Разгильдяи

Алиса Атабиева
Медиумический рассказ, записанный при помощи "яснослышания".


День был сумрачный: потихоньку собирались тучи, Иван сидел на корзине с бельём.
  - Глаша! Глафира Андреевна, ну, сколько можно ждать?
  - Иду-иду, Иван Тимофеевич, с утра спешу, боюсь опоздать. А вы давно ли стали ухаживать за молоденькими барышнями? А? - она засмеялась, сверкнула белоснежными зубами. - Ну-ну, не обижайтесь, это я так. Пойдёмте.
  - Корзина тяжеловата.
  - А... там мокрого белья много, Паша... застирала я, - Глаша не стала говорить про молодого барина, который писался по ночам, - вот мы и пришли. Корзину сюда... вот... ставьте... ага. - А про Павла я не сказала: он болен, уж больно мать... ну да ладно.
  - Так я пойду?
  - Иди... те, - она ещё что-то хотела сказать, но передумала "потом".

День, не начавшись, закончился: опустились густые тучи, дождь лил как из ведра до самой полуночи.
  - Вот и опустились сумерки, - сказала усталая женщина, - пора спать, я устала.
  - Ложись, - неохотно отпустил муж, он любил "вечерять" вместе, так он говорил, хотя еды никакой уже не было. Полночь для него - любимое время: он мог долго смотреть на закат и любоваться его отражением в воде, а потом сидеть при свечах и неспешно разговаривать с любимой супругой не обращая внимания на её усталость.
Супруга, уставшая от дневных дел, ушла спать, а он остался, думая о своих чувствах. Нет, он не писал роман или стихи, он думал - это его веселило и радовало.
Вот однажды к нему нагрянул гость, он помнил всё до мелочей. Гость был одет в широкую тогу, какую носили древние римляне, подпоясан ремнеподобным кушаком и горланил во всю мочь. "Кто такой?"- спросят меня (мысленно вопрошал Константин Георгиевич). - Отвечу: "Мой закадычный приятель". "Как он здесь оказался?" - Константин Георгиевич расхохотался. Вот что он мне рассказал.
  - Был у тебя в прошлый раз, так ты, проказник, меня не пустил, сказал: "Оденься, у меня жена". Ну, и что - жена, что она мужа не видела голым?
И ведь не пьяным был. Говорил разумные слова... а сам голым явился. Ну, не пустил я его, а теперь вот тогу придумал - насмешил меня, жена отвернулась. "Ей мужчины без фрака, не смей явиться", - так сказал, а она ушла. Больше в его присутствии не захотела находиться, а ведь были времена...
Константин Георгиевич помнил одну деталь: у жены был когда-то "на одну осьмушку червонец" - это когда она ласкала каждого гостя своим вниманием. Сама наливала суп в тарелки, вела беседы, не скупилась на похвалы гостю, потом... Однажды гость назвал её дурой, за "оскорбление" его святейшества, она всего-то сказала, что он стар и службу стоять не умеет. "Не вера украшает, - добавил он ей, - а целомудрие. Не веришь, значит, дура, помолчи тогда". Вот и всё, но больше Маргарита Сергеевна к гостям (этим) не выходила, сказывалась больной, с другими стала холодна, безразлична. Когда родился сын, третий, двое уже росли, а старший стал ходить в гимназию, времени на гостей не оставалось - всё делала сама: и стригла ребят, и постель меняла, и уборку делала за детьми, слугам оставалось смотреть "как надо сделать". Надолго не хватило, силы оставили её, тогда стала читать детям сказки на ночь, учить с ними стихи и писать параграфы для гимназиста, что он должен делать сам.
"Маргарита, моя Маргарита", - говорил муж, он любовался её походкой статью, но защитить так и не сумел. Гостей принимал сам, жену не тревожил. Один гость был непохожий на других: всё время кривил лицо, и улыбка выглядела вымученной. Он оглядывался, ища взглядом хозяйку, но когда узнал, что Маргарита Сергеевна не выйдет, огорчённо вздохнул:
  - У меня к ней подарок.
  - Что ж, я передам.
  - Нет, хотел сам.
Константин Георгиевич позвал жену, она нехотя спустилась к гостям.
  - А это вы, Александр Матвеевич? Какими судьбами к нам занесло?
Он замешкался.
  - Видите ли, я давно тут, с вашим мужем общие дела имеем.
  - Ах вот как? Рада слышать. А ты мне, - обращаясь к мужу, - не рассказывал.
  - Да это так.
  - Что с вашим лицом?
  - Это так... бит был... ну, это давно...
  - Не спрашивай его, Маргарита, он и хотел бы... но не может... - муж давил усмешку, - сам когда-нибудь расскажет, а ты присаживайся, видишь, гости какие, всех представлю.
Вечер выдался сносный. В подарок гость преподнёс фужер "под роспись", так и сказал. Маргарита Сергеевна поблагодарила, в этот же вечер он был разбит средним сыном: "Расписал", - сказала мать, но ругать не стала.
У Константина Георгиевича был сын от первого брака - Кирилл. Этот "молодец", как он сам выражался", доил отца как "дойную корову": вечно не хватало денег ни на вечеринки с друзьями, ни на театр (здесь, и без того щедрый отец, не скупился и давал сразу на "два театра"). Мать у Кирилла долго болела и перед смертью просила не обижать "дитя", он обещал и теперь всячески, порой безответственно, давал сыну денег, сколько тот не попросит. Ко второй жене отца Кирилл относился снисходительно, не обижал, ручку не целовал, любезностей не говорил - в общем, терпел. К детям отца относился иронично, позволял малышу садиться к себе на колени: "Только не на шею, прошу", - говорил со смехом. Жил у себя, в доме оставленном после матери, и видели его нечасто. Вот и вся семья.
Но была ещё интрига: у мужа была пассия, с которой виделся не часто и, дабы отвести от себя подозрения, пользовался услугами того (да-да), криволицего Александра Матвеевича. Муж сей пассии ненавидел всех мужчин, кто близко подходил к дородной красавице с белоснежной улыбкой, той самой Глафире. Уж какой красоты не скажу, но бёдра круты, грудь колесом не спрячешь, зубы белые, льняные пряди из-под платка выбиваются... мимо редкий мужчина пройдёт, не оглянется. Вот и Константин Георгиевич... А ведь как началось?..
Смотрит он через дорогу, идёт женщина, сумку несёт, у пояса свёрток. Уронила (нечаянно или нет?), поднять не может, тут окажись Константин Георгиевич (подлетел как сокол), подал свёрток в руку. Она улыбнулась: "Не надо, барин", - сказала и пошла. По пути Константину Георгиевичу было, проследил, но мужа голос тоже услышал, тот ругался. "Ага, - подумал, - встреча будет не ласковая", - но отчаиваться не стал. Выследил, встречу назначил (не домой же вести) в меблированных комнатах, а там знакомые уже, узнают, жене расскажут: зачем? Вот и нашёл из друзей-сослуживцев (когда ещё на службу ходил) одного, упросил, компенсацию обещал, ну тот и согласился. И встречь-то было... три (не меньше), а вот выследил муж-ревнивец и не ему, любвеобильному господину досталось, а хозяину квартиры, ничего не подозревающему Александру Матвеевичу Шурыгину, вот его лицо и перекосило. Константин Георгиевич посмеивался, пока... ревнивый муж не выследил...
  - Хулиганы... - говорил он жене, - за женщину заступился...
Жене ничего объяснять не пришлось, она приложила к ушибам холодное, сказала: "Разгильдяи!" - и пошла спать. Наутро ни её, ни детей в доме не было. "Уехали", - сказал слуга.
"Кто, - недоумевал Константин Георгиевич, - позарился на моё счастье"?
А оскорблённый Александр Матвеевич, за усмешку, сел и в тот же вечер написал: "Милая Маргарита Сергеевна, ваш муж Вас обманывает. Эти побои предназначались ему, уходите, он злой человек. Преданный Вам до гроба, Александр Шурыгин".
Записку Маргарита Сергеевна получила, но верить не стала, пока мужа избитого не увидела. Вот и весь сказ. Хотя есть продолжение. Женщина вышла замуж сразу после развода. Константин Георгиевич нехотя подписал все бумаги, издержки взял на себя, как полагается изменившему, но других денег не дал. Она вернула ему сына, который ни за что не хотел уходить от отца, а младших забрала с собой. Титул и всё такое... в деньгах больше не нуждалась.