Вот такая история вспомнилась, рассказанная мне моей мамой. Послевоенное время. Старинное большое село в Нижегородской области. Бабушка моя, Пелагея Федоровна, только вернулась в родное свое село из ссылки. С лесоповала. В ссылку она попала вместе с родителями. Семья их по всем статьям ( по мнению людей, которые вписали недрогнувшей рукой их в списки ссыльных) подходили под определение «кулаки». Ну просто работали, не покладая рук. Семья была как один кулак. Сильный, рабочий кулачище такой. Конечно, кулаки. Теперь же, по возвращении в родное село, все ей приходилось начинать с нуля. Строить дом. Создавать семью. Первый муж ее, Елистратов Иван Александрович, погиб в 1943 году. Он добровольцем вызвался на фронт, поскольку не понимал, как можно не воевать, когда земля родная в опасности. Погиб он под Харьковым, станция Боровая, выполняя ответственное и опасное задание-нужно было наладить связь между участками. А бой был страшный. Котел, одним слово. Многие тогда погибли. Здесь, на станции Боровая, Иван и был захоронен в братской могиле. Осталась от него у Пелагеи дочь Валентина… Ну что ж…Нужно было жить дальше. В родном селе к ней посватался Антон Баринов. Фронтовик, вдовец с тремя детьми. Мужчина обстоятельный и серьезный. В селе, где каждая вторая баба без мужика, Антон был едва ли не принцем на белом коне. Не сразу, правда, сложились у Пелагеи отношения с его детьми. Ох, намучилась она, то и дело напарываясь на их холодные взгляды и острые словечки. Видела, что и Валентину ее те не принимают в свой круг. Но делала вид, что ничего особенно и не замечает. Так проще- не замечать. И только на Валеньку иногда накричит в сердцах. Та спросит недоуменно: «Да за что ты меня, мама?» Пелагея только рукой махнет устало и тихо произнесет: « На кого ж мне еще кричать-то…» И работала. Много и тяжело. То в поле, то на огороде, то по дому, то в свинарнике, то в коровнике. Впрочем, никакая работа ей после лесоповала тяжелой не казалась.
Так вот, однажды для села ее наступили черные дни. Тиф. В разоренном войной, кое-как выживающем селе это не могло быть неожиданностью. И люди, истощенные, надорвавшиеся, недоедающие, уставшие от трудов непосильных, начали болеть и помирать. Целыми семьями. И вот уж нет такой семьи, где бы эта зараза не поселилась. Лежит в беспамятстве порой вся семья. Так что и подать воды некому. Да и принести же эту воду еще кому-то нужно. Лежат в горячке и сухим языком по потрескавшимся губам проводят.
-Пить…
Семья же Бариновых -как заговоренная. Никто не заболел. Другая бы это благословение Божье берегла и носу из дома не казала. Но Поля собирала узелочек с утра и отправлялась по селу- помогать, чем могла. Антон только головой качал, но жене ни слова не говорил. Знал, что слова бесполезны. Что есть та грань, за которую и он, муж ее, зайти не смеет. За той гранью разговор идет только с Богом.
Так Пелагея ходила от дома к дому. Обтирала, кормила, поила принесенной ключевой водой, скребла полы, вычесывала волосы, переодевала в чистое и шла в следующий дом. И так до вечера позднего. Потом придет домой, обмоется, своих оглядит, есть приготовит да и спать. Ненадолго. Потому что утро наступало рано. И снова нужно было идти. Многих Поля вытянула тогда. И ничего с ней не случилось. Никакая болезнь ее не взяла.
Такая вот моя бабулечка.
Другой случай, кажется, совершенно объясняет и эту смелость ее, и « везучесть». Бабулечка моя однажды, отправившись « по грибы», попала в сильную грозу. Небо разрывалось. Почернело все вокруг, и вода хлещет. Страшно. Пелагея шаг ускорила. Мокрая юбка в ногах путается, платок с головы сбивается. От воды ничего не видно. Ноги увязают в грязи. Господи, помоги. От холодного липкого страха трудно было избавиться. И начала Пелагея молиться. Молилась горячо, перебирала слова известных ей молитв, которых знала она немало. А когда слова закончились , то начала скоро и отчаянно призывать имя Пресвятой Богородицы. И тут заметила она, что женщина какая-то с ней рядом пристроилась и стала идти скорым шагом. И Пелагея за ней, чтобы не отставать. Так и шли они рядом. Пелагея не смела и взглянуть на попутчицу, только краем глаза считывала ее силуэт и устремленный шаг. И так спокойно стало на сердце у Пелагеи. Так легко. И совсем не страшно. Ну чего же бояться, когда рядом с тобой сама Пресвятая Богородица идет. Так дошла Поля до дома. Когда село уж совсем близко стало, спутница ее исчезла так же неожиданно, как и появилась.
Когда Поля пришла домой, то уже сидя у печки, распустив свои длинные косы, прочесывая их гребешком, спокойно и задумчиво отвечала она на вопрос , мол, ну как же это она в такую страшную грозу дошла цела и невредима, вот уж повезло то ей.:
-Дак чего бы мне бояться, если сама Пресвятая Богородица со мной была, меня до села самого проводила..
И никто ни на одну минуту даже не усомнился, что и впрямь, с такой-то защитой, чего бояться-то…