«Колонна специальной техники с военными специалистами Минобороны России прибыла на аэродром Орио-аль-Серио в Бергамо, где будет дислоцироваться совместный итальяно-российский штаб по борьбе с коронавирусной инфекцией» (сообщение от 26 марта 2020 года РИА Новости по данным МО РФ).
Не впервой русская армия приходит на помощь Италии. Еще 221 год назад 12 (23) апреля 1799 года казаки полковника П.М. Грекова (1) с частью казаков походного атамана А.К. Денисова (2), наступая на пятки отступающим французам, освободили город Бергамо в области Ломбардия. Из донесения А.В. Суворова императору Павлу I от 20 апреля (1 мая) 1799 года явствует: «13 (24) апреля походный атаман Денисов и полковник Греков, ворвавшись с казаками своими в крепость Бергамо, отрезали французов от крепкого замка и овладели оным».
В последующем, спустя 13 лет, в июне 1812 года в составе армии Наполеона бодро маршировали по матушке-России батальоны и эскадроны двух вассальных королевств Неаполя и Италии (среди прочих областей входила и Ломбардия) численностью в 34 тысячи штыков и сабель (по другим данным – до 60 тысяч человек). Обратная дорога итальянских солдат оказалась не столь радужной.
Глава 7. Спасители Бергамо
12 апреля 1799 года,
провинция Ломбардия,
Северная Италия.
Перенесемся в один из прекрасных летних вечеров 1929 года, наполненных упоительной прохладой, который не предвещает будущих бед. Однако, через полгода начнутся зловещие процессы коллективизации и раскулачивания, смертоносным катком прокатившиеся по труженикам-крестьянам России.
На толстом стволе поваленной березки я уютно примостился рядом с младшей сестренкой Галей и старшим братом Иваном, к которому справа тесно прижалась пятилетняя двоюродная сестренка Машутка. Иван, обняв левой рукой меня с Галей, жадно прислушивается к словам деда, словно зачарованный.
Статен суровый дед Иван Маркович с темно-русыми волосами и длинными усами,по цвету близкими к черному, подернутыми сединой. Он, на голову выше бати Алексея Ивановича и дядьки Семена Ивановича, грозно возвышается над нами, сверкая серыми пронзительными глазами. Дед трепетно сжимает мощными мозолистыми ладонями истрепанные рукописные листы с порванными углами. Он ярко излагает военный подвиг одного из наших предков безусого девятнадцатилетнего донского казака Иоанна Вильневецкого:
"...Совершив тяжелый длинный переход, не слезая с коней день-деньской, мой неустрашимый полк под командой отважного полковника Петра Грекова (3) приблизился вечером к предместью Бергамо, выполняя приказ великого фельдмаршала графа Александра Суворова.
За нами по пятам следует полк не менее храброго походного атамана Адриана Денисова. В его подчинении шесть донских казачьих полков, с учетом нашего и его собственного, численностью более 2300 сабель, а именно еще 4 полка: Молчанова, Сычова 2-го, Поздеева 6-го и Семерникова, которые следуют далеко позади. Казачьи полки входят в состав дивизии генерал-лейтенанта Я.И. Повало-Швейковского (4)...».
Дед на краткое время прерывается, шуруя головней в затухающем костре.
Россыпь мерцающих звезд с лимонно-соломенным чугунком полноликой луны озаряет небосвод родного неба. Пряный аромат ковыли, чудесное благоухание зверобоя, душицы и других трав причудливо смешивается с одуряюще вкусным запахом печеной картошки и вкуснейшего свежего хлеба, стиснутых в детских ладошках. А вскоре на подходе и очередь свежего кваса.
Сумрак ночи озаряется отблесками грациозно танцующих кинжалов горячего пламени костра, трепетного, страстного, дарующего жизненное тепло и ярую гибельную мощь при тесном соприкосновении.
В десятке саженей от нас сверкает второй костер, за которым разместились бабушка Александра Ивановна, матушка Екатерина Иосифовна, батя Алексей Иванович, дядька Семен Иванович с теткой Матреной Самойловной, и младшая тетка Василиса Ивановна с двухгодовалым двоюродным братцем-тезкой. Обширные стога сена и золотые снопы пшеницы таятся в полумраке, колыхаясь от стремительных порывов юго-восточного ветра.
Мы упоенно внимаем речам деда:
– Ребятня! Тихо, меня не перебивать! Вопросы потом! Представьте себе ориентир: 50 км к востоку от крупного города Милана, раскинувшегося в далекой солнечной Италии, разместился на многочисленных изумрудных холмах городок Бергамо. Небольшой, овеянный стариной, полный уюта и ведущий свое название от имени кельтского божества Бергимуса. А кто такие кельты? Древние люди сей местности.
Бергамо! Интригующее слово, непривычное для наших ушей. В моей памяти уже отпечаталась славная троица коней-символов городка: растение бергамот с особенным ароматом, живописный неунывающий парень с заковыристым имечком Труффальдино – герой итальянской комедии и залихватский бергамский танец – брат нашей польки. Знайте о них и вы!
Сей городок стал укрепленным пунктом в цепи других на территории Италии, порабощенной безбожной республиканской французской армией. Неприятельский гарнизон избрал своей базой средневековый замок.
Могучие крепостные стены замка с многочисленными бастионами и отверстиями для орудий, вздымающиеся ввысь на полтора десятка метров, в обрамлении цветов розового цвета довлеют над холмистыми предгорьями.
Перейду снова к рукописи нашего бравого казака:
«…В Итальянском походе мы действуем вместо кавалерии, а также в качестве сторожевых и разведывательных дозоров. Лихо проявляем себя на данном поприще. На далекой чужбине, защищая чуждые интересы, повинуясь государю-императору Павлу Петровичу, во славу казачьего войска и веру православную.
В моей сотне всего десять таких юнцов как я. Остальные казаки с пышными усами и окладистыми бородами лет 35-45, опытные, опаленные прошедшими войнами с турками и поляками.
Наша форма крайне разнообразна. Хотя и полагалось казенное сукно, но его не всегда хватает. Так что одеты мы, кто во что горазд. Я в длиннополый зипун, а на голове водружена баранья шапка-папаха. Другие парни - в домашние куртки форменного покроя, либо тоже в зипуны, либо в чекмень (5). Лишь офицеры и казаки полка Денисова одеты по форме станичными портными.
В притороченном к седлу вьюке ютятся комплект рубах, шаровар, сапог и другой немудрящий скарб. Наша разношерстная одежда вызывает постоянные насмешки пехоты и артиллеристов наряду с завистью: просторная простая одежда удобна в полевых условиях.
Они же в своих узких кургузых мундирах, неудобных треуголках, с прическами из волос, осыпанных пудрой и с крупными буклями у висков, в курносых башмаках, имеют весьма нелепый вид. Такой дар преподнес армии, изменив военную форму на прусский лад, наш государь Павел Петрович. Правда,введена практичная шинель.
Наряду с этим у казаков отсутствует казенщина в отношениях между офицерами и казаками (сам командир полка Греков поднялся из рядовых казаков).
Вооружение у меня тоже не ахти: отцовская трофейная польская сабля (6), его же ружьишко и самодельная пика. Меньше половины наших офицеров (полковник да есаулы) приобрели за свой счет пистолеты, у остальных – только разномастные ружья.
Снабжать провиантом нас обязались австрийские союзники: в день положено на человека 2 фунта печеного хлеба, фунт муки; в месяц – по полтора гарнца круп (либо деньгами), фуража – по 20 фунтов сена и 2 гарнца овса. В день мне причитается на круг жалованья на 1 крейцер: в переводе на наши деньги – 1 рубль в месяц, для примера нашему полковнику Грекову – 300 рублей. На рубль у нас можно купить полтора ведра водки, три четверти пуда сливочного масла или 2 пуда пшеничной муки (7).
Впрочем, союзники часто не выполняют свои обещания, и мы снабжаем себя сами.
Передовой дозор, в коем состою и я, вброд переходит неглубокую речушку. Вода подступает под брюхо лошадям, которые охотно пьют ее на ходу. Я ловлю губами редкие капли нудного дождика, слегка понукая нагайкой своего гнедого быстрого и выносливого жеребца Серько. Так и хочется, сверзившись с кожаной подушки седла, оставшись без одежды и сапог, смыть въевшеюся грязь и липкий пот, окунувшись в освежающую водную пучину.
Подобный моему смрад грязного тела раздают на несколько сажаней и другие казаки, вызывая взаимные шутки. Но время… время! Передых только маячит пред нами!
За речкой, наш сотник въедливый красавец Андрей Белоусов взбирается на самую вершину холма, приставив к зорким глазам правую ладонь.
– Французы, гляди-ка хлопцы! – зычно гаркает он, опуская руку и нервно теребя посеребренную рукоятку сабли сильными пальцами.
Вслед за ним, мы въезжаем на вершину: на выглянувшем из хмурых облаков, уже заходящем солнце блестящими искорками поблескивает светло-зеленая трава каплями былого дождя.
На холме, пред нами як на ладони очутился город: паутина ускользающих линий домов, очертания каменных зданий, россыпи садов, колокольни и шпили соборов т церквей, башни и грандиозные крепостные стены замка.
В отдалении, по улицам городка мотаются в большом количестве миниатюрные люди, двигаются обозы, снуют конные. С трудом, но различаю темно-синую форму французов.
Все молчат, укрепляясь в вере и собирая в кулак свои мысли и чувства. Сотник спешивается, передав поводья от белоснежной лошади своему ординарцу. Он торопливо кидает пару строк донесения, макая гусиное перо в бронзовую чернильницу-непроливайку.
Хорунжий сгоняет нас с холма, приказывая тоже спешиться (мы усердно разминаем затекшие ноги), а сам поднимается к сотнику. Вскоре он призывает нашего статного урядника Павла Гордейкова:
– Гордейков, ко мне, бегом!
– Есть, господин хорунжий!
Сотник посылает Гордейкова с донесением к Грекову. Тот быстрой рысью пускается к командиру полка, усердно понукая лошадь...
Сотворив молитву и крестное знамение, развернув знамя, наш полк во главе с Грековым двинулся по дороге, так как из-за месива грязи после дождя, по полю невозможно передвигаться.
Греков, слегка дернув кончик правого уса рукой, уверенно взлетает в седло.
Он раскатисто орет во всю глотку:
- Станичники! Не устрашимся смерти, смело вперед!
Туго поводя поводьями, Греков заученным движением рвет из ножен добрую саблю, острый клинок которой сверкает голубыми стрелками. Сабля, вихляясь в воздухе, падает вперед над головой взгоряченного резвого вороного. Казачьи кони яростно мотают головами и дружно летят к заветной цели.
Мой Серько, кося светло-коричневым глазом, зло закусывает удила и неудержимо рвется, охваченный общим рывком. Впереди рябит кипучая масса разноцветных тел, ветер свистит оглушающе звонко, едкий конский пот ударяет мощным молотом в ноздри.
С залихватским, диким улюканьем, издавая стрельбу из ружей для устрашения врага и поднятия своего духа, мы галопом устремляемся навстречу французам. Наша передняя линия с ощетинившимися "дончихами" (8) похожа на ежа. Две сотни казаков атамана Денисова следуют за нами, остальные три обтекают город с флангов. Французская колонна пехоты скрывается из виду за поворотом, поглощаемая рощей высоких деревьев. А за рощей открывается во всей красе городок Бергамо.
Французская колонна густыми рядами поспешно втискивается в городские ворота. За за ней устремляемся и мы, буквально повисая на плечах недругов.
Громкий цокот копыт по мощеной мостовой (на завтра две трети лошадей приходится подковывать) гулко раздается в тесных средневековых улочках.
Догнав неприятеля и натянув изо всей мочи поводья, я быстро спешиваюсь, хлестко хлопая по заду Серько (потом умаялся его искать). И как другие собратья-казаки с громкими устрашающими криками с "дончихой" наперерез гоню прочь врага. Мои черные остроносые кожаные сапоги на небольших каблуках, изрядно заляпанные грязью, интенсивно мельтешат в погоне. Сгущающийся сумрак с редкими огоньками в узких оконцах старинных каменных домишек наполняется оглушающим ревом, угрожающим топотом множества ног, редкой оружейной пальбой.
Наша стремительная атака оказывает на противника поистине ошеломляющий эффект. Не знаю уж, по какой причине (может, из-за суматохи-переполоха), но почти два эскадрона французских кавалеристов очутились в тылу своей пехоты, оказавшись не у дел.
Основная масса французов в панике бросается бежать. Лишь разрозненные группы пытаются оказать сопротивление.
Мчась в первых рядах по левой стороне тесной улочки, я в азарте тыкаю пикой в спину одного из улепетывающих французских пехотинцев низкого роста. Внезапно, с похвальной быстротой, пехотинец резво рванул аршина на полтора влево в небольшую нишу. Он молниеносно оборачивается навстречу мне с ружьем в руках, прижимаясь спиной к стене. Я торможу и устремляюсь к нему, пытаясь достать пикой. Мимо проносится струящийся поток казачьих тел.
Со своей смешной, сдвинутой на затылок черной приплюснутой шапкой с козырьком, француз проворно опускается на правое колено. Отклонив голову при выстреле, с искаженным испугом лицом, чуть ли не в упор он стреляет в меня.
Моя "дончиха" проносится над ним, черкая стену. Яростно дергаю пику на себя.
Ружье с примкнутым штыком мощно отдается французу в плечо, исступленно дергаясь в руках. Видимо, в спешке шомполом он не до конца загнал пулю в длинный ствол. На мгновения стрелок окутывается клубом порохового дыма.
Поспешный выстрел пропал втуне (9): пуля свистит в вершке (10) от моей головы, устремляясь вверх. Я понадежней перехватываю древко, упершись в скобу для ремня, и как на ученье сильным взмахом веду пику вперед на врага.
"Дончиха", пронзив темно-синий камзол, уже вскочившего на ноги пехотинца, с треском выходит из его спины (ускользая из моих рук). Громко клацает упавшее ружье.
Француз, падая навзничь на бок, жалобно лепечет какие-то слова и обеими дрожащими ладонями сжимает впившееся древко пики. Тщетно… тщетно пытаясь освободиться от губительного захвата лезвия-жала.
Его темноволосая голова и мускулистые ноги в тесно облегающих грязно-белых штанах судорожно подрагивают. В отблесках выглянувшей луны замечаю, как на дергающихся губах выступает алая пена, окрашивая кипенные зубы и вздымаясь до полуподковы редких усов. Из горла раздается прерывистый хрип.
Неудержимо надвигающийся тягуче-неуловимый аромат смертельных объятий, в которые постепенно окутывается француз, насыщен запахом рудой крови, сочившейся из раны, прогорклым потом из пор грязной кожи, ужасом, растекающимся из глубины его нутра.
Сей букет проникает в мои чуткие ноздри, заставляя стремительно побледнеть. Сердце замерев на пару секунд, гулко застучало вновь, ощутимо отдаваясь в груди..
Ловлю страдальческий взгляд черных глаз с мольбой взирающих на меня.
Господи!!! Да он чуть ли не мой ровесник: может на пару лет старше. Молодой парень… надежда, опора своих стариков… от моей руки… погиб вдали от родной Франции.
Я непроизвольно перекрестился.
Мимо проносятся тени, силуэты казаков, звучно грохочут сапожищи по каменной мостовой.
Сознание урывками ловит свист, ругань, смех, обрывки фраз, сопение, хриплое дыхание...
Я с натугой выдергиваю свою преданную пику. Раздается слабый вскрик.. сдавленное всхлипывание. Накрываю лицо умирающего его же шапкой. Опираясь на пику, в набежавшей тоске взираю на поверженное тело.
Добрые и злые стремления, мысли, чувства, дела, которые одолевали француза сегодня, - отныне прервали свой суетливый бег...
- Не зевай, ядрена вошь! - хлесткий удар по правому плечу урядника возвращает меня к реальности, едва не сбивая с ног.
На подрагивающих ногах, сплюнув клейкую слюну на мостовую,поспешно обтираю потные ладони о зипун. Прихватив трофейное ружье, устремляюсь дальше за парнями, присоединившись к десятку "денисовцев"…
Французы быстрым маршем проносятся через весь город. В сгущающейся темноте, озаряемой тусклым светом масляных фонарей на редких столбах, они утекают из него.
Только с огромным трудом по приказу атамана Денисова Грекову и другим офицерам удается потушить наш лихой порыв. Дело в том, что численность французов превышает наши сотни по крайней мере раз пять (по данным нашей казачьей разведки). И если они придут в себя в предгорьях, плотный ружейный огонь либо выкосит наши ряды, либо заставит повернуть вспять.
Казачья тройка удалая: наглость, бесстрашие и быстрота способствовали успеху в освобождении Бергамо.
Атаман Денисов, богатырского роста, обагренный засохшею кровью, в заляпанных грязью сапожищах, своими ручищами тепло обнимает Грекова. Тот аж охает! И от всего сердца благодарит и его, и офицеров, и нас простых казаков за сей славный подвиг. Напоследок Денисов веско приказывает всем без исключения с уважением относиться к жителям и не допускать насилия и грабежей под страхом расстрела.
Уже во мраке, разгоняемом факелами, мы встаем на постой в помещениях захваченной цитадели-замке, где нас ждут богатые трофеи: 19 бронзовых осадных орудий с монограммой Французской республики на казенной части, изрядный запас ядер и бочонков пороха, множество ружей (жаль только французского производства – качество неважнецкое (11)), провиант (включая как раз по два бочонка с красным вином на сотню)и фураж. С милостивого разрешения полковников каждому из нас достается по чарке вина (извещу вас, что вино дозволяется только по светлым праздникам).
Взяв в плен до 130 человек, убив и ранив до 150, мы потеряли лишь двух казаков убитыми и 16 ранеными (в числе коих 2 офицера).
Распрягаем лошадей, снимаем седла, задаем им зерна и поим водой из глубокого колодца, притаившегося на дне одной из башен замка.
Весьма увлекателен путь по узкой винтовой лестнице с ведрами за водой. Лестница, словно гибкий червяк, прогрызла башню насквозь от края верхней площадки до подножия колодца.
Путь по выщербленным ступенькам, покрытым засохшей грязью, на которых с трудом сохраняешь равновесие. Путь, пламенем факела тускло высвечивающий из темноты закопченные средневековые стены. Затхлый воздух, гарь факела затрудняют дыхание, одновременно с каждым шагом вниз становиться все прохладнее.
Здесь же на крепостных стенах мы на кострах готовим в котлах кашу и пьем вкусную воду. Сами тоже кое-как моемся, устраивая стирку и меняя одежку, на краткое время стирая постылый запах военных будней. Поставив дозорные пикеты, заваливаемся спать в помещениях замка.На первом этаже центральной башни замка с отапливаемым камином расположилось командиры полков с приближенными казаками.
На утреннем построении после молитвы сотник Белоус доводит до нас заспанных известие от полковника Грекова о ночном прибытии фельдмаршала Суворова.
Александр Васильевич, усталый, залитый грязью от сапог до шляпы, устремляет цепкий взгляд пронзительных светло-голубых глаз на обеих вытянувшихся полковников. Вскоре светлая улыбка растекается по его подвижному морщинистому лицу. Он горячо хвалит Денисова, Грекова и наши полки:
– Порадовали старика отменно, братцы. Спасибо!
Отведав неприхотливый завтрак, накормив и перековав лошадей, мы устремляемся снова в поход к новым боям и вершинам.
Вчера, мы не могли охватить взором размеры могучей крепости, скрытые во мгле ночной, проникнуться ее грозной мощью и величием. А сегодня наступило сияющее лазурной чистотой неба свежее весеннее утро; лишь скудные облака таятся вдали. Пред нами предстают величественные, мрачные и массивные зубчатые стены, окружающие крепость с высокими круглыми смотровыми башнями - символ власти, могущества и богатства былых владельцев.
Аж дух замирает...сколько пота, крови и сил (загубленных жизней) вместе с податями вытрясли вельможи из простого люда для возведения своей твердыни...
Потрясает великолепная панорама, которая открывается пред нами с крепостных стен и башен на славный городок Бергамо и предгорья величавых Альп...
Скоро мы займем лучезарный Милан и освободим от французов Северную Италию. Но впереди нас ждет тяжкое испытание: изнурительный переход через суровые альпийские горы Швейцарии, во время оного я потеряю ряд верных товарищей и преданного спутника Серько...
При выезде из городка по обеим сторонам улочек с ликованием, восторженными криками, сердечными улыбками на радостных лицах нас встречают колоритные местные жители: смуглые черноокие красавицы-итальянки, поджарые парни и мужчины, старики и детвора. Они протягивают нам кувшины с вином, хлеб, сыр, кидают на наших лошадей гирлянды прелестных нежно-розовых цветов. Некоторые девушки пылко посылают нам воздушные поцелуи, трепетно вздымающие нашу грудь.
В душе теплеет: все-таки не даром мы проливаем кровь на чужбине. Благодатен этот край, пропитанный многовековой историй и населенный добрыми жителями…».
Следуя славным воинским заветам, я старюсь не уронить честь своих предков в боях с новым врагом - с немцами. О некоторых моих операциях и о первом полученном ранении пойдет дальше речь.
Примечания к тексту:
1) Пётр Матвеевич Греков 8-й (1762, 1769 или 1764–1817): генерал-майор, герой двух русско-турецких войн, вечный шеф 16-го Донского казачьего полка, уроженец донской станицы Луганская, начинал военную службу в 1784 году рядовым казаком;
2) Адриан Карпович Денисов (1763—1841): генерал-лейтенант (1813), войсковой атаман Войска Донского (1818). Участник походов А.В. Суворова и Наполеоновских войн. В качестве атамана отстаивал автономию Области Войска Донского и особый статус донского казачества;
3) При императоре Павле I полки, не исключая гвардейских, начиная с 1796 года, стали называться по фамилиям своих командиров. Эта реформа имела два крупных неудобства:
1. в отношении организационном, так как постоянная перемена наименования полков порождала сильную путаницу,
2. в отношении нравственной стороны, так как при этом боевые заслуги полка и вся его доблестная служба при перемене названия затмевались, и поддержание славных традиций полка делалось затруднительным.
В казачьем полку того времени насчитывается 5 сотен и один командир полка (501 человек): полковник-1, есаул-5 (командир сотни), сотник-5 (командир полусотни), хорунжий-5, писарь-1, квартирмейстер-1.
4) Яков Иванович Повало-Швейковский (1750—1807): генерал от инфантерии, действительный тайный советник, отличился в Итальянском походе А.В. Суворова (например, 6-9 июня 1799 года — командовал 1-й дивизией в сражениях при реках Тидон и Треббия, в ходе которого получил пулевое ранение);
5) Чекмень-верхняя одежда с длинными полами у казаков;
6) Традиционная казачья шашка появилась в 1838 году на основе шашек азиатского и северокавказского образцов.Выделялись офицерские и солдатские модели по качеству стали и украшению рукояти и ножен. Её габариты четко определены: длина клинка — 975 мм ширина — 36 мм. Полная длина рукояти составляла 175 мм, а вес оружия доходил до полутора килограммов;
7)Русский фунт торгового веса - около 410 грамм;
Гарнец - русская дометрическая единица измерения объёма сыпучих тел (ржи, крупы, муки и т.п.), равная 3,27 литра;
Крейцер - медная и серебряная монета Австро-Венгерской империи.
8) Дончиха - казачья пика;
9) Втуне - понапрасну;
10) Вершок - старорусская единица измерения длины,равная 4,4 сантиметра;
11) Английские ружья снискали себе всемирную славу в 18 веке и по сей день сохраняют ее. Этому способствовали три фактора:
1. Безупречная работа лондонских мастеров (и мастеров других городов Великобритании);
2. Изобретение ими конструкций, которые до сих пор копируются оружейниками других стран;
3. Создание новой композиции ружья.
На иллюстрации: офицер и рядовой казак Войска Донского начала 19-го века
(по открытке Н.В. Зарецкого 1911 года).