О строгости и принципиальности профессора МГУ Пчелинцева ходили ужасные легенды, перед которыми сам Хичкок в растерянности бледнел. Будто бы юноши-первокурсники целыми потоками шли в военкомат определяться на срочную службу, наивно рассчитывая хотя бы на пару лет скрыться подальше от этого «грозного препода», а вся женская половина курса после второй пережитой сессии, не сговариваясь, перекрашивалась в блондинок, пряча появившуюся седину. Да, что говорить, даже у закаленных экзаменами и зачетами старшекурсниц тряслись поджилки, когда он заглядывал в аудиторию. В то же время Михаил Евгеньевич Пчелинцев пользовался заслуженным уважением, как высококлассный специалист в области физики. И вот у этого бескомпромиссного борца с научным невежеством мне предстояло взять интервью – первое и самое важное в моей зарождающейся карьере журналиста.
Приближалось шестидесятилетие профессора, в связи, с чем редакция журнала «Наука и время» готовила грандиозный материал, посвященный заслуженному юбиляру.
Поднимаясь в бесшумном лифте на семнадцатый этаж, я изрядно волновался. Какой он – профессор Пчелинцев? Мои опасения оказались напрасны. В светлой, длинной прихожей меня встретил обаятельный, полный энергии бородач, чрезвычайно приветливый и отзывчивый, совсем не такой, каким его изображал мстительный студенческий эпос. Интервью сильно затянулось, и больше напоминало душевную беседу старинных приятелей давно не видевших друг друга.
Весенняя Москва погружалась в сумерки. Понимая, что пора закругляться, я задал последний традиционный вопрос:
- Есть ли что-нибудь в вашей биографии, что вам не удалось? О чем вы сожалеете?
Профессор задумался, и как мне показалось, помрачнел, будто маленькое облако внезапно прикрыло лучистое солнце.
- А вы знаете, есть! Есть одна проблема, над которой я ломаю голову уже несколько десятилетий… и, увы, безуспешно.
- Расскажите!
- Тогда вам придется задержаться и выпить еще чая!
Облако грусти исчезло с лица профессора. Предвкушая интересную историю, я, забыв о времени, согласился на чай, тем более что он имел отменный вкус.
- Это произошло в середине семидесятых. Я был студентом физмата, примерно вашего возраста или чуть моложе… Тем летом наш стройотряд ударно трудился на Алтае, в ста с лишним километрах от Барнаула. Не буду вдаваться в подробности, чем мы занимались – это не столь важно, но скучать не приходилось. До завершения работы оставалось еще около месяца.
У меня был дружок Юрка, его отец занимал должность директора крупного предприятия и потому Юрка рос в достатке, в общем, классический мальчик-мажор. Как-то в обеденный перерыв, он подсел ко мне за столик и, оглядываясь по сторонам, словно почуявший слежку шпион, тихо сказал:
- Мишаня, хочешь увидеть театральное представление, которое запомнишь на всю жизнь?
- Здесь?! Хочу! – не раздумывая, ответил я. Предложи он это в наполненной театрами Москве – я бы вероятно, отказался, но в далеком поселке, где единственными культурными развлечениями были танцы, да кино в клубе по выходным!
- Тогда, гони четвертной!
- Сколько?!
Запредельная цена вмиг охладила мой пыл. Советскому студенту двадцати пяти рублей могло хватить на две недели довольно сносного бытия, а тут выложи их сразу за полуторачасовое зрелище неясной этимологии. В моем понимании это был верх легкомыслия. Я уже собрался взять самоотвод, но Юрка вдруг произнес магические слова:
- Тише, ты! Не скупись, потом меня благодарить будешь! Сам Ярослав Ветченко устраивает премьеру!
- Ветченко?! – я пришел в изумление. О Ярославе Ветченко я был наслышан. Он являлся талантливым, скажу иначе – гениальным молодым ученый, погруженным в науку с головой, живший только ей и веривший только в нее. Так сказать, преданный адепт физики. Шептались, что он работает над каким-то особо секретным проектом. В давнем противостоянии физиков и лириков, Ветченко возглавлял крайне непримиримое, бескомпромиссное крыло ученых. Лириков, он всей душой презирал. Представить его в театре, да еще режиссером-постановщиком спектакля было так же невероятно, как увидеть пляшущих в хороводе вокруг новогодней елки престарелых членов советского политбюро.
«Будь, что будет!» - решил я и, скрепя сердце, отдал требуемую сумму.
В назначенный день, через двое суток, на окраине поселка нас ожидал зафрахтованный совхозный ПАЗик. В салоне автобуса собралось около пятнадцати человек, желающих приобщиться к прекрасному, в основном – студенты из нашего стройотряда. Проехав десяток километров по трассе, мы свернули на еле заметную колею и углубились в бескрайние алтайские луга, наполненные чистым воздухом и восхитительным ароматным коктейлем из трав и цветов. Опытный шофер, из местных, уверенно вел покачивающийся на кочках автобус по одной ему известной дороге.
Когда мы прибыли на место только начало смеркаться. Нас ждали. На берегу маленькой, тихой речушки, одного из притоков Оби, стоял еще один покрытый дорожной пылью ПАЗ, а также две машины защитного цвета: переделанный для поездок на рыбалку санитарный микроавтобус и, знакомый мне по армейской службе, ГАЗ - 66 с металлическим КУНГом – точь-в-точь наша полевая радиостанция.
«Театральные подмостки» представляли собой неправильной формы площадку с притоптанной травой, спереди ограниченную расположившимися прямо на земле зрителями, слева - зеркальным руслом реки, а справа, в метрах двадцати от берега сложенными в виде шалаша бревнами, корягами и досками для большого костра. Чуть поодаль, как бы в глубине сцены, ровно посередине между рекой и костровищем, стоял повернутый к нам кормой ГАЗ. Рядом с его распахнутой задней дверцей я впервые увидел знаменитого Ярослава Ветченко. Высокий, стройный, аккуратно стриженный с красивым, чуть вытянутым, светлым лицом, без усов, в его образе совмещалась загадочность и холодная неприступность, что вместе с талантом ученого вызывало огромный интерес девушек. В тот раз, он был серьезен и сосредоточен, и что-то сурово объяснял двум своим ассистентам. Все трое одеты в белые халаты, что резко контрастировало с серыми спецовками и зеленоватой стройотрядовской формой остальных собравшихся. Поговорив с помощниками, Ветченко забрался в КУНГ.
Наша группа, смешалась с юношами и девушками уже расположившимися на траве, будто морские котики на лежбище, и, последовав их примеру, расселась и разлеглась кто на чем. Мы с Юркой заняли место «в первом ряду».
После дневной жары на луг спускалась приятная вечерняя прохлада. Прелюдией к постановке послужил великолепный, живописный закат, переливающийся целой палитрой теплых красок и оттенков: оранжевых, малиновых, желтых, пурпурных, золотых… Все это на бескрайнем сине-голубом фоне. Одно обстоятельство омрачало пребывание на лугу – целая эскадрилья мошкары. Впрочем, вскоре мы о ней напрочь забыли…
«Дорогие друзья!» - обратился к нам Ветченко. Залюбовавшись закатом, я не заметил, когда он вышел. За его спиной стояли помощники с зажженными факелами.
«Мы подготовили для вас экспериментальную постановку по мотивам трагедии Вильяма Шекспира «Ромео и Джульетта», - продолжил Ярослав. – «Сразу хочу предупредить, в спектакле задействованы уникальные новейшие технологии, часть которых составляет государственную тайну, поэтому прошу ничему не удивляться, а на все вопросы, мы постараемся ответить в конце представления, разумеется, на те, на которые сможем. Спасибо, за понимание! Итак, начинаем!» Закончив свою вступительную речь, молодой ученый быстро поднялся по лесенке обратно, в кузов, его подручные, запалив костер, так же вслед за ним залезли в машину.
Пока занимался огонь, из двух мощных колонок полилась музыка. Несмотря на интригующее заявление Ярослава, первые минуты представления меня несколько разочаровали – увертюра полностью повторяла начало одноименного балета Прокофьева, который мне уже посчастливилось видеть прежде.
Пламя разгоралось сильнее, но исполнители не появлялись. Костер быстро поднялся на пятиметровую высоту, жар его нарастал. Музыка становилась все громче и громче. Вдруг спокойная гладь реки, ровная, словно гигантское зеркало покрылось рябью, будто от налетевшего ветра, хотя кругом было тихо, и ни одна травинка на лугу не шелохнулась. Еще через мгновение у берега закрутился водоворот, образовалась воронка размером с чайное блюдце, с каждой секундой увеличивающаяся в объеме. Исчезло божественное отражение, играющего яркими цветами, заката и светлого небосвода – их поглотила темная, движущаяся водная масса. Новые потоки втягивались в этот необъяснимого происхождения круговорот и, вскоре, его диаметр достиг трех метров.
Нечто странное происходило и с костром – он будто дышал, то раздуваясь в ширину, как огромный огненный пузырь, то пылающим узким конусом вытягиваясь вверх, порциями изрыгая в небо клубы черного, матового дыма. Зрелище оживших стихий околдовало присутствующих до такой степени, что все наблюдали за ним, буквально открыв рты. И тут синхронно, из центра водоворота и из середины костра поднялись закрученные вихрем спиралевидные столбы, соответственно водяной и огненный. Они, словно две гигантские кобры, по приказу невидимого факира вытянулись на высоту трехэтажного дома и застыли в таком положении, еле заметно покачиваясь. Музыка резко оборвалась. Из водоворота на «сцену» одна за другой выскочили десяток гибких фигур человеческого очертания, закружившихся в неистовом танце. Причем, невзирая на их детальное сходство с живыми людьми – руки, ноги, пальцы, рост и лица - эти фигуры были именно из воды, а не выряженные в костюмы артисты. Я бы сам никогда не поверил, если бы не видел собственными глазами сквозь прозрачные, водянистые тела: луг, траву, закат, автомашину и лепестки костра... Одновременно из пламени вышли, точнее, отпочковались огненные фигуры. Они были менее детализированными, чем «водяные», но я гарантирую, что и они в действительности, являли собой живое пламя…
- Может вы стали свидетелем гениальной мистификации?! – не удержался я от вопроса.
- Нет! Нет, уверяю вас! – профессор вскочил от возмущения, - Вначале мы тоже предположили, что на живых артистов балета надели какие-нибудь особые костюмы, но то, что они вытворяли со своими телами! Такой потрясающей пластикой не могли похвастаться даже профессиональные танцоры и акробаты. Фигуры не только крутились и выгибались самым невероятным образом, но, в зависимости от сюжетной линии, легко теряли человеческий облик и могли принять любую форму, будь то предмет или животное, а то и просто трансформироваться в огромную каплю воды, застывшую на траве. Кроме того, они легко меняли свой размер – от нескольких сантиметров от уровня земли, до гигантского, возвышавшегося более чем на два с половиной метра. И все это в такт возобновившейся музыке. Мы, вытаращив глаза, смотрели затаив дыхание.
«Монтекки и Капулетти!» - взволнованно произнес Юрка, неотрывно наблюдая за магическим действом, при этом больно впившись пальцами мне в плечо. Слова Юрки, вернули меня к сюжету постановки. В первой сцене произошел конфликт между слугами двух враждующих кланов: огненными Монтекки и водяными Капулетти. Они устроили настоящую битву: фигуры сталкивались, соприкасались и тогда либо вода заливала огонь, либо сильный жар пламени превращал водяной силуэт в белесое облачко пара. Незадействованные персонажи немедленно возвращались в родную стихию и также быстро, по мере необходимости появлялись вновь.
Следующей яркой сценой балета стал бал во дворце Капулетти. Здесь пред нами явились главные герои – Джульетта и Ромео. Если не считать последнего, в ней участвовали лишь прозрачные фигуры из воды. Джульетта сочетала в себе изящество и хрупкость фарфоровой статуэтки с легкостью и невесомостью тополиного пуха. Ее нежный девичий образ резко выделялся на фоне брутальных мужских персонажей, а воздушный танец поражал воображение. Пируэты, батманы, высокие прыжки – она исполняла безупречно. Каким образом создателям спектакля удалось придать бесформенной водяной массе не только человеческие черты, но и женскую привлекательность, изящность движений и некую одухотворенность – оставалось тайной, разгадку которой мы рассчитывали узнать по окончанию фантастического представления. Пылавший в стороне, красновато-желтым пламенем Ромео, чтобы смешаться с Капулетти, неожиданно поменял цвет – загорелся голубым огнем, каким горит бытовой природный газ, и теперь напоминал огромный синий бутон цветка с желтыми кончиками лепестков. Очень красиво! Но дальше произошло совсем удивительное – Ромео и Джульетта встретились и соединились в страстном, мистическом танце! Каждый первоклассник знает, что происходит, когда сталкивается вода и огонь. Но в тот раз, нарушая все законы физики и бытия, две эти стихии перемешались и в буквальном смысле слились воедино! Вода не гасила огонь, и сама не испарялась от жара! Зрители (и мы с Юркой) повскакивали от восторга! Ромео и Джульетта, то разбегались в противоположные стороны, то сойдясь посередине площадки, свивались тонкой, светящейся спиралью и поднимались высоко в ночное небо, затем спустившись на землю, вновь принимали человеческий облик, поражая нас отточенностью и чувственностью движений…
Профессор прервал поток взволновавших его воспоминаний – с жадностью сделал несколько глотков уже остывшего чая.
- Извините! – сказал он, немного помолчав, – Я никому не рассказывал эту историю, а сейчас будто опять вернулся в то время и переживаю ее заново…
- Михаил Евгеньевич, что же было дальше? – волнение профессора передалось и мне.
- Дальше? …Не буду подробно расписывать все сцены балета – вы прекрасно знаете их не хуже меня. Перейду сразу к драматическому финалу – гибели обоих героев.
Принявшая снотворное Джульетта неподвижно лежала в центре площадки. Ромео обнаружив возлюбленную мертвой, сходит с ума от горя. Его пламенная фигура склонилась над телом Джульетты, целуя ее губы и пытаясь поднять на руки. Видя бесплодность своих усилий, он хватается за голову, рвет на себе волосы, прикладывает руку к сердцу (то есть, к тому месту на груди, где оно находится у человека). Еще мгновение и Ромео сам принимает образ проткнутого стрелой, бьющегося ярко красного сердца. Страстная пантомима не могла оставить зрителей равнодушными – я видел, как у многих девчонок в глазах блестели слезы, отражавшие потрясающую, неземную игру огня. Звучит парадоксально, но бездушная стихия по-настоящему испытывала нечеловеческие (правильнее сказать человеческие) страдания. Никто представить не мог, что начина с этого момента в представлении что-то пошло не так – настолько все выглядело логичным и соответствовало сюжету знаменитой трагедии. А между тем Ромео отскочил в сторону от тела Джульетты и обуреваемый горем стал метаться по площадке. Его движения становились все более быстры и хаотичны, ежесекундно он терял человеческий облик. Исчезла голова, туловище, конечности. Вскоре Ромео превратился в пышущий жаром клубок огня, бешено кружившийся по периметру площадки. Мы, с Юркой находясь в первом ряду, чувствовали кожей силу этого жгучего жара. Будто метеорит, оставляя за собой шлейф из желтого пламени и тысячи сверкающих среди ночного луга искр, он проносился мимо нас. Сцена явно затянулась, и пора было ее заканчивать, но какое там! Ромео полностью потерял контроль. Неожиданно одна из девушек завопила от ужаса и боли, ее пышная кучерявая прическа вспыхнула, задетая огненным шаром. Прежде чем я успел понять, что произошло, к ее истошному крику присоединился дикий визг еще нескольких не на шутку перепуганных девчонок. Началась паника. К счастью, нашлись здравомыслящие люди – пламя быстро сбили, набросив на пылающую, словно живая свеча, девушку форменную куртку. Водитель нашего автобуса догадался наполнить в реке ведро воды, но она уже не понадобилась. В той ситуации совершенно естественно с его стороны было выплеснуть воду на огненный клубок, и это стало роковой ошибкой, приведшей к еще более ужасным последствиям. Вылитое десятилитровое ведро возымело совершенно неожиданное действие – оно не потушило, а лишь (если так можно выразиться) привело в ярость огненного Ромео. Над лугом пронесся нечеловеческий стон… Вы слышали когда-нибудь, как стонет огонь? Не в переносном смысле, а в самом прямом?
- Нет! – только и смог сказать я.
- Жуткий звук, словно несколько стай голодных волков воют посреди зимнего леса, им вторит ледяной ветер, а ты находишься в одном шаге от подлеска… В общем не успели мы и глазом моргнуть, как пылающий ком, подпрыгнув, словно футбольный мяч влетел в распахнутую дверь КУНГа, где находились Ветченко и его ассистенты. Пламя быстро охватило кузов. Шестьдесят шестой вспыхнул, так же как вспыхивает подожженный коробок со спичками. В считанные секунды беспощадный огонь охватил всю машину. Он был настолько силен, что, несмотря на открытую дверцу, никто из троих ученых так и не смог выбраться наружу. Даже их криков мы не услышали. Только несколько громких хлопков раздалось изнутри. Попытка потушить машину ни к чему не привела. Для борьбы с огнем в нашем распоряжении было всего два ведра и один автомобильный огнетушитель, найденный в ПАЗике - ничтожно мало для тушения сильного пожара, все равно, что поливать костер из глазной пипетки. К тому же все опасались взрыва бензобака, который не заставил себя ждать. Машина выгорела дотла. Ветченко и его люди погибли. Уникальное оборудование, созданное ими для управления стихиями, безвозвратно пропало. Как только оно перестало работать, тело Джульетты, потеряло свою человеческую форму и буквально превратилось в мокрое место.
Все были потрясены и подавлены произошедшей трагедией. Я совершенно не запомнил обратной дороги…
Раньше, в советское время информация о происшествиях не придавалась общей огласке, а расследование этого инцидента было засекречено. С каждым из нас соответствующие органы проводили многочасовые беседы. Позже я пытался выяснить судьбу материалов исследований Ярослава Ветченко, но то ли их надежно спрятали, то ли они действительно погибли вместе с ним – ничего найти не удалось. Кроме того мне дали ясно понять, что эта тема закрыта.
- Почему? Ведь эта технология дала бы СССР шанс достигнуть мирового господства!
- Да, но такое оружие нарушило бы баланс сил на планете! Судьба человечества повисла бы на волоске!
- Я вас не понимаю…
- Представьте – произошла утечка методики и, хотя бы нескольким государствам, стало доступно управление стихиями. Как проконтролировать их действия? В любой точке планеты случится катастрофический пожар или цунами небывалой мощи, способное в считанные минуты унести миллионы жизней, а кто его устроил – останется тайной! Советское руководство решило прикрыть все разработки в этом направлении – слишком велик был соблазн использовать подобное оружие…
***
История, рассказанная профессором, лишила меня покоя. Я почти поверил в ее реальность. Но возвратившись, после интервью, домой, я вспомнил одну немаловажную деталь – по стечению обстоятельств, наша беседа с Пчелинцевым состоялась 1 апреля, в день смеха, а в моем случае правильнее сказать – в день дурака! Михаил Евгеньевич попросту разыграл меня! Ай, да профессор! И я хорош – развесил уши. Вот осел! Восторг от встречи сменился разочарованием. Досада и возмущение обгрызенными ногтями больно царапали меня изнутри.
С неприятным осадком на душе, я сдал готовый материал в редакцию, ни слова не написав о выдуманном рассказе профессора. Статья вышла сухая и шаблонная. Мои дни в «Науке и времени» оказались сочтены. Обидно, конечно! Впрочем, я был слишком молод, чтобы отчаиваться.
…Прошло два года после того памятного интервью. По велению судьбы в рождественские каникулы, я оказался в одном загородном пансионате, занимавшем по-Пушкински живописную усадьбу XIX века. На следующее утро после заезда, наслаждаясь вкусным завтраком и видом заснеженного парка из окна теплого зала местного кафе, и поздравляя себя с тем, что нахожусь внутри, а не снаружи, где царствует и кружит королева-метель, я просматривал буклет с рекламой развлекательных мероприятий. Глоток горячего капучино застрял у меня в верхней части пищевода, когда на развороте я наткнулся на следующий анонс: «Приглашаем на единственное огненное представление театра «Двух стихий» Б. Я. Ветченко! Начало в субботу в 19.00».
Ветченко Б. Я. – неужели сын, подхвативший дело отца?! Значит, профессор не шутил, и поведанная им история правдива до последней буквы, до последней запятой! Фантастика! Я обязан это увидеть! Бросив недоеденный омлет, я побежал к администратору за билетом.