Людочка, или овца полетела

Таня Дэвис
 
- Опять в облаках летаешь? – брови на красной от мороза и принятой с дружками водки физиономии мужа угрожающе сдвинулись.
- Витаешь, - автоматически поправила Людочка, ставя на стол тарелку с котлетами и дымящейся картошкой. 
- Летаешь, витаешь - один хрен. Ты что это мне подсунула?
- Котлеты, разве не видишь, только пожарила.
- Какие на хрен котлеты? Забыла, что муж с утра сказал – на ужин плов с бараниной буду. Плов где?
- Мясо не успело до конца разморозиться, плов завтра сделаю, сегодня котлеты, - устало произнесла Людочка.
- Дура, забыла, что мужа уважать надо? Ничего, сейчас я тебя научу, овца - привычно заорал муж.

   Что такое «научу» Людочка прекрасно знала. Сейчас муж толкнёт её на кухонную тумбу рядом с плитой (как раз по высоте подходит), повернёт задом, задерёт юбку, и … да что там детали дальше расписывать, сами всё знаете – грубо, больно, обидно. И правда, словно она овца какая, а не женщина.
    Но несмотря на такое обращение привыкшая к покорности Людочка особо на мужа, как, впрочем, и в целом на жизнь, не жаловалась. А что? Всё у неё в порядке – квартира двухкомнатная в центре Суздаля, дочь хорошая – в Твери институт закончила, замуж удачно вышла, слава Богу самостоятельная, и муж, хоть и выпивает, но работает, первый мастер в местном автосервисе, деньги нормальные получает.
  А что её вот так нахрапом без любви-ласки оприходует, так всё ж таки секс, вон соседке Наде всего тридцать пять, а мужиков и соответственно секса нет, а ей сорок, можно сказать женщина в самом соку – и муж есть, и секс какой-никакой. 
    «Вот именно что какой-никакой», - подумала Людочка, поправляя юбку, - по-скотски как-то». А ей иногда так хотелось, чтобы всё у неё в жизни было совсем по-другому, по-людски, чтоб муж не орал, не унижал, не драл как овцу безропотную, а главное, чтоб над картинами её не смеялся и не выбрасывал. Неделю назад все картины из квартиры в подъезд выставил, говорит «места много занимают», хорошо соседка разрешила в гараже хранить, правда 500 рублей в месяц запросила, ну да ничего, главное картины пристроены.
   Какие такие картины?  - спросите вы. А её картины, Людочкины, ей самой душой и сердцем написанные. Дело в том, что Людмила Полянкина, в своё время с отличием закончила Суздальское художественное училище, очень талантливая художница, и картины её словно солнечным светом пронизаны, цвета живые яркие, образы необыкновенные – пухлые домики, улыбающиеся лисы, весёлые медведи на опушке, и даже летающие в голубом небе овечки.
  - Ну у тебя совсем крыша поехала, овцы же не летают? – как-то с презрительной усмешкой взглянув на картину с облаком в виде овечки, сказал муж.
- Конечно, летают, а ты что, разве не видел? – с тихим вызовом сказала Людочка, получив в ответ привычное «дура».
   В отличие от наполненных мужниным хамством будней, в своем живописном мире Людочка была по-настоящему свободна и счастлива. Писала быстро, бросая масляные краски на полотно уверенными мазками, словно боясь не успеть запечатлеть то, что спонтанно рождалось внутри. Как будто сам сверхусмотрящий подбрасывал ей диковинные сюжеты и образы в надежде, что она сможет увидеть и запечатлеть созданный им прекрасный мир так, как не умеют другие. 
    
      Скоро выяснилось, что муж решил избавиться не только от картин, но и от самой Людочки. «Надоела, понимаешь, за 20 лет со своими художествами, только и думаешь, как свою мазню туристам продать, а мужа толком обслужить не можешь, одним словом – овца», - заявил муж и в тот же день привёл в дом наглую рыжую бабу, кассиршу из автосервиса, с которой у него уже давно шашни были. Не успела Людочка опомниться, как оказалась на улице, на квартиру-то мужнину у неё прав никаких, вся жилплощадь на свекровь записана. Благо сердобольная соседка, та самая, что картины в гараже разрешила хранить, её приютила, крохотную комнатушку сдала всего за три тысячи в месяц.
    К своему удивлению Людочка не слишком горевала из-за расставания с мужем, напротив, почувствовала облегчение – наконец-то она сможет спокойно заниматься своими «художествами», и никто её доставать угрозами-придирками не будет. «Ничего, может оно и к лучшему, нашёл себе молодую овцу, пусть теперь её на кухонной тумбе дерёт, а с меня хватит. А она со своими картинами выживет, главное зиму пересидеть, когда холодно да туристов мало, а весной-летом глядишь дело на лад пойдёт».
   Несмотря на то, что зима в тот год выдалась очень холодная, Людочка каждое утро занимала своё место в торговом ряду у стен суздальского кремля рядом с матрёшками, сувенирами и прочими безделушками для заезжих любителей русских народных промыслов.
   В последнее воскресенье января мороз был особенно сильным, и после пяти часов сидения на холоде Людочка совсем закоченела и уже собралась бежать домой, как к ней подошёл высокий пожилой мужчина в длинном бежевом пальто и серой шапке–ушанке, так обожаемой иностранцами. Скользнув взглядом по лесной избушке и смеющимся зайцам, мужчина остановился у «летающей овечки» и улыбнулся:
- Это ваша картина? В смысле вы сами её написали? – обратился он к ней на вполне сносном русском.
- Да, сама.
- А почему эта овечка в небе? Разве овцы летают?
-  У меня летают, - с вызовом ответила Людочка, про себя отметив – «господи, и до чего все мужики одинаковые, что муж, что иностранец этот – ничего в искусстве не понимают». 
- И сколько стоит эта ваша летающая овца?
- Десять долларов.
- Отлично, беру, - высокий господин вытащил из портмоне тысячу рублей и протянул Людочке.
- Ой, это много, сейчас я вам сдачу дам, - закоченевшими пальцами Людочка полезла в кошелёк.
- Не нужно.  А у вас ещё картины есть?
- Да, много. Только не здесь, в гараже, просто мне тяжело их сюда тащить.
- Вы держите картины в гараже? На таком холоде? – удивлённо спросил иностранец.
- Мне больше негде.
- А можно на ваши картины посмотреть? Прямо сейчас.

    Не успела Людочка опомниться, как оказалась в салоне большого чёрного джипа, шофёр которого вежливо попросил указать дорогу и уже через десять минут примчал на место. В гараже господин Чарльз Сноу (а именно так звали иностранца) внимательно осмотрел картины, периодически довольно хмыкая и одобрительно улыбаясь:
- Интересно, очень интересно. Вы где живописи учились? – наконец спросил он.
- В художественном училище, только это давно было, сейчас просто сама пишу.
- А знаете, что? Я все эти картины у вас куплю. Не жалко с такой красотой расставаться будет? 1000 долларов вас устроит?
 Услышав такую невероятную сумму, Людочка онемела. 
- Тысяча, - неуверенно повторила она.
- Что, мало? Давайте 1500.
- Что вы, что вы, совсем наоборот, слишком много – сами считайте здесь 25 картин, по 10 долларов за картину -  250 долларов, ну никак не тысяча.

 С недоумением посмотрев на женщину, господин Сноу сказал:
- Вы совершенно не цените свой труд, это очень хорошие картины, 1000 долларов и по рукам. Идёт? Мой шофер сейчас всё аккуратно упакует, потом поедем в гостиницу, и я с вами расплачусь.

   Сидя в фойе гостиницы в ожидании поднявшегося в номер за деньгами иностранца, Людочка чувствовала словно вся эта странная история происходит не с ней и наверняка здесь есть какой-то подвох, о котором она не знает. И когда спустя полчаса высокий господин всё ещё не появился, она испугалась, что её провели как последнюю дуру, картины забрали, а деньги тю-тю. Может этот необычный покупатель вовсе не в номер пошёл, а из другого входа вышел и на джипе в Москву укатил. Вот правильно бывший муж говорил, дура она наивная, овца.
- Извините, что долго, один важный звонок, пришлось задержаться, - наконец раздался рядом вежливый голос высокого господина, - и давайте рассчитаемся в кафе, вы замёрзли и наверняка проголодались. 
   
     Глядя, как аккуратно Людочка откусывает бутерброд, господин Сноу улыбнулся:
- Кстати, забыл представиться, Чарльз. А вас как зовут?
- Людмила.  Чарльз, какое королевское имя. Вы что, принц?
- Почти, по материнской линии есть пересечения с королевской семьёй.
- Шутите.
- Нет, вполне серьёзно.

     Британский искусствовед Чальз Сноу, давно увлекающийся русской живописью, оценивающе смотрел на сидящую перед ним женщину невольно пытаясь увидеть в ней воплощение черт столь любимых им женских портретов, написанных известными русскими художниками: «мягкие черты лица, густые светло-русые волосы, настоящий типаж роскошной купчихи, почти как на картинах Кустодиева, только эта художница не полная, а приятно округлая, то, что называется трудно переводимым английским словом robust. А ещё она такая домашняя, уютная».
     Именно то, что ему так не хватает в домике на побережье. А что? Один сосед привёз малазийку, другой японку, лучший друг Патрик уже два года как женат на русской, правда совсем другой тип – кукла крашеная.  А эта Людмила очень даже ничего, прекрасный экземпляр для его коллекции артефактов русской культуры, а её картины в стиле наивной живописи вообще отличное приобретение. А если она ещё и готовить-убирать умеет, то самое то. А может и на что большее способна, ему хоть и шестьдесят пять, но мужскую силу ещё не растратил.
- У вас муж есть?
- Что, простите? –  от неожиданного вопроса Людочка чуть не поперхнулась.
- Вы замужем?
- Была. Развелась месяц назад.
- Готовить умеете?
- Конечно. А почему вы спрашиваете?
- Знаете, на самом деле мне очень нужна помощница по хозяйству. У меня в Англии небольшой домик на побережье, живу один, и мне нужно, чтобы кто-то вёл хозяйство, я хорошо заплачу.
- Вы шутите, какая Англия. Да я нигде кроме Москвы не была, на самолёте никогда не летала, а уж заграницу и подавно, у меня и паспорта-то заграничного нет, а вы Англия.
- Вопрос с документами я думаю можно будет решить. Это очень выгодное предложение, соглашайтесь. Ведь кроме ведения хозяйства, у вас будет прекрасная возможность заниматься живописью. Дело в том, что я искусствовед и мне очень понравились ваши картины. Вы талантливы, и я уверен, что мы сможем быть полезными друг другу. 
- Вы хотите сказать, что у меня будет возможность и время писать картины?
- Естественно. Более того, я настаиваю, чтобы вы продолжили заниматься живописью.
- Да, - не раздумывая, выдохнула Людочка. 

    Спустя месяц Людмила Полянкина вместе с господином Сноу уже сидела в самолёте British Airways, который готовился к взлёту в московском аэропорту Домодедово. Никогда прежде не летавшая Людочка тоже готовилась к взлёту, точнее к полёту в новую счастливую жизнь, где её больше никто не посмеет называть овцой и всё будет по-другому, по-человечески.    Наконец мощный А 310 взмыл в небо, и Людочкина душа запела от восторга -  игрушечные домики, светящиеся синим в лучах яркого зимнего солнца поля, мохнатый лес, в котором наверняка бегают смеющиеся зайцы, всё совсем как в её живописном мире.  Заметив среди облаков большое пушистое облако, в контурах которого безошибочно угадывалась миленькая беззаботная овечка, в точности такая, как на её картине, Людочка радостно захлопала в ладоши и засмеялась.
- Ты чему смеёшься?   - удивился Чарльз.
- Смотрите, смотрите - овца полетела. А вы не верили. Я же говорила, что овцы могут летать.