионитах» в бескрайние леса Антарктиды, изучать бесконечное множество живых существ.   
Я жрица искусства созидаю в подкасте сказителей. Меня, как и всех, посвятили в жрицы ещё до моего рождения, предсказав мой дар – видеть сны и записывать диковинные сказы для познания вселенной, её многообразия вариантов реальностей и увлекательного развлечения. Иногда меня вызывают Верховные Волхвы, заметив, по их мнению, подозрительные и вредные знания для тонких умов нашего мира, но всегда, вздохнув, разрешают всё оставить так, как есть, ведь всеми нашими словами с нашим миром говорят Создатели Архитекторы.

Эпилог

Высокая стройная девушка вышла из резных дверей типового дворца, не спеша прогулялась по саду, усланному полевыми цветами и кустарниками с радужными цветами, спустилась по мраморной лестнице и нырнула в прохладу морской воды, оставив пушистую белую накидку на изящных мраморных перилах.
Мимо проплыла юная морская жрица – милая двухсотлетняя зеленоглазая жительница Рипейского моря, с которой сказительница часто бывала на встречах слушателей и вершителей невероятно интересных историй:
- Мир тебе, - морская жрица искусств жизнерадостно помахала рукой и нырнула в глубину, уносясь в свой подводный замок.
Оставшись в полном одиночестве и плавая в прохладной воде, вершительница историй вспоминала обрывочные сны прошедших лет, а так же последнее сновидение, где у неё был не звук.., обозначающий звучание её души, а странное имя «Таня». И тот жуткий мир, с городами-муравейниками, где ей было так неуютно и тяжело существовать, голодая, бедствуя, болея, постоянно ощущая прессинг души и унижения… И ядерная война, расколовшая континенты планеты…. И эвакуация, разделяющая людей на тех, кого Архитекторы решили оставить в новом мире, напрочь стерев память о прошлом и тех, кто пропал неведомо куда на неведомых паромах… И двигающиеся горы, и растущие дворцы. Метаморфозы в одночасье гибнущего мира, перерождающегося, и меняющегося до неузнаваемости. И хомяк дочки… Хомяк, которого она подобрала перед метаморфозой…
Значит, Создатели Архитекторы дали им новый шанс жить в обновлённом мире и улучшать его!
Невероятно!
Почему, почему она раньше не увидела то, что так очевидно! Почему ей раньше не давали увидеть этот сон. А теперь… Видимо пришло время осознания. И что скорее всего – ещё вчера не было сегодняшнего идеального мира и память о наших нынешнего жизнях Архитекторы вложили только вчера… Или… не вчера?..
Так неожиданно все пазлы головоломки сошлись и в воображении сказительницы чётко сформировался новый небывалый сказ, который она решила назвать «Жатва».

Анапа
29 ноября 2019