Окончание. Начало в http://proza.ru/2020/04/05/1007
Я уезжал в поездку первым учеником со светлой головой и светлыми мыслями. Причем, мысли были направлены на хорошую учебу, а главное – творческую учебу. Мама меня муштровала по математике и физике, а я и не роптал: мне нравилось решать мудреные задачки. Она где-то достала сборник задач с московских математических олимпиад и принудила меня летом их почти все перерешать.
В результате после летних каникул все контрольные работы (а в первой ашхабадской школе они случались настолько часто, что и со счета можно сбиться) я решал за двадцать минут и выходил из класса.
И вот в поездке я оказался в компании, для которой умение решать задачки, примеры и готовиться к каждому школьному предмету, ничего не значит! Здесь другие ценности и приоритеты. В глубине души я был обескуражен. На тот момент мои жизненные принципы пошатнулись. Я вдруг понял, что не все в жизни решает знание химии и математики, а тем более – литературы.
Я столкнулся с независимыми парнями, которые совершенно не переживали от того, что не знают многого из школьной программы. И тем более их не волновали проблемы с уроками – сделал-не сделал, выучил-не выучил.
Зато они умели играть на гитаре, по-взрослому выпивать, курить и, судя по всему, много такого, о чем я только догадывался в свои четырнадцать лет…
После каникул наша жизнь вернулась на круги своя. Со своими одноклассниками Вовкой и Сережкой отношения не изменились, мы продолжали каждый день встречаться в школе. По ним совершенно нельзя было сказать, что поездка оставила в их жизни след и что они ее вспоминали.
«Было и прошло, живем дальше», - похоже, что их жизненный принцип был такой.
Да, они такими были и после поездки продолжали невозмутимо жить. В отличие от меня. Я долго не мог переключиться на учебу и обычную жизнь. Не выходили из памяти разговоры, ситуации и вся вагонная жизнь в целом.
Я заметно сдал в учебе, даже получал нарекания от учителей, которые прежде их ко мне не имели. Прошло, наверное, с пару месяцев, пока я вернулся в прежний ритм. Восьмой класс был успешно завершен.
Вовку из Кешей я встретил единственный раз на соревнованиях. В Ашхабаде традиционно каждый год в мае проводилась «Эстафета печати». Да, как раз в день Печати, который отмечался в СССР пятого мая, школьники, студенты институтов и техникумов, спортсмены от предприятий и спортивных обществ – каждый в своей категории – пробегали маршрут через весь город. Мы бежали в разряде восьмых-десятых классов.
Я пробежал свой этап и вдруг увидел «кешинского» Вовку. Он тоже закончил свою дистанцию. Мы улыбнулись друг другу, перебросились какими-то шутками и расстались.
Чисто интуитивно я понимал, что мне не улыбалась перспектива с ним долго общаться. Каким бы он ни был веселым парнем и возмутителем моего спокойствия, я все-таки хотел остаться в своем мире. Его жизнь и развлечения мне были не по душе.
Так по жизни и получилось – я не стремился и, слава богу, что мне и не вышло пересекаться с тем миром. Или точнее – мирком. С Вовкой из Кешей я больше никогда не встречался.
С Серегой и Вовкой мы вместе проучились еще полгода. Именно в это время случился переезд нашей престижной школы из самого центра города в захудалый и отдаленный пятый микрорайон Ашхабада.
Не понимаю, зачем это было нужно, но жизнь изменилась и совсем не в лучшую сторону. После окончания восьмого класса мои приятели перешли в школу, которая была ближе к их домам. Вот расставаться с ними мне было очень горько.
Несмотря на то, что мы во многом отличались друг от друга, эти ребята были мне приятны и близки. Особенно Вовка. У нас с ним было намного больше общих точек соприкосновения, чем с Серегой. Серега был молчун, а с Вовкой мы разговаривали о разном.
И вот они исчезли из нашей школы... Надо сказать, что после переезда из школы ушла почти половина нашего класса. Ушел и мой приятель, с которым я сидел за одной партой, – Лешка.
В новом учебном году нас объединили с параллельным классом, в котором также сильно поредели ряды. Началась совсем другая жизнь. Не скажу, что она была для меня интереснее. Думается, что совсем наоборот...
Что-то изменилось в школьной жизни. Для меня стержень школьной дружбы исчез вместе с частью школьных друзей. Положа руку на сердце, признаюсь в том, в чем никогда и никому не признавался: я так и не нашел себя в новом классе. Мне здесь стало неуютно. Уныло даже.
Тогда я этого не понимал, а понял только после поступления в институт. В Киеве я обрел настоящего себя. В институте я, собственно, оброс своим, нужным именно мне, опытом. Опытом, который мне пришелся по душе, и помог стать тем, кем я теперь являюсь.
А что стало с моими друзьями?
Когда мы продолжили учебу в девятом классе, то с Сережкой и Вовкой очень редко, но могли случайно пересечься в городе. Однако отношений больше не было. Никто из нас, прежних приятелей, не искал встреч друг с другом. Значит, не было в этом потребности и не было интереса.
Получается, судьба нас свела случайно... Тогда о чем можно переживать? Но честно – лично мне их не хватало...
После школы наши отношения даже теоретически не могли снова начаться – я уехал в Киев, а они остались в Ашхабаде. Но судьба иногда делает интересный поворот и сводит старых знакомцев: была одна встреча! Но, как оказалось, самая последняя. Но только с Вовкой. Она случилась, когда я студентом приехал на каникулы.
Вовка встретился мне в компании парней и девушек, был с гитарой и выглядел крепко выпившим. Но я ему искренне обрадовался. Однако разговор не складывался: от выпитого Вовка был вызывающе высокомерен и не в меру развязен. И он всем своим видом давал понять, что встреча с одноклассником ему сейчас не интересна.
Я отошел в сторону, а он, не оборачиваясь, пошел своей дорогой. Больше с ним мы никогда не виделись, и я о его жизни ничего не знаю. Мне известно лишь одно: Вовка умер совсем не старым человеком.
Где Сережка – неизвестно. Рассказывали, что он работал авиадиспетчером в ашхабадском аэропорту. Мне об этом сообщили знакомые авиаторы, работавшие в Ашхабаде, которые Серегу там застали.
Думаю, что после развала Союза он мог и не остаться в Ашхабаде. В Туркмении вообще мало кто остался из моих друзей и приятелей. И теперь там «земли для нас нет».
Да и Бог с той землей. Это уже неважно.
Важна лишь память о людях и событиях. Потому как если мы живем, то и помним. А если помним, то, значит, наша душа жива. И это, по самому большому счету, самое главное – наша душа. Она стоит дорого и нужна не только нам. Но только мы за нее в ответе.