Прошел месяц, и Бескрайнов со Светогоновым встретились вновь. Друзья сидели за летним, уличным столиком ресторана «Villa della Pasta» на Пятницкой. Рядом высилась бело-красная Климентовская церковь(1).
В отличие от Ивана Виктор Викторович внешне был очень спокоен и бесстрастен, говорил всегда кратко и не-сколькими тщательно отобранными словами. Однако в гла-зах его то и дело мелькала искра какой-то внутренней усмешки, но тут же скрывалась за спокойной доброжела-тельностью. Он относился ко всему с некоторым скептициз-мом и даже небольшим цинизмом, но ровно в рамках прили-чия.
Светогонов родился, учился и работал в Москве, не вы-езжая, кроме отпуска, никуда на продолжительное время. Он был москвичом до корней волос. Взгляды на жизнь у него формировались не как у большинства — телевидением, бульварными газетами и гламурными журналами,— а в до-статочно узком кругу московской элиты, в котором он вра-щался. Виктор Викторович, резко отличаясь от многих лю-дей своего уровня, конечно, проводил иногда летний отпуск на заграничных южных морях, но не был фанатом этого, напротив, любил отдыхать и в отпуск, и в выходные в кра-сивейших местах Подмосковья и других регионов России. Живя в своем московском мире, Светогонов знал в подроб-ностях все, что делается в городе, в администрации столи-цы, был в курсе всех мировых событий, и не из теленовостей. Он был московским чиновником, происходившим из семьи советских управленцев, и вхож в так называемый столичный бомонд.
Как же сошлись столь разные по положению люди, как Светогонов и Бескрайнов? Познакомились они случайно на отдыхе в Хосте, куда Виктора Викторовича «занесло» из любопытства. Иван привлек его своей непосредственностью, и он решил сохранить для разнообразия это знакомство...
Была середина рабочего дня, но улицы были заполнены людьми, а мостовая забита машинами. И Светогонов офици-ально был еще на службе. Но на таковую у него уходила лишь первая половина дня, до тринадцати часов. К чести его следует сказать, что уже в восемь утра он был на работе. В час пополудни с друзьями обедал в отдельном зале одно-го из облюбованных ими ресторанов. Обед всегда был изыс-канным, со многими блюдами и дорогим вином. Иногда, если был серьезный повод, они заезжали и в другие рестораны и продолжали возлияния до самого вечера. На работу в это время их мог призвать только звонок секретарши с вызовом к начальству или с сообщением о срочном деле, требующем безотлагательного решения или присутствия. Поздний же вечер Светогонов всегда проводил с семьей дома или в теат-ре, в концертном зале или в гостях.
Сегодняшний обед он решил разделить с Бескрайновым.
— Ну, как пообщался? — спросил его Светогонов.
— Да, еще как!..
— Я смотрю, ты взволнован?
— Да, но до сих пор она волновала меня своей недосяга-емостью и таинственностью, а теперь еще и абсолютной прагматичностью. Редчайшая женщина — полная противо-положность мне.
— А не влюбился ли ты, Ванюша?
— Хм… В бесчувственную?
«Да, прагматичности в ней — хоть отбавляй,— подумал Бескрайнов. Он при последней их встрече предложил ей не лишать себя маленьких радостей — поехать вместе полюбо-ваться природой, пойти на показ моды, в театр, на что она ответила, что ей от этого всего скучно, что все это, видите ли, несерьезно… А чуть шаг к ней делал, так она: ‘Тише, тише, что это вы так разволновались?” — У нее, видимо, уже какой-то комплекс старой девы,— а может, муже-девы? — начинает формироваться... А как хороша, черт возьми! Как грудь-то колышется в такт движениям. А какая артикуляция, когда говорит! — такие целуются крепко,— вспоминал Иван.— Да что ж это я, уж и впрямь, не влюбился ли?» Он говорил ей о раскрепощении, о радости, о счастье брать от жизни все… А она: «Я и так счастлива, у меня богатая внутренняя жизнь!» Как будто заперла себя в за;мок из сло-новой кости, или какой там еще есть, и не подпускает. «А сам ты не прочь ли пробраться в этот самый за;мок, а, дру-жище?» — сам у себя спросил Бескрайнов. Он снова начал толковать ей, мол, посмотрите на себя, вы красивы, но кра-сота пропадает зря, жизнь уходит, и нет никого, кто мог бы быть садовником этого прекрасного розового куста по име-ни Надежда и ежедневно слагать стихи!.. Иван покраснел при воспоминании о том, что подумал в те минуты: «Потеет ли она во время близости?». «Да, брат, во вред, во вред тебе воздержание!» Он продолжал тогда, мол, вы должны вла-деть своим мужчиной, а мужчина должен владеть вами, жизнь должна быть наполнена любовью и так далее в этом же роде. А она в ответ: «А,— говорит,— любовь-морковь, знаем, мол, знаем…»
Красное закатное солнце струилось между домами, сквозь ветви деревьев посылало свои прощальные лучи, ко-торые множились, отражаясь от стекол окон, и как бы гово-рило: «Долга будет ночь, потому, чтобы не потеряться во тьме, помните меня, дети мои, помните, помните…»
— Интересно был ли у нее кто-то после мужа? — поин-тересовался Светогонов.
— Не знаю.
— Блудливости-то в ней, похоже, и следа нет. Может, просто, действительно, фригидна?
— Может. Но, скорее, здесь другое.
— Что? — спросил Светогонов.
Бескрайнов вспомнил, что когда, чтобы чуть перевести стрелку, он завел разговор о любви к людям, так она ему,— мол, вы однажды уже говорили о девушках, мечтающих о таких платьях, как у меня, о молодых людях, не имеющих достаточно средств, чтобы получить хорошее образование, о больных, не способных заплатить за спасительное, но дорогостояще лечение… Мне, мол, эти разговоры скучны, тем более вы как-то очень интересно чередуете их с различными вариациями на тему любви между женщиной и мужчиной. Тут она залилась каким-то странным, тихим клекочущим смехом, и изумленный Иван не знал даже, как ей ответить. «А вы сами-то любите людей,— спросила она, вдруг посерьезнев,— и что для них делаете?» — «Мало,— ответил он,— делаю».— А она: «Ну, вот и начните с себя!»
Ни о чем таком, конечно, Бескрайнов рассказывать не стал, но заключительные слова беседы с Надеждой он все же поведал приятелю:
— «Найдите-ка,— говорит,— мне мужчину, который смог бы сохранить, умело распорядиться и преумножить мой капитал, да так, чтобы капитал остался моим, мужчину, который не пустил бы по миру, а лелеял и холил меня и мои деньги. А уж об удовольствиях я и сама позабочусь без ва-ших консультаций!..»
— Вот как! Холодная и уверенная констатация. Это при-дает делу несколько иной оборот!
— И я понял: вот чем она живет, вот почему ее ничто не волнует, не тревожит и, как говорится, не колышет, вот по-чему она от всего скучает и не живет той жизнью, которой живут все вокруг. Это не фригидность будет, а почище. У нее есть цель — построить несокрушимую крепость, за непро-биваемыми стенами которой обеспечено жить, и не в жалкие здесь и сейчас, а в здесь и всегда! Неужели и правда, что самые гордые женщины — более всего зависимы от денег, а Виктор? А ведь ты прав, я к ней неравнодушен.
— Да, похоже, серьезная дамочка — с такой лучше схо-диться, не влюбляясь. Ведь известно — можно влюбиться и ненавидя. А вот жить так нельзя... Что касается ее, то поду-май, ведь такая тебе и нужна, она сделает из тебя человека.
— Опять ты за свое?! Боюсь, она погасит мою страст-ность, а другие состояния мне скучны… Горя;, я бы создал галерею ее фотопортретов, сочинял бы романсы, а может быть и роман написал. Давно, кстати, думаю о романе, да все жару не хватает…
— Ты о многом давно думаешь, да все заканчивается по-желаниями, да воздыханиями…
— Смеешься надо мной, а ведь я, правда, хочу этого!
— Хочешь, вижу, что хочешь, но только говоришь, а не делаешь. Делать, делать надо!
— Не хватает чувства, горения…
— Так зажги свечу и подставь под зад!..— зло сказал Светогонов, поднялся и, подойдя к своей машине, припарко-ванной недалеко, добавил: — Прощай, меня еще дела ждут, писанины много, отчет…
Бескрайнов ничего не ответил, только махнул на проща-ние рукой и, понурившись, пошагал в сторону шатра пив-ной. Стояла середина июня, но листва на деревьях и кустах начала выглядеть как в конце августа, так как вот уже неде-ли три было очень жарко.
Невеселые мысли крутились в голове у Ивана. Вспоми-нал разудалое время учебы в институте, когда жил на пол-ном обеспечении родителей и, имея много денег на карман-ные расходы, кутил и развлекался, как мог. Вспоминал, как после окончания института родители отказали в помощи, сказав, что теперь сам должен зарабатывать на жизнь, как мыкался, оставшись без средств, если не считать жалкой зарплаты. Вспоминал, как приходилось работать, работать и работать, даже дома, даже в выходные, а так хотелось заниматься фото, музыкой и писать. С тоской думал и о том, что вот уже как пять лет есть деньги и время и не нужно ду-мать о заработке, и тратить на это жизнь, а так ничего и не создал, к чему лежала душа…
Иван зашел в пивную, взял две кружки светлого холодного пива и, сев за свободный зеленый столик у окна, стал, глядя на улицу, медленно поглощать живительную влагу. А по серому тротуару шли люди — серьезные и не очень, мед-ленно шли и быстро, но все как один казались чем-то озабо-ченными. Видно было, что двигались они не бесцельно, как это бывает у гуляющих людей.
Незаметно в голове у Бескрайнова зароились планы. «Вот,— думал он,— займусь фотографированием Надеж-ды… Нет, прежде запишу все наши беседы с ней и мои мыс-ли по поводу этих бесед… А может вначале стихи для бу-дущих романсов. Конечно, стихи!.. Нет, для стихов страсти маловато, вдохновения не хватит… Может подобрать мело-дию на гитаре? Опять не так, вначале нужны стихи, так лучше и легче будет… Напишу заметки для начала. Да, напишу и… положу в стол, как уже было раньше… А может, роман? Как же!.. Для романа нужен стержень, накал внут-ренний. А где его взять, чем разжечь себя? Займусь-ка я фо-то… А захочет ли она, чтобы я снимал? Вот вопрос… Гос-поди, опять замкнутый круг! Мне уже тридцать один, а я все хожу по кругу, по этому проклятому кругу, и не выбраться, и не вырваться!.. Тоска желтая… Что делать?..»
Допив пиво, Иван медленно вышел на улицу и бесцельно побрел по ней, ни на кого не глядя и не замечая ничего во-круг, гоня нахлынувшие на него и овладевшие им мысли, постепенно освобождаясь от неприятного состояния.
Уж что-что, а это он научился делать хорошо, благо дав-но практиковал. Спокойствие возвращалось в его душу. А вместе с ним и скука.
«Поехать что ли в Зареченск?» — подумал он и утверди-тельно взмахнул рукой.
(1) Действующий православный храм священномученика Климента папы Римского в Москве — памятник русской архитектуры XVIII века.
© Шафран Яков Наумович, 2020