Корабль обречённых...

Алекс Фельдман
 
Я хочу Вам рассказать о войне.

О войне, не задевшей нас своим крылом, но от этого не менее долгой, не менее кровавой и не менее жестокой.

А, вернее, не о самой войне, а об одном её осколке, 58 лет сидящем в сердцах людей, опаленных той войной.

Эта кошмарная история, началась тёплой летней ночью 30 июля 1945 года, в черных водах Тихого океана.

И только сейчас — пятьдесят девять лет спустя, близится к завершению.

Флагман Тихоокеанского флота, тяжёлый крейсер USS Indianapolis был недостижимой мечтой для многих офицеров и матросов ВМФ США, считавших за честь, проходить службу на этом корабле.

30 марта 1945 года, за несколько дней до высадки десанта на остров Окинава, Indianapolis , входящий в состав эскадры вторжения, находился у берегов Южной Японии.

До штурма острова оставался один день и крейсер, как, впрочем, и другие корабли эскадры, вёл усиленный артобстрел побережья.

Раскаленные докрасна, жерла орудий главного калибра, методично выплёвывали восьми дюймовые снаряды, сея смерть, круша фортификационные сооружения береговой обороны, гражданские постройки, взлётные полосы аэродромов и военные корабли, не успевшие выйти из залива Кобэ.

Японское командование в порыве отчаянья, подняв в воздух все уцелевшие на Окинаве
самолёты, предприняло последнюю попытку уничтожить американскую эскадру с воздуха.

Сорок восемь японских штурмовиков, против двадцати четырех американских истребителей, взлетевших с авианосца, входящего в состав эскадры.

Сражение продолжалось весь день.


Американские лётчики по мере возможности перехватывали вражеские самолёты на дальних подступах к эскадре, но японские штурмовики, несмотря ни на что, прорывались к заветной цели и ...попадали под всё сокрушающий огонь, зенитных батарей американских военных кораблей.

К вечеру, японцы, потеряли практически все свои самолёты.

Зенитчики крейсера Indianapolis сбили шесть и повредили два японских самолёта.

Но то, что не смогла сделать мощная воздушная армада, сделал лётчик-одиночка — японский «гастелло», ошибочно зачисленный историей в камикадзе.

На рассвете 31 марта, словно огромные заплатки, ползли по небу свинцовые тучи и сквозь небольшие разрывы, пробивались ещё холодные лучи, лениво встающего солнца.

Опытный матрос-наблюдатель до рези в глазах, всматривался в угрюмое небо, уж кто-то, а он отлично понимал, что лучшей погоды для воздушной атаки было не сыскать.

Вдруг в разрывах туч, мелькнул знакомый силуэт японского истребителя.

В отвесном пике, истребитель стремительно приближался к поверхности океана, и было непонятно, то ли самолёт потерял управление, то ли сидящий за штурвалом пилот, был давно мёртв.

«Отлетался»,— сладко зевнув, подумал наблюдатель, но закрыть рот, он так и не успел.

На его глазах «мёртвый» пилот, каким-то чудом, вывел из пике «потерявший управление» самолёт, на бреющем прошел над кормой крейсера и с высоты 25 метров сбросил 250 кг бомбу.

«Ну вот и тринадцатый! Я правильно всё рассчитал; правда, топлива осталось в обрез, но ничего дотянем»,— вслух сказал пилот.

Он действительно, всё рассчитал правильно:

атака удалась, и он бы вернулся на остров Окинава, где ещё совсем недавно у него были и дом, и семья, если бы сброшенная им бомба, взорвалась на палубе корабля, а не под водой.

Запоздалая очередь, 20 мм трассирующих снарядов, прошла рядом с хвостовым оперением.

Случайный осколок, пробил бронированную спинку кресла и на излёте остановился у самого сердца пилота.

На мгновение, истребитель потерял управление и начал заваливаться на левое крыло.

Последним, невероятным усилием воли, пилот выровнял свою, всегда безотказную машину, и, довернув штурвал, пошел на таран.

Истребитель врезался в ходовую рубку — тринадцатого, но на сей раз, оставшегося на плаву «американца».

Бомба пробила палубную броню, прошла через столовую, повредила топливные баки, систему опреснения воды, пробила дно корабля и взорвалась под килем.

Девять человек из экипажа погибло, восемнадцать было ранено.

От взрыва, образовались две большие пробоины и были повреждены шахты гребных винтов.

Ни бомба, не взорвавшийся на палубе самолёт, не смогли нанести крейсеру непоправимый урон, но с этой минуты, над ним, навсегда нависла тень, погибшего камикадзе.

Гордый красавец крейсер, сумел своим ходом пересечь Тихий океан и в конце апреля стал на ремонт, в одном из доков военно-морской верфи Hunter’s Point, в San Francisco.

16 июля 1945 года, команда крейсера, в составе 1200 человек, закончила подготовку к дальнему походу.

К середине дня, было получено добро, и крейсер с секретным грузом на борту вышел из порта San Francisco и взял курс в открытый океан.

Груз, был настолько секретным, что о его содержимом, не знал даже командир корабля.

Команде дали понять, что им предстоит выполнить задание особой важности и сделать это необходимо в самые короткие сроки.

В опечатанной и усиленно охраняемой, адмиральской каюте, стоял толстостенный цилиндр, в котором находился уран 235, основной компонент для двух экспериментальных атомных бомб, о разрушительной силе которых, до конца не догадывались, даже их создатели.

Бомбы, по замыслу учёных и военных должны были произвести на противника, всего лишь устрашающий эффект и принудить его, прекратить дальнейшее сопротивление.

Очень скоро, весь мир вздрогнет, от чудовищных последствий этих взрывов — стерших с лица земли два японских мегаполиса Хиросиму и Нагасаки, и навсегда, изменивших наш мир.

За десять дней, преодолев 5300 морских миль, самый быстроходный крейсер того времени в рекордно короткое время, доставил сверхсекретный груз в пункт назначения — остров Tiniam, в западной части Тихого океана и тут же взял курс на остров Guam.

Пополнив запасы горючего и питьевой воды, Indianapolis снова вышел в плавание, имея предписание командования флотом пересечь Филиппинское море и прибыть к месту назначения на остров Leyte*, где находилась военно-морская база США.

На базу, Indianapolis, не пришел никогда.

Это была самая крупная катастрофа в истории военно-морского флота Америки.

Несмотря на то что крейсер не имел гидроакустического оборудования для обнаружения подводных лодок, запрос командира корабля Чарльза Батлера Маквэя (Charles Butler McVayIII) ** на предоставление ему эскорта сопровождения, был отклонён.

Ответ гласил, что угрозы нападения вражеских подлодок по курсу крейсера практически не существует.

В качестве предосторожности, дали многозначительный совет:

в зависимости от погоды и видимости — идти зигзагом***.

Вечером 29 июля, над океаном висел такой туман, что не то, что неба, а даже нос и корму корабля, нельзя было разглядеть с капитанского мостика.

Естественно, что в таких условиях, ни о каком зигзаге, не могло быть и речи.

Прежде чем покинуть ходовую рубку, командир распорядился идти противолодочным

курсом, как только позволят погодные условия.

Около полуночи туман рассеялся, в чёрном небе, среди тысячи звёзд, необычно ярко светила луна, серебром подсвечивая кильватер****.

В такую ночь беды не ждёшь.

Но на войне, как на войне.

Именно в этот момент, в нужном месте и в нужный час, оказалась находящаяся в надводном положении,  субмарина I-58, одна из четырёх японских субмарин, на свой страх и риск, бороздящих просторы Тихого океана, в поисках последней в этой войне добычи.

30 июля 1945 года, в 0:15 утра, стоящий на мостике боевой рубки, командир субмарины Machitsura Hashimoto, не поверил своим глазам, прямо по курсу, освещённый серебристым светом луны, шёл тяжёлый американский крейсер, не имея обязательного при дальних переходах, эскорта сопровождения.

Такого волюнтаризма, подводники врагу не прощают.

Торпедный залп был неотразим.

Одна торпеда взорвалась в носу корабля.

Вторая попала в пороховые погреба, и в цистерны с горючим.

Наверное, не надо быть военным моряком, чтобы представить себе последствия такого попадания торпеды.

Через двенадцать минут — краса и гордость ВМС США — тяжёлый крейсер USS Indianapolis скрылся в океанской пучине.

За эти двенадцать неистовых минут, радист крейсера как минимум три раза успел послать сигнал «SOS».
 
Около трехсот человек погибло сразу.

Остальные девятьсот членов команды, большинство из которых были только в нижнем белье, успели прыгнуть за борт, в залитую горящим мазутом, свинцовую пучину.

На трёх плотах были тяжело раненные и обгоревшие, среди них находился и командир корабля МакВэй.

Поутру, ни у кого не было сомнений, что помощь придёт с минуты на минуту.

Вся команда знала, что завтра должны состояться совместные боевые стрельбы, с участием линкора USS Idaho и, естественно, что их сразу начнут искать, но прошел день, второй, третий...

Спасательные жилеты, рассчитанные на сорок восемь часов пребывания в воде, начали терять свою плавучесть и теперь, моряки должны были вытягивать подбородки, чтобы вдохнуть живительный воздух.

От нещадно палившего солнца, солёной воды и машинного масла, их лица покрылись язвами;

окружённые водой люди, умирали от жажды, пытавшиеся утолить жажду солёной водой, лишь ускоряли свою смерть.

У многих начались галлюцинации, и они плыли к миражам, обещающим спасительный рай, а выбившись из сил, тонули, проклиная и флот, и начальство, пославшее их на верную смерть.

Вокруг моряков кружили сотни акул, периодически, нападая на очередную жертву и весь день над океаном, раздавались душераздирающие предсмертные крики.

Оставшихся в живых охватил ужас.

Никто не знал, кто будет следующей жертвой.

Одни дрались за место, на полузатонувших плотах, другие тихо сходили с ума.

Надежда на спасение, испарилась на исходе третьего дня.

Но самым невероятным, было то, что за эти дни, никто даже не вспомнил об их

исчезновении, брошенные на произвол судьбы — они умирали один за другим.

Чудо свершилось на пятый день, где-то около полудня.

В 10:25 утра, лейтенант Чак Гвинн(Chuck Gwinn), 24- летний пилот морского бомбардировщика Lockheed «Ventura» PV-1, завершал рутинное противолодочное патрулирование.

Сегодня ему, явно не везло: второй раз забарахлила антенная лебёдка.

Первый раз, чтобы устранить неисправность, пришлось вернуться на базу.

На этот раз, до базы было 300 миль и командиру надо было решать эту проблему своими силами.

Чак, передал управление второму пилоту и пошел в хвост, где вместе с остальными членами экипажа стал искать неисправность.

Пришлось открыть дверь, чтобы посмотреть в каком положении находится тросик антенны, но для этого, нужно было высунуться из кабины и взглянуть вверх, а он чисто машинально, посмотрел вниз.

Судьба, оставшихся в живых моряков, была решена.

Но, Чак об этом ещё не догадывался, потому как увидел он, не плавающие на поверхности бездыханные тела, а огромное масляное пятно.

Командир бросился в кабину, на ходу ругая себя за то, что занявшись не своим делом, упустил вражескую субмарину.


«Японка», видимо, только что погрузилась в океан, оставив за собой масляное пятно — «фирменный» знак подводных лодок.

Резко, бросив бомбардировщик на снижение, Чак приказал открыть дверцы бомболюков, чтобы начать сброс глубинных бомб по предполагаемому квадрату, где в этот момент могла находиться японская субмарина.

Перед атакой, командир выглянул в окно, чтобы еще раз взглянуть на месторасположение масляного пятна.

Команда на сброс глубинных бомб, комом застряла у него в горле.

В огромном, чёрно-красном от крови пятне, барахтались сотни, обезумевших мужчин, пытавшихся привлечь его внимание и которых он, чуть было не отправил на корм акулам.

Когда завершилась спасательная операция, в живых осталось - 317 человек, четвертая часть личного состава команды.

О гибели крейсера, командование ВМФ США, объявило в день капитуляции Японии, естественно, что сообщение о катастрофе, прошло незамеченным на фоне всеобщего ликования.

Правда, спустя некоторое время, пресса, всё же начала задавать вопросы.

Как это могло случиться?

Почему не была оказана помощь?

Ответом командования, был приказ, о предании командира крейсера МакВэя военному трибуналу и признании его виновным в том, что он подверг корабль риску так, как в то время Америка, всё ещё находилась в состоянии войны с Японией.

Вопрос, почему все эти люди, были брошены на произвол судьбы, в холодных, кишащих акулами водах Тихого океана, остался без ответа.

Но на этом история не закончилась.

В 1958 году Richard F. Newcomb написал книгу о катастрофе крейсера Indianapolis, и о последовавшем за этим трибуналом над МакВэем, которая называлась «Abandon ship»*****.

«Abandon ship», оказалась больше чем книга, она вызвала полемику о тех днях, о позорной несправедливости по отношению к командиру крейсера, об утаивании фактов, двуличии и поиска козла отпущения руководством флота.

Спустя десятилетия выяснится, что командование флотом знало о том, какой смертельной опасности подвергался Indianapolis, и не удосужилось предупредить капитана.

Тяжёлым камнем на душах спасённых, был негласно принятый всеми моряками — обет молчания.

Они не говорили об этом со своими семьями, друзьями и избегали говорить об этом между собой.

Даже сыновья МакВэя, так никогда и не услышали от него, что же случилось в тот день.

И всё же Newcomb, сумел помочь, большей части из них, сбросить оцепенение.

Только ему, удалось найти с ними общий язык, так как он знал о жизни военных моряков не понаслышке, а принадлежал к их клану — был военным моряком — корреспондентом, принимавшим участие в боевых действиях и награждённым «Пурпурным сердцем».

Публикация его книги, стала очищением для оставшихся в живых и дала толчок к первой встрече спасённых, спустя пятнадцать долгих лет.

Giles McCoy, который был морским пехотинцем и служил на крейсере, сказал корреспонденту Washington Post:

«...Идея нашей встречи зародилась у меня после прочтения книги. Это было эмоциональное очищение».

Матрос John Bullard теперь мог говорить свободно:

«...Кто-то кричал: акула! И мы видели, как приближался плавник...

Парня отнесло волнами от группы.

Вы знаете, как клюёт сом?

Поплавок ходит вниз вверх, вниз вверх.

Последний раз, когда я видел этого парня, его голова дёргалась как поплавок, акула откусывала от него куски, а голова то всплывала, то уходила под воду».

Рулевой Mike Kuryla вспоминает:

«Палящее солнце и жажда, были хуже акул, волдыри были размером со сливу.

В течение дня мы жарились, как на сковороде и молились, чтобы прожить ночь, ночью мы замерзали и молились, чтобы выдержать дневные муки. Стоило на минуту расслабиться и ты уже мёртв».

Капитан МакВэй с большим нежеланием принял участие в первой встрече.

Так как он был осуждён военным трибуналом, то, естественно, родственники погибших, считали его виновным в гибели их близких и заваливали МакВэя письмами с проклятиями, и угрозами.

У него не было иллюзий на тот счёт, какая встреча его ожидает, если он придёт на это собрание.

К великому удивлению МакВэя, оставшиеся в живых моряки, встретили его искренними объятиями и отданием воинского приветствия командиру, под командой которого они имели честь служить.

Но к сожалению, даже этого было недостаточно, чтобы поддержать его.

В 1968 году, он открыл очередное письмо, полное ненависти и проклятий.

Последняя капля, переполнила чашу вопиющей несправедливости, горьких обид и разочарований:

«Лучше бы я погиб вместе с моим кораблём»,— в который раз подумал МакВэй.

Его жизнь, уже не имела смысла — капитан открыл ящик письменного стола и достал наградной пистолет...

Смерть капитана, положила начало движению за восстановление справедливости и прекращению поиска козла отпущения, в лице капитана МакВэя.

Борьба была долгой и ожесточённой.

И только в 1990 году, командование флотом, рассекретило документы, ошеломившие многих.

Оказывается, высшее руководство флотом, знало о месте нахождения японской субмарины I-58 и обо всех её передвижениях на пути следования Indianapolis.

Повторяю — к концу войны, высшее руководство Тихоокеанским флотом, знало обо

всех передвижениях надводных и подводных кораблей Японии.

Более того, за четыре дня до этого, в том же самом месте, был торпедирован и затонул американский эсминец, а командира крейсера, даже не поставили в известность об этом нападении.

Кто в цепи руководства флотом, принял решение о неразглашении факта активных действий японских субмарин, по курсу Indianapolis, до сих пор покрыто мраком.

Представители NAVY(ВМФ США) утверждают, что письменных доказательств нет, а непосредственные участники тех событий, давно ушли в мир иной.

Сенаторы и конгрессмены до сих пор, сторонятся этого дела, хотя вопросов осталось много.

В 1996 году эта история приняла новый драматический оборот.

Одиннадцатилетний Хантер Скотт(Hunter Scott), школьник из города Пенсакола, штат Флорида, посмотрел фильм «Челюсти», где есть эпизод, в котором владелец рыболовной шхуны, бывший военный моряк, рассказывает, как команда, затонувшего крейсера подверглась нападению акул.

Мальчик решил узнать подробности этой трагедии.

Воспользовавшись поимённым списком спасённых, опубликованным в книге «Abandon ship!», он обзвонил всех и узнал, что все они были единодушны в своей оценке чудовищной несправедливости, совершённой в отношении их командира и иначе, как преступлением, это не называли.

Молодой Скотт выяснил, что NAVY приняло как минимум три сигнала «SOS», которые сначала, были элементарно проигнорированы, а затем их стали расценивать, как происки японцев.

В 1999 году участники событий встретились со Скоттом и на основании его исследования, убедили сенатора Боба Смита (Bob Smith), ветерана ВМС США, что у них имеется достаточно доказательств, чтобы не то, что «переписать историю», а внести в неё справедливые изменения.

Смит встретился с сенатором Джоном Варнером (John Warner) - председателем военного комитета, который отнёсся к этому очень скептически.

Бывший министр ВМФ, имел на то все основания, так как именно он, нёс непосредственную ответственность за действия своих подчинённых, принявших решение послать Indianapolis на верную гибель.

Правда, надо отметить, что встреча с непосредственными участниками этой трагедии, резко изменило его мнение.

Осенью 2000 года, на слушаниях, созванных сенатором Варнером, выступил Харлан Твибл (Harlan Twible), служивший мичманом на корабле обречённых.

Со слезами на глазах он сказал:

«...Даже если бы мы шли зигзагом — это не могло изменить нашу судьбу, и об этом было известно ещё в 1945 году.

Можете ли вы, господа сенаторы хотя бы отдалённо, хотя бы на минуту вообразить себе, каково было нам и что нам пришлось пережить, в кишащих акулами водах, за эти четыре бесконечно длинные ночи и пять невыносимо долгих дней?»

Пауль Мэрфи, глава организации, выживших в катастрофе, давая показания, не смог сдержать гнев, накопившийся за все эти годы.

Он заявил:

«Пожалуйста, помогите восстановить доброе имя нашего командира.
Время идёт к концу для всех из нас.
Мы ждём справедливости уже больше пятидесяти лет».

В ответ, главный судья ВМФ, контр-адмирал Джон Хатсон заявил, что он лично проанализировал все материалы по делу МакВэя и считает, что судопроизводство было справедливым и полностью соответствовало букве закона.

Заместитель начальника морских операций, многих из присутствующих на слушаниях, привел в замешательство, сказав, что капитан был осуждён не за потерю судна, а за временную отмену противолодочного манёвра.

В ответ был задан вполне законный вопрос:

«Если бы крейсер, благополучно прибыл в порт назначения, не применяя противолодочного манёвра, был ли бы отдан под суд капитан МакВэй?».

Адмирал так и не дал вразумительного ответа, продолжая настаивать, что:

«Каждый командир, персонально ответственен за свои неправильные действия, без всяких ссылок на виновность других».

Это, косвенно подтверждалось фактом, непривлечения к суду других офицеров крейсера.

Весной 2001 года Палата Представителей, подавляющим большинством приняла резолюцию, что обвинение капитана МакВэя было судебной ошибкой, приведшей к несправедливому уничтожению его, как личности и разрушившей всю его дальнейшую жизнь, и карьеру.

Версия сената была менее резкой.

Она требовала признания недостаточности улик против капитана, но в ней не было упоминания о судебной ошибке.

Сейчас все ждут, когда будет достигнуто компромиссное решение.

Многие по обе стороны конфликта считают, что только тогда будет поставлена последняя точка в истории крейсера и его храброй команды.

Лично я, понимаю и сочувствую людям, пережившим этот кошмар и 55 лет, ожидающих торжества справедливости.

Я понимаю людей, готовых на исходе своих дней пойти на компромисс практически оправдывающий, мягко говоря, нечистоплотную группу в руководстве флота, пославшую на заведомо верную гибель 1200 человек и в буквальном смысле, пытавшуюся спрятать концы в воду.

Не получилось!

Только вот, обидно, что в результате компромисса — Америка, никогда не узнает имена этих «героев».

Ну а теперь об изрядно поржавевшем ключике, от дверцы, за которой хранилась тайна гибели крейсера Indianapolis.

Причина, по которой тяжёлый крейсер Indianapolis и 1200 человек его команды, были отданы на заклание, с сегодняшней точки зрения кажется просто смехотворной:

командование NAVY,  всего-навсего, опасалось подвергнуть опасности свой самый тщательно охраняемый секрет, заключающийся в том, что NAVY расшифровало код Военно-морских сил Японии.

Unbelievable!

Именно так реагируют американцы, когда узнают об этой трагедии и при этом дают совершенно однозначное, но, к сожалению, непечатное определение виновникам «торжества» ведомственных интересов.

Вдумайтесь!

За несколько дней до окончания войны NAVY — всего-навсего, опасается подвергнуть опасности секрет Полишинеля!

Потому как на момент заклания тысячи двести душ — Военно-морских сил Японии, как таковых практически не существовало!

Ну, что ж — военные в своём репертуаре и недавний процесс, расследования гибели самого современного крейсера нашего времени, подлодки «Курск» — яркий пример приоритета ведомственных интересов, над интересами тех, чьи интересы эти ведомства призваны защищать.

А теперь о главном и совершенно, невероятном во всей этой истории.

25 октября 2000 года в возрасте 91 года умер Mochitsura Hashimoto, командир субмарины I-58, после войны ставший священником.

Его смерть опечалила многих, из ныне здравствующих моряков крейсера Indianapolis.

Предвидя Ваше недоумение, сразу скажу, что это не описка и не опечатка, да и я пока в полном здравии.

Просто и на сей раз, пути Господни, оказались неисповедимы!

Судьба распорядилась так, что спустя много лет, вновь пересеклись их стёжки-дорожки, но на этот раз, чтобы совместными усилиями торпедировать, вопиющую несправедливость и восстановить доброе имя капитана МакВэя.

Дело в том, что ещё в далёком 1945, командир субмарины Machitsura Hashimoto выступил свидетелем перед военным трибуналом, судившим МакВэя.

Представители флота долго обрабатывали Hashimoto методом кнута и пряника, добиваясь от него нужного им ответа:

мол, шёл бы крейсер противолодочным курсом и торпеды бы прошли мимо.


Mochitsura Hashimoto хоть и был простым солдатом, поверженной страны, но оказался человеком чести.

Боевой командир, ни за какие коврижки не стал марать своё имя лжесвидетельством.

На суде он сказал:

«Господа судьи!

В конце войны, мы догадывались, что противник, возможно, имеет доступ к шифровальным таблицам ВМФ Японии и иногда этим пользовались в своих интересах, допуская дезинформацию, в переговорах с нашим командованием.

Но дело не в этом.

Ваша разведка, так и не узнала, что за несколько месяцев до капитуляции, на вооружении японских субмарин, были сверхсекретные немецкие торпеды.

Наряду с общепринятым контактным взрывателем, было ещё два — магнитный и акустический.

Крейсер был обречён, независимо от того, шел он противолодочным курсом или нет».

Свидетельские показания командира субмарины, кстати, подтвержденные американскими экспертами, не имели никакого воздействия на мнение трибунала.

Капитан МакВэй был заранее обречён, так же как и его крейсер.

7 декабря 1990, на церемонии, посвящённой 49-ей годовщине нападения японцев на Пёрл-Харбор, группа бывших моряков крейсера Indianapolis во главе с Giles McCoy (один из основателей общества спасённых) встретилась с бывшим командиром субмарины I-58.

Говоря через переводчика, Хашимото сказал МакКою:

«Я прибыл сюда, чтобы вместе с Вами помолиться за ваших товарищей по плаванию, в смерти которых я виноват».

Giles McCoy накануне встречи опасался, что у него могут сдать нервы и он может убить этого человека, причинившего им столько боли и горя.

Но искренние слова, стоящего перед ним, маленького синтоистского священника, задели его за живое и он ответил за всех:

«Мы прощаем вас».

Через некоторое время Machitsura Hashimoto предложил свою поддержку оставшимся в живых, в их поисках правосудия.

Восемь долгих лет, бывший командир вражеской субмарины и жертвы его торпедной атаки, плечом к плечу боролись за восстановление доброго имени командира, потопленного им крейсера.

Последнее, предсмертное письмо на имя председателя военного комитета, сенатора Джона Варнера от 24 ноября 1999 года Machitsura Hashimoto заканчивал словами:

«...Наши народы простили друг друга за ту ужасную войну и ее последствия.

Возможно, пришло то время, когда ваш народ должен простить капитана МакВэя за несправедливое осуждение и нанесённые ему оскорбления».

Mochitsura Hashimoto
former captain of I-58
Japanese Navy at WWII
Umenomiya Taisha
30 Fukeno Kawa Machi, Umezu
Ukyo-ku, Kyoto 615-0921,Japan

На этот раз его слова, или его молитвы, были услышаны.



* Leyte — один из островов Филиппинского архипелага.

** Charles Butler McVayIII, потомственный моряк, сын четырех звёздного адмирала Батлера.

*** Зигзаг — противолодочный маневр.

**** Кильватер — волновая струя, остающаяся позади идущего судна.

***** Abandon ship! - Всем покинуть судно!
Последняя команда, отдаваемая капитаном, тонущего судна.

США.