Она была красива. Очень красива! И счастлива! Особенно в песочнице, где копошилась вместе со своими сверстниками. И как тут не быть счастливой?! Ведь каждая девочка норовила оказаться рядом с Ней, щедро предлагая свои игрушки. И каждый мальчик с благоговейным чувством протягивал Ей свою лопатку. А Она выбирала. Брала то зелёную, то красную... Поковыряв немного песок, бросала в сторону и брала другую.
Он был некрасив. Очень некрасив! И, как все мальчики, был влюблён в Неё. С замиранием сердца тоже предлагал Ей свою лопатку. Но Она, строго сдвинув бровки, отпихивала её.
Однажды у Него появилась самая красивая лопатка! И Она великодушно приняла её. Но, наигравшись, тоже бросила в сторону. Его маленькое сердечко готово было разорваться от горя. Ведь Она даже не взглянула на Него и не увидела, как сильно Он её любит!
Она была неизменным украшением каждого праздника в детском саду и всегда была «центром» программы. А Его ставили на сцене «в угол», то слева, то справа. Ей давали для представления несколько четверостиший. А Ему одно.
Как-то раз Она, спотыкаясь на каждой строчке, не дочитала свой стих. Он, недолго думая, нарушил очерёдность сценария и звонким голосом выкрикнул своё четверостишие, «заглушая» её конфуз.
Однажды на новогоднем утреннике Она заплакала, забыв слова Снегурочки. И Он, выскочив вперёд, прочитал весь текст, окрасив его такой гаммой чувств, что зал долго не мог успокоиться от смеха.
- Какой молодец! – восхитилась чья-то бабушка.
- Бедный мальчик, - сочувственно произнесла молодая женщина, сидящая рядом.
- Почему? – удивилась бабушка.
- Что Вы не видите? Страшненький! Лицо будто топором вырубили.
- А я заслушался и не заметил, - пробасил мужской голос.
- И ничуть не страшненький, - обиделась бабушка.
- Ой! Это наверно Ваш внук, - спохватилась молодая женщина.
- Нет, но я бы от такого внука не отказалась.
- Трудно ему будет, - снова пробасил мужчина. – Бабы красивых любят.
- Не только красивых, но и умных, - продолжила полемику молодая.
- Так не бывает, - хохотнув, подключился кто-то. – Либо ум, либо красота.
Они учились в одной школе, в одном классе. Она всегда сидела за первой партой. А Он за последней. В начальных классах учительница рассаживала детей, стараясь соблюдать все санитарные правила. И Он оказывался за партой с кем-нибудь из ребят. Но тут же прибегал один из родителей «подсаженного» к Нему ученика и требовал:
- Мой ребёнок плачет! Он имеет право сидеть, с кем хочет!
И учительница «пересаживала» Его, постепенно «задвигая в угол».
Будучи немного постарше, он осуществлял самостоятельные попытки сесть поближе. Но, как правило, всё заканчивалось молчаливым вытеснением «на своё место», то есть на одну из крайних парт. Рядом сидеть не хотел никто.
Он не понимал, почему с ним так поступают. И поначалу, по-детски, не унывал от этого. Единственное, отчего Он страдал, это оттого, что не мог видеть Её близко.
Когда Его прозвали Квазимодой, он непонимающе хлопал глазами и застенчиво улыбался. Но, узнав, кто это такой, горько плакал, уединившись в дальнем углу двора. Сначала беззвучно, стиснув зубы, потом завывая. Затем что-то внутри больно раскололось, и наружу вырвались рыдания. И возникло желание «отомстить»...
- Ты у меня получишь! И ты получишь! И ты получишь!– судорожно обращался Он к своим невидимым обидчикам, размахивая кулаками.
- Сынок! – рядом оказалась пожилая женщина.
«А ты, тётенька, чего меня не пугаешься? Я же Квазимода!» - чуть не вырвалось у Него.
Женщина заметила Его слёзы. И ласково, с шутливой интонацией спросила:
- Ты что? С ветром дерёшься?
Он посмотрел на свои кулаки и спрятал их за спину. А женщина доброжелательно добавила:
- Ветерок-то сегодня вроде тёплый, ласковый. А ты кулаки распускаешь. Посмотри, какая благодать вокруг! А ты пугаешь её угрозами. Не надо!
Женщина ободряюще улыбнулась и прошла мимо.
Он огляделся. И действительно. Светило солнышко. Щебетали воробьи. Молодые деревца шелестели листвой, словно перешёптывались.
Ему даже показалось, что Он разглядел этот тёплый ветерок, про который сказала женщина. На тоненькой берёзке. Он шаловливо раскачивался на её ветвях, как на качелях.
А затем Ему, ещё более удивлённому, почудилось, что этот ветерок «спрыгнул» на землю и, весело погонявшись за сухой листвой под ногами, вдруг взлетел и бережно погладил Его по головке. А потом ласково потрепал по щеке.
Слёзы высохли. Он на минуту отвлёкся от своего горя. От природы веяло благолепием и успокоением.
Но Он никак не мог понять своим детским умом, почему «вокруг такая хорошая жизнь», а его - плохая! Почему в этой, для всех хорошей, жизни Ему плохо?
Он был очень умным. Несмотря на «отдалённость от учителя и классной доски», схватывал всё на лету.
- Вот это ум! Наша золотая медаль! – с гордостью говорили учителя.
Одноклассники, «повзрослев» и осознав это, изменили свои взгляды. Теперь каждый хотел сидеть рядом с Ним, будущим медалистом, да ещё и золотым. И вот тут... Он никогда не забудет день, когда Она, строгим взглядом согнав с Его парты конкурента «за удобное место под солнцем», оказалась рядом. Он был безмерно счастлив!
С этого момента Он учился за двоих. Она была бездарью. Но очень красивой. И хорошела с каждым годом. Они были почти неразлучны, так как Ей было необходимо Его присутствие, а точнее – Его старания для Неё. Чтобы закончить школу.
Его перестали обзывать Квазимодой. И потому что гордость школы, и потому, что бескорыстно помогал всем. И ещё потому, что был сильным и спортивным. Высокий, крепкого телосложения, Он вызывал робость у пацанов.
В старших классах на вечерах танцев Она забывала про Него. И когда Он подходил к Ней, сердилась:
- Не позорь меня!
Сначала Он обижался. Но тут же утешался мыслью, что завтра всё равно будут вместе. Со временем обида сошла на «нет». Осталось только страдание. И ревность, с которой Он наблюдал, как Она танцует с другими.
Вот красиво запрокинула голову! И у Него защемило сердце: «Как же Она хороша!» Вот улыбнулась! И Ему показалось, что в зале кто-то включил ещё одну яркую лампочку. Вот нахмурила свои красивые брови (партнёр наступил Ей на ногу)! И Ему захотелось подойти и дать тому по шее.
Он блестяще поступил в медицинский институт. Она блестяще провалилась на экзаменах в сомнительный коммерческий вуз сомнительного предназначения. Рыдала на Его груди. А Он млел и таял от счастья! Утешал, что для женщины высшее образование не важно, а важно, чтобы рядом был надёжный любящий муж.
«Ну, вот он! Это же я!» - молча кричало всё Его существо.
Но Она не слышала то, что «кричала его существо», потому что сквозь стенания сердито выдавила:
- Только его ещё найти надо, надёжного и любящего...
Её всё-таки пристроили в какое-то высшее учебное заведение. И Он снова стал учиться за двоих. Удивлялся туманности Её будущей профессии. Но учился. И, причём, сверхдобросовестно. Все рефераты и курсовые для Неё были только отличными. Его ум по-другому просто не умел.
Она зачеркнула все Его старания, умудрившись завалить защиту дипломной работы, которой предварительно была поставлена высшая оценка. Комиссия была в шоке. Налицо был факт бессмысленности четырёхгодичной учёбы. Но по-другому Её ленивый ум просто не умел.
Её не выгнали. Возможно, красота «выхлопотала» снисхождение. Говорят, красивым больше позволяется. На «перезащите» Ей (с укоризной) натянули хилую тройку. Она была страшно недовольна, считала себя оскорблённой и снова рыдала на Его груди. А Он снова млел и таял от счастья! И утешал Её:
- Ничего страшного! – и мысленно добавлял: «Ведь я же с тобой!»
- Тоже мне, умник! – кричала Она, обвиняя Его в своём провале. - Как ты объясняешь? Ведь тебя не поймёшь!
Умник превосходно защитился. Его приняли в престижную больницу. Работа захватила Его. Вдобавок ко всему Он поступил в аспирантуру.
Она же болталась без дела. А точнее, безуспешно занималась поисками работы. От Её красоты многие работодатели вздрагивали. И принимали. Но... в коллективе с Её приходом, как правило, начинались распри и разборки, как среди женщин, так и среди мужчин.
Серьёзные начальники через незначительное время предлагали Ей уйти в другое место, говоря на прощанье что-то вроде:
- Там Вы принесёте больше пользы.
Несерьёзные начальники крутили с ней романы. Пока не вмешивались их жёны. Она с лёгкостью освобождала себя как от романов, так и от уз работы.
Переходный период от потерянной работы к следующей затягивался. Но Она не унывала. Мизерные деньги, полученные под расчёт, быстро заканчивались. И тут Она вспоминала о Нём...
Театрально рыдая на Его груди, кричала, как Ей трудно без работы, без денег. А Он снова и снова млел и таял от счастья! И искренне сочувствовал Ей, с волнением гладя Её плечи, волосы.
«У тебя же есть я, - мысленно говорил Он Ей. – И я позабочусь о тебе».
И, чтобы утешить, вёл Её в ресторан, в торговый центр, заваливал подарками и деньгами. Она тут же «успокаивалась» и одаривала Его необыкновенной улыбкой. А Он млел и таял от счастья!
Не мудрено, что Его забота была возведена Ею в ранг обязательной и принималась, как должная.
Он боялся делать Ей предложение. Боялся, что Она рассердится и уйдёт навсегда со словами «не позорь меня». Фраза из юности, как приговор, прочно сидела в Его памяти. Поэтому Он ждал. Ждал смягчающего приговора. Надеялся, что в одно прекрасное время Её сердце растает от Его любви, Она оценит, какой Он замечательный, и кинется к Нему на шею со словами:
- Возьми меня замуж!
Вдруг Она исчезла. И довольно надолго. Он заволновался. Решил Её разыскать. Но Она позвонила сама и ангельским голосочком сообщила:
- Я вышла замуж. И теперь мне некогда общаться с тобой. Пока!
Он заболел. По-настоящему. Обессиленный, лёжа в постели, плакал, как ребёнок. Глядя на Её фотографию, на Её прекрасный образ, Он ненавидел свою внешность, всего себя, свои успехи, свой ум! Ненавидел свою новую, недавно купленную квартиру! Ведь она куплена с большими надеждами на будущую жизнь! И не с кем-нибудь, а с Ней! А надежда рухнула.
Его спасли больные, которые, словно сговорились и одолели бесконечными звонками. И Он воспрянул. Стоя под холодным душем, вдруг вспомнил из детства слова бабушки, которая, поливая его из ковшика, приговаривала:
- Прочь, прочь, сгинь, пропади, всё недоброе, всё злое, всё плохое, все напасти, все болезни!
Тогда это заклинание Ему казалось смешным. Но сейчас... Он на полном серьёзе повторил его и даже почувствовал какое-то облегчение.
Работа поглотила Его. Или Он погрузился в работу. В этих отношениях всё было взаимно. Ему нравилось спасать, вытаскивать чуть ли не с того света, ставить на ноги. Ему постоянно звонили, потому что у всех больных был Его телефон. И это Его не смущало.
- Что ты раздаёшь свой телефон направо и налево? – возмущались коллеги. – Ну, ты и дурак!
- С диагнозом согласен, - бросал он в ответ.
И продолжал работать по своим принципам.
Она объявилась так же внезапно, как и исчезла.
- Помоги! Помоги! – снова рыдала Она на Его груди.
Он задохнулся от Её прикосновения. Его сердце словно остановилось, а потом заколотилось так, что заломило в висках. И Он снова млел и таял от счастья!
- У тебя столько влиятельных людей среди твоих пациентов! Помоги! Помоги ему! – кричала она. Её лицо изображало безграничное горе.
- Кому? – ласково гладя Её плечи, спросил Он.
- Моему мужу! Он теряет престижную работу! Мы можем лишиться всего! – продолжала кричать Она, и тут же сквозь крик укорила Его: - Я могу лишиться всего! Неужели ты хочешь, чтобы я голодала?
Чего-чего, а этого Он никак не мог допустить.
И Он сделал всё, чтоб Она «не голодала». Пошёл на унижение, нашёл нужных людей среди своих бывших больных... Его действия помогли.
Она снова исчезла. А Он снова ушёл с головой в работу. Специально загружал себя до изнеможения, чтобы падать от усталости и засыпать, не думая о Ней.
Но Она стала появляться чаще. Как прежде, бросалась Ему на грудь и рыдала, истерично выкрикивая свою новую просьбу.
Коллеги возмущались:
- Неужели ты не видишь, что Она пользуется тобой?! Ну, ты и дебил!
- С диагнозом согласен, - бросал Он неизменную фразу.
И продолжал действовать, чтобы спасти Её. Снова разыскивал бывших влиятельных пациентов, шёл на унижения, выпрашивал то, чего просила Она... А потом «расплачивался», оперируя многочисленных родственников и знакомых этих влиятельных людей, которые шли и шли вереницей, ссылаясь уже на какие-то другие фамилии.
И казалось, этому не будет конца.
- Слушай! Да ты больной! – говорили коллеги.
- С диагнозом согласен, - раздражённо буркал Он. И убегал к своим больным.
Ординаторская довольно часто обсуждала и осуждала Его. Это было что-то вроде негласных конференций.
- Он совсем свихнулся!
- И что только в Ней нашёл? Кукла!
- Не просто кукла! Стерва! Хищница!
- С таким-то умом! И не может понять, как его дурят!
- Да Он просто любит Её... – послышалось сквозь гвалт.
Все замолчали.
- Кто это сказал? – спросил один из врачей.
- Я, - покраснев, ответила новенькая медсестра.
- А... Вы ж не в курсе, - отмахнулся врач и продолжил: – Разве это любовь?!
- Ничего подобного! – встряла в разговор невесть откуда взявшаяся нянечка.
Все уставились на неё. А она, оперевшись на швабру, заявила:
- Что вы? Забыли? Любовь зла, полюбишь и козла! Я как в восемнадцать лет влюбилась в одного козла, так вот уже сорок лет травку вместе щиплем!
Все засмеялись.
- Девка права, - указала нянечка на новенькую медсестру. – Любит Он Её!
- Да разве можно за такие гадости любить?!
Нянечка развела руками.
- Ну, может, за такие гадости и разлюбит. Кто его знает? А, может, и нет. Я-то своего козла не разлюбила. А гадости были!
Немного подумав, она изрекла:
- А вообще-то дура Она. Ей бы умишка побольше. За таким мужиком всю жизнь в счастье купалась бы. Да и дети... были бы и красивыми, и умными.
Он сильно уставал. Но радовался своей усталости. Потому что в минуты сильного утомления было не до мыслей о Ней. И хотелось только спать. И Он часто засыпал там, где сидел. В неудобной позе, поджав ноги, выронив из рук бумаги...
- Почему Вы домой не идёте? Уже поздно. Вам надо отдохнуть, как следует, - услышал однажды Он сквозь дрёму и открыл глаза.
Перед Ним стояла незнакомая женщина в белом халате.
- Кто Вы? – хрипло спросил Он.
- Я медсестра. Недавно сюда устроилась, - робко ответила она и тихо спросила: - А хотите кофе? Я приготовлю.
И чем-то трогательным и тёплым повеяло от этой женщины. Ему даже захотелось дотронуться до неё. И Он взял её за руку.
- Приготовьте мне кофе. Только у меня дома.
Он проснулся утром от лёгкого позвякивания на кухне и запаха того же кофе, что пил накануне, вечером.
«Я хочу, чтоб она осталась у меня», - вдруг подумал Он.
Она вошла в комнату с завтраком на подносе. Со смущённой улыбкой поставила его на кровать и, волнуясь, почти шёпотом спросила:
- А можно, я останусь у тебя?
Он вздрогнул от такого совпадения мыслей. Даже лоб покрылся испариной.
«А, может, это судьба? Чего мне ещё надо? - подумал Он. – И вообще! Живут же другие без любви. И ничего! Я что ли не смогу!»
- Только у нас никогда не будет детей, - жёстко сказал Он. – Никогда!
- Почему? – удивилась она.
- Ты слепая? Не видишь?
Он обвёл пальцем вокруг своего лица и сердито произнёс:
– Я не хочу, чтобы мой ребёнок всю жизнь страдал!
Затем хотел добавить: «Да и ты своей внешностью породу не улучшишь...». Но вовремя включил чувство такта и не озвучил свою «откровенность». Зато резко рубанул:
- Если что - аборт!
- Но это же... грех...
- Запишешь его на меня. Хотя я думаю, что до этого не дойдёт. Уродов я на свет производить не собираюсь.
Она явно не ожидала услышать такое и растерялась, не зная, как отреагировать.
- Кстати, вот тебе тест! – строго сказал Он. - Что ты выберешь, ум или красоту?
- Ум, - не задумываясь, ответила она.
- Врёшь! Не верю! – возмутился Он.
- А, по-моему, ум это и есть красота. Как талант, например. Разве талант не создаёт красоту?! – тихо проговорила она.
- Всё это пафосное пустословие! «Плакатность»!
Он, грубо отодвинув поднос с завтраком, встал с постели. Остановившись перед ней, сурово посмотрел ей в глаза.
- Можно пользоваться успехом у женщин с этим? – спросил Он, указывая на своё лицо. И, не дожидаясь ответа, направился в ванную.
- Зачем у женщин? – растерянно произнесла она вслед. - У одной женщины...
- Уж не у тебя ли?! – буркнул Он через закрывающуюся дверь.
Сердце её сжалось. Больно кольнуло в груди. На глаза навернулись слёзы. И захотелось срочно уйти. Убежать. И непременно хлопнуть дверью, чтоб задрожали стены от возмущения и обиды. За неё. А следом чтоб задрожало Его бездушное, чёрствое сердце...
И она уже было кинулась к двери...
- Я хочу, чтоб ты осталась у меня! – прокричал Он из ванной.
Шло время. Коллеги знали о переменах в Его жизни. Кто-то радовался за Него, кто-то сомневался...
- Полгода уже вместе!
- А радости в глазах нет.
- Да куклу свою никак, видать, не забудет.
- Что там говорить! В тоске живёт...
- Ничего. Стерпится, слюбится! Тьфу, тьфу, тьфу, как бы ни сглазить!
- Главное, чтобы Та больше не появилась...
Но через несколько дней...
Вся больница услышала, как «ударил гром среди ясного неба!». В ординаторскую вбежала Она. И, при всех кинувшись к Нему на шею, прорыдала:
- Он бросил меня! Представляешь?! Бросил! Выгнал! Вышвырнул! Ни с чем! Мне даже негде жить! Он оставил меня без копейки! Подлец! Сволочь! Как я могла этого не видеть?! Только Ты меня понимаешь! Только Ты! Ты самый хороший! – и, внезапно прекратив рыдания, невозмутимо добавила: - Возьми меня замуж!
Ординаторская содрогнулась!
А Он... чуть не задохнулся от волны счастья, накрывшей Его с головой.
С этого момента мир повернулся к Нему своей самой благодатной стороной. Небо, которое виделось Ему блёклым и серым, стало голубым. Земля, которая казалась Ему безрадостной и тусклой, заиграла многообразием красок. А ноги так и «пружинили» при ходьбе. Он чуть ли не парил над землёй!
А дома... где раньше всё было пусто и уныло, появилось солнце. И это солнце - была Она!
Если раньше Он болел Ею, а точнее, отсутствием Её, то теперь болел счастьем. И светился им. И во имя этого счастья болел страстным желаньем жить! И эту тягу к жизни не могли не почувствовать Его пациенты. Для них это было что-то вроде вдохновляющей терапии.
Они поженились.
Он даже не заметил, как и куда исчезла та, которая полгода была рядом. Как и не заметил осуждающих взглядов и реплик по этому поводу.
- У него совести совсем нет!
- Как Он мог поступить так с несчастной женщиной?!
- Ему лечиться надо!
- Да Он просто подлец! А это неизлечимо!
- Да слепец он! А из-за этого и подлец, - высказалась всё видящая и всё слышащая нянечка.
Она не могла оставаться в стороне от событий, тем более, таких «громких». Вот и на этот раз включила свою житейскую мудрость и, вздохнув, подытожила полемику:
- Ничего! Жизнь вылечит. Никуда Он не денется.
Но на тот момент Он не чувствовал себя ни подлецом, ни слепцом. Он чувствовал себя счастливым человеком! И осчастливливал Её... беспрекословным выполнением прихотей и просьб.
Список Её «хочу» не имел границ.
Она пожелала равные права на квартиру. И Он, не задумываясь, наделил Её этими правами. Она пожелала машину. И он, будучи сам «безлошадным», в рассрочку приобрёл для неё беленькую иномарку (как Она хотела). И это, не говоря о поездках за границу и дорогой одежде, которая едва помещалась в шкафах...
Но всё это требовало немалых денег. И Он зарабатывал их, порой выматываясь до изнеможения.
Коллеги удивлялись:
- Откуда у Него силы берутся?
- Известно откуда... Отсюда, - говорила вездесущая нянечка, показывая на область сердца. – Жалко, что любовь-то слепая.
Её время протекало в праздности. А Его время работало на Её праздность. Она уставала от поездок, встреч с подружками и хождений по магазинам. А Он уставал от работы, добросовестно выполняя свой долг, благо любил своё дело.
Он не сразу заметил, что Она живёт сама по себе. А не с Ним, в едином для двоих мире, где многие человеческие качества взаимны и обоюдны, забота друг о друге, например.
И однажды Он заметил отсутствие этой заботы, когда в выходной попытался отоспаться. Она растормошила Его и потребовала выполнения очередного каприза. Причём, жаловалась, что Он не уделяет Ей должного внимания, постоянно убегает в клинику...
«Я же работаю, - молча оправдывался Он, - чтобы Ты ни в чём не нуждалась».
Её бесцеремонность стала настораживать Его. И не только бесцеремонность. Он стал замечать холодок в Её тоне, равнодушие во взгляде. Стал уставать от Её претензий. Но вслух выражать «своё мнение» не решался. Боялся, думая: «Вдруг Она меня бросит...»
Она бросила Его.
Это произошло внезапно.
Вернувшись поздно с работы, Он обнаружил в квартире беспорядок, пустые полки в шкафах и записку на столе, в которой говорилось об усталости, отсутствии любви и сообщалось, что встретился, наконец, человек, которого Она полюбила. А также в записке было прописано требование «доли от квартиры».
Это был удар сродни удару молнией. У Него потемнело в глазах. Он впервые почувствовал себя плохо. Грудную клетку сдавило, словно её зажали в тиски. Стало трудно дышать.
Как врач, Он заметил, что нуждается в немедленной медицинской помощи. Попытался дойти до полки с аптечкой. Но понял, что Его сознания не хватит, чтобы преодолеть этот путь. Достав «ватной» рукой телефон из кармана, Он вызвал скорую. По стенке, теряя сознание, доплёлся до входной двери, открыл её и... отключился.
Очнулся Он в своей клинике. В одноместной палате. И первый человек, которого увидел, была небезызвестная нянечка. Она делала влажную уборку. Увидев, что Он открыл глаза, искренне обрадовалась.
- Очнулся! Ну, и слава Богу! Сейчас твоих «гиппократов» позову.
Нянечка в клинике работала давно и от врачей «нахваталась» медицинской терминологии.
Неделю Он лежал, уставившись в потолок. И был безучастен ко всему. Коллеги, тем временем, не обнаружили ничего страшного в Его здоровье.
- Сильное переутомление. И, как следствие, нервный срыв, - таков был их вердикт.
А нянечка дополнила диагноз своим народным заключением:
- От слепоты любовной все беды! Вы вот со своими таблетками да уколами носитесь, а я для Его здоровья свечку в церкви поставлю святому Пантелеймону. Между прочим, врачевателем был.
И Он выздоровел. На второй неделе пребывания в больнице. То ли коллеги постарались, то ли нянечка, а точнее святой Пантелеймон. А, может, их объединёнными усилиями удалось «поднять человека на ноги».
Произошло это хмурым осенним утром. Проснувшись, Он несказанно обрадовался этому утру, не заметив его серости и дождливости. И сразу почувствовал, что хочет есть, хочет принять душ, хочет бежать к своим больным, хочет дописать статью, которую забросил... И эти «хотения» просто рвались наружу и требовали выполнения.
В своей квартире после выписки Он появился только раз. Забрал одежду, ноутбук, книги и фотографии родных и друзей. От остального веяло мраком, что отягощало душу воспоминаниями. А Он хотел забыть всё. И Её, с изощрённым коварством, и эту квартиру, теперь ненавистную.
Он нанял адвоката, специалиста по жилищным вопросам. Тот предложил подать в суд и побороться за квартиру (она же куплена до брака). Коллеги жужжали в ухо о том же. Он взрывался, затыкал уши и посылал советчиков «как можно дальше от себя».
Квартира была благополучно продана. Половину денег адвокат передал Ей. На свою половину Ему удалось приобрести однокомнатную малогабаритную «квартирку» гостиничного типа.
Переселившись, Он с облегчением выдохнул, словно сбросил с души тяжёлые вериги.
В департаменте здравоохранения Ему часто предлагали, как перспективному учёному и врачу, поехать за границу «по обмену опытом», хотя бы на год. Он всегда отказывался. Причиной была Она. И тут предложили опять. Он согласился, не колеблясь.
Через два года вернулся. Вернулся ещё более опытным и уверенным в своей профессии. Изменился внешне. В лице сгладились грубоватые шероховатости, появилась мягкость. Теперь оно уже не казалось «вырубленным топором». В нём появилось мужественное благородство. И однажды Он услышал реплику, произнесённую Ему вслед:
- Смотри! Какой интересный, импозантный мужчина! Уважаю таких!
Он был приятно удивлён. И подумал о том, что пора и самому зауважать свою внешность.
А в детстве... Как ни старалась бабушка на корню вырывать комплексы, они благополучно росли, «поливаемые» общественностью, основу которой составляла улица.
- Бабушка! Все говорят, я некрасивый, - жаловался Он.
- Глупые они, кто говорят! - возмущалась бабушка. - Запомни! Ты у меня хороший. А хороший человек УЖЕ красивый. Потому что он хороший.
Это не утешало Его. Он не верил этому. Потому что в мире вокруг себя Он видел, что главенствуют другие критерии. И то, что старательно внушала Ему бабушка, оставалось за пределами Его сознания. А вот её фраза: «За красивым фасадом может скрываться гнилое нутро!» всё-таки всплыла в Его памяти, когда Он сам на собственном горьком опыте убедился в этом.
Шёл третий год с момента, когда Она исчезла из Его жизни.
О Ней Он не думал. Зачем думать о болезни, которой переболел?! И если внезапно в сознании всплывал Её образ, Он безжалостно вытиснял его погружением в работу. Да и в душе у Него не возникало никакого смятения. Было тихо и спокойно. А ведь в том, прошедшем времени, Он считал себя счастливым. И только спустя время понял, каким ущербным и вымученным было это счастье.
По возвращении из-за границы Его, как специалиста высокого уровня, пригласили в специализированную клинику. Он стал популярным. Очередь на приём к Нему была расписана на полгода вперёд и более. Его день был распланирован по минутам.
И вот однажды, когда Он вёл приём, из коридора донёсся шум. Очередь отчаянно пререкалась с кем-то, пытающимся проникнуть в Его кабинет. Медсестра сходила «на разведку» и, вернувшись, доложила:
- К Вам рвётся какая-то ненормальная. Без записи.
У Него внутри похолодело:
«Неужели, снова Она?»
- А что ей нужно? – стараясь не выдавать волнение, спросил Он.
- Говорит, что лично надо. Размахивает какой-то бумагой.
«Если лично, значит, Она», - обречённо подумал Он, а медсестре строго сказал:
- Передайте, пусть ждёт.
...Он был несказанно удивлён и несказанно обрадован, когда в кабинет вошла... нянечка. Та самая колоритная нянечка.
- До тебя не достигнуть, - угрюмо упрекнула она Его.
Медсестра попыталась вставить что-то насчёт записи, но женщина строго оборвала её:
- Не лечиться я! Бесполезно на меня медицину тратить. Говорю, по личному вопросу. - И, вложив в интонацию ласку, добавила: - Дочка! Сходи, попей чайку.
...То, что Он услышал, повергло Его в шок. Он был оглушён.
- ...Так что, милок, на тебя вся надежда, - подытожила свой рассказ нянечка. – С тобой ТА стерва обошлась по-свински, но ведь и ТЫ не лучше.
...Свою вину перед нелюбимой женщиной, которая полгода была с ним, он стал ощущать, когда сам пережил предательство. Только собственная боль заставила Его вспомнить о ней. Он пытался оправдать себя тем, что был ослеплён счастьем и не заметил, как превратился в подлеца. Но эти оправдания не могли заглушить Его совесть.
Вернувшись из-за границы, Он начал думать о том, что следует разыскать её. Повиниться. Покаяться. Может быть, чем-то загладить вину. Но всё не было времени...
И вот пришла старая женщина из того прошлого, которой до всего есть дело, и сообщает Ему, что Он – отец, что Его дочери почти четыре года, и что мать девочки лежит в больнице - её сбил пьяный водитель, врезался в автобусную остановку. И что бедняжка, вся травмированная, теперь лежит в больнице и «неизвестно, что с ней будет». И если бы не эта беда, она вряд ли бы обратилась к Нему. И не послала бы «старого человека на поклон»...
В голове Его смешалось всё! И недоумение: «Я же не хотел детей». И радость, захватившая дух: «Я, оказывается, отец!» И растерянность: «Что же теперь делать?» И смятение...
Он не заметил, что медленно ходит по кабинету, уставившись в пол.
Прочитав всю какофонию чувств, возникшую на Его лице, нянечка уже не сомневалась в правильности своего визита. Она была уверена: «Этот сделает всё».
- Да сядь ты, наконец! – сердито приказала она и протянула Ему бумагу. – Вот тебе адрес больницы. На куличках она. Сразу скажу: больница задрипанная. Вы в своих центрах, наверно, и ведать не ведаете, что у нас ещё и такие имеются...
- А где девочка? – волнуясь, спросил Он.
- У меня, - вздохнула женщина. – Я, пока жива, их не брошу. Хоть и чужая им. Другой родни-то у них нет. Вот только ТЫ. Если не передумаешь...
Но в том, что «не передумает», теперь она была уверена.
Больница была действительно далеко. И выглядела убого. Вахтёр приказал купить бахилы.
- Бахилы выдаются бесплатно, - возмутился Он.
- Это в честь чего? – скептически удивился вахтёр, изобразив на лице возмущение: «А ты, мужик, оказывается, наглый».
Но, прочитав медицинское удостоверение «наглого» посетителя, где к фотографии прилагались наименования его медицинских рангов, вахтёр вскочил и подобострастно стал объяснять, как пройти в травматологическое отделение. А затем немного проводил «высокого гостя».
Вахтёр, не сомневался, что «приехала мощная инспекция», и схватился за телефон. «Предупреждение руководству», как он ни старался говорить тихо, эхом разнеслось по всем этажам лестничной клетки.
«Будет вам проверка! - невольно прослушав «предупреждение» вахтёра насчёт проверки, подумал Он. – Жаль, именно сейчас не до этого».
Он заволновался, когда вошёл в палату.
Сердце Его сдавило от необъяснимого чувства, когда Он увидел её, ту, с которой так безжалостно обошёлся когда-то.
Белое одеяло, бледное личико, светлые волосы и... огромные, полные тревоги глаза. Она сразу узнала Его и заплакала.
- Ты прости меня! Прости! – тихо заговорила она.
- За что? – волнуясь, хрипло спросил Он.
– Я же помню... ты не хотел детей. Но так получилось... я не обманывала тебя... так вышло...
Она виновато закрыла лицо и сбивчиво продолжила:
- Сначала я испугалась. Ты же против детей... А потом обрадовалась, что у меня будет ребёнок (она сглотнула слёзы)... от любимого человека. Я решила, что всё сделаю, чтобы он был счастливым. И когда он подрастёт, я расскажу ему, какой у него отец... умный и хороший.
Она зарыдала. И сквозь рыдания выдавила:
- Но... со мной всё плохо. Или я останусь в инвалидной коляске, или (плач мешал ей говорить) будет ещё хуже. Так говорят врачи. И мне стало страшно... Что будет с моей дочкой?
Она замолчала. Слёзы текли и текли по её лицу.
Он присел около неё, взял за руку. И почувствовал волнующее тепло от прикосновения. Ему внезапно захотелось поцеловать эту руку, хрупкую, тонкую, нежную. И Он сделал это. Она вздрогнула, засмущалась и сквозь слёзы улыбнулась Ему.
«Какие у неё необыкновенные глаза! – удивился Он. – И какой же я осёл! Не разглядеть их тогда, когда она была рядом!»
А она, плача, продолжила:
- Бедная моя девочка... Её же отправят в детский дом... Что там с ней будет? Вот поэтому я решила разыскать тебя. Знаю, что ты не хотел детей. Но, может... если что со мной... ты устроишь её? – она запнулась на вопросе.
- В хорошие руки, - улыбнувшись, продолжил Он и спросил: - Так что конкретно говорят врачи?
- Говорят, что плохо. Ходить не буду, если и того хуже... – она опять заплакала.
- Ну, это мы ещё посмотрим, - перебил Он, включив профессиональное.
Он знал свою работу. Знал, как порой нелегко отобрать у болезни власть над человеком. И ещё. Он научился интуитивно чувствовать, когда надо действовать незамедлительно.
– А мне, хоть бы на костылях... Хоть бы дочку подрастить... – плача, продолжала она.
В палату вбежал запыхавшийся заведующий отделением. Он явно знал неожиданного гостя и затараторил, демонстрируя радость:
- Здравствуйте! Какими судьбами? Такой неожиданный посетитель! И к нам?! Пройдёмте в кабинет.
- Эту больную я забираю в свою клинику, - кивнув на громкое приветствие, сказал «неожиданный посетитель». – И немедленно. Идёмте оформлять.
Заведующий развёл руками, а в дверях, когда выходили, спросил:
- Она что? Ваша родственница?
- Жена.
- Да что Вы говорите! А она вроде представилась как мать-одиночка. А... понимаю. Вы, наверно, в разводе.
- Были, - твёрдо ответил Он, - были в разводе.
Спустя год...
«Отягощённый» сумками, Он шёл по торговому комплексу в прекрасном настроении. И даже что-то напевал про себя. У детской площадки остановился.
Торговые центры оставили в Его памяти тягостные чувства. Ведь в них Он готов был когда-то скупить всё для той, которую безоглядно любил и любовь которой хотел завоевать, не замечая при этом Её циничного потребительства.
Но по прошествии времени он старался не думать об этом.
- Привет, - послышалось рядом.
Он оглянулся и... вздрогнул! И с удивлением заметил, что вздрогнул просто от неожиданности, а не оттого, что это была... Она.
- Привет, - ответил Он.
Они молча смотрели друг на друга. Пауза затянулась. Это был безгласный диалог Ума и Красоты.
«Он стал ничего, - думала Она. – Но всё равно не мой типаж. Да и ожидала я от Него большего! С Его-то возможностями!»
«Хорошо, что Она не кинулась ко мне на шею со своими эгоистическими требованиями», - думал Он.
Теперь Её красота не трогала Его. Она казалась Ему броской и резкой. И Он заметил, что Она тщательно бережёт её, подкрашивая и обновляя. Заметил, что Она постоянно разглядывает себя, словно проверяет, все ли прелести на месте. Ему стало смешно, потому что это разглядывание было похоже на то, как человек без зеркала пытается разглядеть свою причёску.
- Папа! Папа! Смотри, как я прыгаю! – донеслось с детской площадки.
- Молодец, дочка! – громко ответил Он и помахал рукой в знак одобрения.
- Ты папа? – Её глаза расширились, словно Она услышала что-то страшное.
- Да. Я папа, - спокойно сказал Он.
Изумление не сходило с Её лица.
- А кто мама? – Она помолчала. - Впрочем, я догадываюсь. Припоминаю. Это, наверно, та, что выбегала тогда из твоей квартиры, вся зарёванная. На ней ещё кофточка такая серенькая была, цвета моли... И чего ты в ней особенного нашёл?
- Кофточка, говоришь... А сама-то ты мама?
Она посмотрела на Него, как на иностранца, язык которого не знала.
- Папа, смотри, как я умею! – вновь послышался детский голосок.
- Молодчина моя! – похвалил Он.
- А девочка вроде ничего, - заметила Она.
- Ничего – пустое место! – возмутился Он. – А у дочери моей есть всё: и ум, и красота!
Он резко отвернулся от Неё и направился к ребёнку.
- Дочка! Нам пора домой! Мама обед уже, наверно, приготовила.
...