Дошедших до нашего времени источников о сражении на Каталаунских полях (июнь 451 года, Шампань, близ Шалона-на-Марне или Труа) не так уж много.
А между тем, это сражение иногда называют даже «битвой народов» - настолько беспрецедентным для своего времени по числу и составу участников оно было.
Ниже приведено описание этого сражения и некоторых предшествующих ему и последующих событий.
Это описание основано на сведениях, переданных в хронике галльского историка, богослова (и, между прочим, святого) Проспера Аквитанского (рубеж IV и V веков), римско-готского историка Иордана (VI век) и лангобарда Павла Диакона (VIII век)
Относительно Иордана замечу, что в своих сообщениях о гуннах он широко использовал записки восточно-римского дипломата Приска Панийского, дошедшие до нас, к сожалению, только во фрагментах. Приск был непосредственным участником римско-гуннских отношений и потому считается самым авторитетным источником по истории гуннов в Европе.
Несколько мест в источниках, показавшиеся мне особенно любопытными с точки зрения некоторых расхожих представлений об Аттиле, - выделены прописными буквами.
ПРОЛОГ
Кажется, Аттила был не слишком расстроен неудачей своего предполагаемого брака с Юстой Гратой Гонорией, сестрой западного императора Валентиниана III (об этой истории вкратце рассказано здесь: http://www.proza.ru/2020/04/02/1036).
Во всяком случае, на следующий год после краха этого матримониально-политического предприятия, когда в римской державе консулами были восточный император Маркиан Август и какой-то Адельфий, - как рассказывает св. Проспер, - «Аттила, усилившийся после убийства брата благодаря богатствам убитого, принуждает к войне многие тысячи соседних с ним племён, объявив при этом, что он выступает только против готов, - как страж римской дружбы»
Дружелюбие Аттилы к римлянам подвигло его на удар по вестготам (они же везеготы, визиготы и тервинги) – народу беспокойному и малопредсказуемому, как и все варварские племена.
В IV веке эта ветвь готского племени, жившая ранее, вроде бы, в Приднестровье, - спасаясь от нашествия гуннов, ушла на запад, кочевала по Европе, а в 410 году даже взяла и разграбила Рим.
К середине V века вестготы получили статус федератов Империи и обосновались в южной Галлии с центром своего королевства в Тулузе.
«Гизерих, король вандалов, - пишет Иордан, - …всяческими дарами толкает его (Аттилу) на войну с везеготами, опасаясь, как бы Теодорид, король везеготов, не отомстил за оскорбление своей дочери.
Ее отдали в замужество Гунериху, сыну Гизериха, и вначале она была довольна таким браком, но впоследствии, так как он (т.е. Гизерих) отличался жестокостью даже со своими детьми, она была отослана обратно в Галлию к своему отцу с отрезанным носом и отсеченными ушами только по подозрению в приготовлении яда (для мужа).
Лишенная естественной красы, несчастная представляла собой ужасное зрелище, и подобная жестокость, которая могла растрогать даже посторонних, тем сильнее взывала к отцу о мщении.
Тогда Аттила, порождая войны, давно зачатые подкупом Гизериха, отправил послов в Италию к императору Валентиниану, сея таким образом раздор между готами и римлянами… Он уверял, что ничем не нарушает дружбы своей с Империей, а вступает в борьбу лишь с Теодеридом, королем везеготов…»
С другой стороны ловкий гунн «направил письмо к королю везеготов Теодериду, увещевая его отойти от союза с римлянами и вспомнить борьбу, которая незадолго до того велась против него (римлянами).
ПОД КРАЙНЕЙ ДИКОСТЬЮ ТАИЛСЯ ЧЕЛОВЕК ХИТРОУМНЫЙ, КОТОРЫЙ, РАНЬШЕ ЧЕМ ЗАТЕЯТЬ ВОЙНУ, БОРОЛСЯ ИСКУСНЫМ ПРИТВОРСТВОМ»
Несмотря на то, что объявленной целью нападения Аттилы были вестготы на юге Галлии - «после перехода (гуннов) через Рейн многие галльские города подверглись его (Аттилы) свирепейшим атакам, и скоро и наши (римляне), и готы решили объединенными силами сопротивляться ярости горделивых врагов» (Проспер)
Очевидно гунны, еще не дойдя до земель вестготов, начали по пути грабить города и поселения занятые другими варварскими племенами, а также и галло-римлянами.
«(Но) предвиденье патриция Аэция было столь велико, что, тотчас собрав повсюду войска, он выступил против тьмы врагов, не уступая им в количестве».
Флавий Аэций, талантливый римский военачальник и государственный деятель (фактический правитель западной Империи), трехкратный консул, которого иногда называют «последним римлянином» был убит в 454 году никчёмным западным императором Валентинианом III.
Цитируя не дошедший до нас труд некоего Фригерида, франкский историограф Григорий Турский (VI век) так характеризует Аэция:
«Он был среднего роста, крепок, хорошего сложения, то есть не хилый и не тучный, бодрый, полный сил, стремительный всадник, искусный стрелок из лука, неутомимый в метании копья, весьма способный воин и прославлен в искусстве заключать мир.
В нём не было ни капли жадности, ни малейшей алчности, (он) от природы был добрым, не позволял дурным советчикам уводить себя от намеченного решения, терпеливо сносил обиды, был трудолюбив, не боялся опасностей и очень легко переносил голод, жажду и бессонные ночи»
Аэций хорошо знал гуннов т.к. в юности жил у них в качестве заложника, и, - до того как Аттила стал шантажировать и терроризировать западную Империю, - был с ними в неплохих отношениях. Иногда он даже использовал гуннские наемные отряды в непростых военно-политических комбинациях римско-варварского мира.
Что же касается Аттилы - основного противника Аэция в 451 году, то - как говорит Иордан, - «был он мужем, рожденным на свет для потрясения народов, ужасом всех стран, который, неведомо по какому жребию, наводил на все трепет, широко известный повсюду страшным о нем представлением.
Он был горделив поступью, метал взоры туда и сюда и самими телодвижениями обнаруживал высоко вознесенное свое могущество.
ЛЮБИТЕЛЬ ВОЙНЫ, САМ ОН БЫЛ УМЕРЕН НА РУКУ, ОЧЕНЬ СИЛЕН ЗДРАВОМЫСЛИЕМ, ДОСТУПЕН ПРОСЯЩИМ И МИЛОСТИВ К ТЕМ, КОМУ ОДНАЖДЫ ДОВЕРИЛСЯ.
По внешнему виду низкорослый, с широкой грудью, с крупной головой и маленькими глазами, с редкой бородой, тронутый сединою, с приплюснутым носом, с отвратительным цветом (кожи?), он являл все признаки своего происхождения...
Хотя он по самой природе своей всегда отличался самонадеянностью, но она возросла в нем еще от находки Марсова меча, признававшегося священным у скифских царей»
Историю с находкой меча мы опустим, как не принципиальную для нашего рассказа. Отметим только, что некий пастух нашел в земле какой-то ржавый меч, принес его Аттиле, а тот, как человек незаурядный, решил выжать из этого, в общем, малозначительного факта, все, что возможно.
К восторгу подданных он объявил находку – мечом бога войны, который теперь принадлежит вождю гуннов и конечно поможет одерживать гуннам великие победы.
Итак, римляне не подались на уловки хитроумного Аттилы и предпочли, в союзе с вестготами, попытаться остановить гуннов как можно раньше, пока те не успели еще разграбить весь север Галлии.
«И вот выводит Теодорид, король везеготов, бесчисленное множество войска…
Войско счастливо, подкрепление обеспечено, содружество приятно: все это налицо, когда имеешь расположение тех, кого радует совместный выход навстречу опасностям.
Со стороны римлян великую предусмотрительность проявил патриций Аэций, на котором лежала забота о гесперийской стороне Империи (т.е. о западной части римского государства)
Отовсюду собрал он воинов, чтобы не оказаться неравным против свирепой и бесчисленной толпы. У него были такие вспомогательные отряды: франки, сарматы (аланы), арморицианы (бретонцы), литицианы (?), бургундионы (бургунды), саксоны (саксы), рипариолы (франки с правого берега нижнего Рейна), брионы (?) - бывшие римские воины, а тогда находившиеся уже в числе вспомогательных войск, и многие другие как из Кельтики, так и из Германии».
Словом, - как говорит Павел Диакон, - не желая выходить против Аттилы с неравными силами, Аэций призвал к участию в битве варварские племена чуть ли не со всего запада Империи.
В армии Аттилы, - согласно Павлу Диакону, - кроме собственно гуннов, также было множество вассальных племен, «ибо его власти были подчинены: знаменитый король гепидов Андарих, Валамир, правитель готов, более знатный, чем тот король, которому он служил, а также такие храбрейшие племена, (такие) как маркоманны, свевы, квады, герулы, турцилинги, руги с их собственными королями и, кроме них, другие варварские народы, жившие в северных краях»
СРАЖЕНИЕ
«Итак, сошлись на Каталаунских полях…
Этот кусок земли стал местом битвы бесчисленных племен. Здесь схватились сильнейшие полки с обеих сторон, и не было тут никакого тайного подползания, но сражались открытым боем…
Битва была настолько же славна, насколько была она многообразна и запутана» - пишет Иордан.
Перед самым началом сражения контрразведка Аэция сообщила ему, что вождь аланов (сарматов) Сангибан, вошел в сношения с противником и обещает сдаться гуннам, а также передать в подчинение Аттиле город Аврелиан, который контролируют аланы (Орлеан на средней Луаре)
«Как только узнали об этом Теодорид и Аэций, тотчас же укрепляют они город, раньше чем подойдет Аттила, большими земляными насыпями, стерегут подозрительного Сангибана и располагают его со всем его племенем в середине между своими вспомогательными войсками»
В это время Аттила обращается к шаманам, которые «вглядываясь по своему обычаю то во внутренности животных, то в какие-то жилки на обскобленных костях, объявляют, что гуннам грозит беда. Небольшим утешением в этом предсказании было лишь то, что верховный вождь противной стороны должен был пасть и смертью своей омрачить торжество покинутой им победы - отмечает Иордан.
Аттила, обеспокоенный предсказанием, считал, что следует хотя бы ценой собственной погибели стремиться убить Аэция, который как раз стоял на пути его, Аттилы, движения.
БУДУЧИ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО ИЗОБРЕТАТЕЛЬНЫМ В ВОЕННЫХ ДЕЛАХ, он начинает битву около девятого часа дня, причем с трепетом, рассчитывая, что, если дело его обернется плохо, наступающая ночь выручит его» (т.е.сражение началось где-то между 3-мя и 5-ю часами дня по современному исчислению)
Со стороны римлян и вестготов «правое крыло держал Теодерид с везеготами, левое Аэций с римлянами. В середине поставили Сангибана, о котором мы говорили выше и который предводительствовал аланами - они (военачальники римлян и вестготов) руководствовались военной осторожностью, чтобы тот, чьему настроению они мало доверяли, был окружен толпой верных людей. Ибо легко принимается необходимость сражаться, когда бегству поставлено препятствие.
По-иному было построено гуннское войско. Там в середине помещался Аттила с храбрейшими воинами» (гунны), а «крылья его войск окружали многочисленные народы и различные племена, подчинявшиеся его власти»
Среди этих различных племен, - как пишет Иордан, - преобладали остроготы (они же остготы и гревтунги), под предводительством братьев Валамира, Теодемира и Видемера.
«Был там и Ардарих, славнейший тот король бесчисленного полчища гепидов (тевтонское племя, родственное готам), КОТОРЫЙ, ПО КРАЙНЕЙ ПРЕДАННОСТИ СВОЕЙ АТТИЛЕ, УЧАСТВОВАЛ ВО ВСЕХ ЕГО ЗАМЫСЛАХ».
АТТИЛА ЖЕ, ВЗВЕШИВАЯ ВСЕ С ПРИСУЩЕЙ ЕМУ ПРОНИЦАТЕЛЬНОСТЬЮ, ЛЮБИЛ ЕГО И ВАЛАМИРА, КОРОЛЯ ОСТРОГОТОВ, БОЛЬШЕ, ЧЕМ ДРУГИХ…
ВАЛАМИР ОТЛИЧАЛСЯ СТОЙКОСТЬЮ В СОХРАНЕНИИ ТАЙН, ЛАСКОВОСТЬЮ В РАЗГОВОРЕ, УМЕНЬЕМ РАСПУТАТЬ КОВАРСТВО. АРДАРИХ ЖЕ БЫЛ ИЗВЕСТЕН, КАК СКАЗАНО, ПРЕДАННОСТЬЮ И ЗДРАВОМЫСЛИЕМ.
НЕ БЕЗ ОСНОВАНИЯ АТТИЛА ДОЛЖЕН БЫЛ ВЕРИТЬ, ЧТО ОНИ БУДУТ БИТЬСЯ С СОРОДИЧАМИ СВОИМИ, ВЕЗЕГОТАМИ.
ОСТАЛЬНАЯ ЖЕ, ЕСЛИ МОЖНО СКАЗАТЬ, ТОЛПА КОРОЛЕЙ И ВОЖДЕЙ РАЗЛИЧНЫХ ПЛЕМЕН ОЖИДАЛА, ПОДОБНО САТЕЛЛИТАМ, КИВКА АТТИЛЫ: КУДА БЫ ТОЛЬКО НИ ПОВЕЛ ОН ГЛАЗОМ, ТОТЧАС ЖЕ ВСЯКИЙ ИЗ НИХ ПРЕДСТАВАЛ ПЕРЕД НИМ БЕЗ МАЛЕЙШЕГО РОПОТА, НО В СТРАХЕ И ТРЕПЕТЕ, ИЛИ ЖЕ ИСПОЛНЯЛ ТО, ЧТО ЕМУ ПРИКАЗЫВАЛОСЬ.
ОДИН АТТИЛА, БУДУЧИ КОРОЛЕМ (ЭТИХ) КОРОЛЕЙ, ВОЗВЫШАЛСЯ НАД ВСЕМИ И ЗАБОТИЛСЯ ОБО ВСЕХ»
Сражение началось с борьбы за возвышенность, расположенную примерно в центре поля боя, которую гунны проиграли. Выгодную позицию заняли солдаты Аэция и Теодорида и оттуда «с легкостью низвергли подошедших гуннов благодаря преимущественному положению на горе»
Видя, что «войско его по причине только что случившегося пришло в смятение», Аттила обращается к солдатам с прочувствованной речью.
Эту речь Иордан, скорее всего, просто выдумал, однако, - по его словам, - «зажженные этими словами (Аттилы) все (гунны) устремились в бой.
Тем более, что «хотя событие развивалось ужасное, тем не менее присутствие короля подбадривало унывающих.
Сходятся врукопашную: битва - лютая, переменная, зверская, упорная.
О подобном бое никогда до сих пор не рассказывала никакая древность, хотя она и повествует о таких деяниях, величественнее каковых нет ничего, что можно было бы наблюдать в жизни, если только не быть самому свидетелем этого самого чуда.
Если верить старикам, то ручей на упомянутом поле, протекавший в низких берегах, сильно разлился от крови из ран убитых - увеличенный не ливнями, как бывало обычно, но взволновавшийся от необыкновенной жидкости, он от переполнения кровью превратился в целый поток. Те же, которых нанесенная им рана гнала туда в жгучей жажде, тянули струи, смешанные с кровью. Застигнутые несчастным жребием, они глотали, когда пили, кровь, которую сами они, - раненые, и пролили»
В суматохе резни, король вестготов Теодорид, «объезжая войска для их ободрения, был сшиблен с коня и растоптан ногами своих же…
Тут везеготы, отделившись от аланов, напали на гуннские полчища и чуть было не убили Аттилу, если бы он заранее, предусмотрев это, не отступил и не заперся вместе со своими за оградами лагерей, которые он держал окруженными телегами, как валом. Хотя и хрупка была эта защита, однако в ней искали спасения жизни те, кому незадолго до того не могло противостоять никакое каменное укрепление»
Между тем, день уже заканчивался.
Торисмунд, сын растоптанного короля вестготов «думая, что он подошел к своим войскам, в глухую ночь наткнулся, не подозревая того, на повозки врагов. Он храбро отбивался, но, раненный в голову, был сброшен с коня. Когда свои, благодаря догадке, освободили его, он отказался от дальнейшего намерения сражаться.
Аэций, равным образом оторванный от своих в ночной сумятице, блуждал между врагами, трепеща, не случилось ли чего плохого с готами. Наконец, он пришел к союзным лагерям и провел остаток ночи под охраной щитов»
Так и закончились сутки.
«На следующий день на рассвете (римляне и вестготы) увидели, что поля загромождены трупами и что гунны не осмеливаются показаться. Тогда они решили, что победа на их стороне, зная, что Аттила станет избегать войны лишь в том случае, если действительно будет уязвлен тяжелым поражением.
ОДНАКО ОН НЕ ДЕЛАЛ НИЧЕГО ТАКОГО, ЧТО СООТВЕТСТВОВАЛО БЫ ПОВЕРЖЕНИЮ В ПРАХ И УНИЖЕННОСТИ: НАОБОРОТ, ОН БРЯЦАЛ ОРУЖИЕМ, ТРУБИЛ В ТРУБЫ, УГРОЖАЛ АТАКОЙ.
Он был подобен льву, прижатому охотничьими копьями к пещере и мечущемуся у входа в нее: уже не смея подняться на задние лапы, он все-таки не перестает ужасать окрестности своим ревом.
Так тревожил своих победителей этот воинственнейший король, хотя и окруженный.
Сошлись тогда готы и римляне и рассуждали, что сделать с Аттилой, которого они одолели. Решили изнурять его осадой, так как он не имел запаса хлеба, а подвоз задерживался его же стрелками, сидевшими внутри оград лагерей и беспрестанно стрелявшими.
РАССКАЗЫВАЮТ, ЧТО В ТАКОМ ОТЧАЯННОМ ПОЛОЖЕНИИ НАЗВАННЫЙ КОРОЛЬ НЕ ТЕРЯЛ ВЫСШЕГО САМООБЛАДАНИЯ; ОН СООРУДИЛ КОСТЕР ИЗ КОНСКИХ СЕДЕЛ И СОБИРАЛСЯ БРОСИТЬСЯ В ПЛАМЯ, ЕСЛИ БЫ ПРОТИВНИК ПРОРВАЛСЯ, ЧТОБЫ НИКТО НЕ ВОЗРАДОВАЛСЯ ЕГО РАНЕНИЮ И ЧТОБЫ ГОСПОДИН СТОЛЬ МНОГИХ ПЛЕМЕН НЕ ПОПАЛ ВО ВЛАСТЬ ВРАГОВ.
Во время этой задержки с осадой (гуннского вагенбурга) везеготы стали искать короля (растоптанного Теодорида)…
Нашли его в самом густом завале трупов, как и подобает мужам отважным, и вынесли оттуда, почтенного песнопениями на глазах у врагов.
Виднелись толпы готов, которые воздавали почести мертвецу неблагозвучными, нестройными голосами тут же в шуме битвы.
Проливались слезы, но такие, которые приличествуют сильным мужам, потому что, хотя это и была смерть, но смерть, - сам гунн тому свидетель, - славная.
Даже вражеское высокомерие, казалось, склонится, когда проносили тело великого короля со всеми знаками величия.
Отдав должное Теодориду, готы, гремя оружием, передают (наследнику) королевскую власть, и храбрейший Торисмунд, как подобало сыну, провожает в похоронном шествии славные останки дорогого отца»
После похорон затоптанного короля вестготов, Аэций «опасаясь, как бы, - если гунны были бы окончательно уничтожены, - готы не утеснили римскую Империю, дал по этим соображениям такой совет (Торисмунду, наследнику Теодорида): возвращаться на свои места и овладеть королевской властью, оставленной отцом, чтобы братья, захватив отцовские сокровища, силою не вошли в королевство везеготов и чтобы поэтому не пришлось ему жестоким или, что еще хуже, жалким образом воевать со своими» (Иордан)
Павел Диакон дополняет Иордана: «Впрочем, Аэций задумал подобное также для того, чтобы спасти Аттилу от нападения с его стороны». Очевидно, римский полководец рассчитывал, при случае, еще использовать гуннов в своих военно-политических комбинациях и не хотел ни полного разгрома армии Аттилы, ни усиления вестготов.
Следуя совету Аэция, Торисмунд покидает поле боя и возвращается со своими вестготами «в Толозу (Тулузу), вознесенный в королевском величии. Здесь, правда, толпа братьев и знатных радостно его приветствовала, но и сам он в начале правления был настолько умерен, что ни у кого не появилось и в мыслях начать борьбу за наследование…
Так непостоянство человеческое, лишь только встретится с подозрениями, пресекает то великое, что готово совершиться…
Аттила, заметив отход готов, долго еще оставался в лагере, предполагая со стороны врагов некую хитрость, как обыкновенно думают обо всем неожиданном.
Но когда, вслед за отсутствием врагов, наступает длительная тишина, ум настраивается на мысль о победе, радость оживляется, и вот дух могучего короля вновь обращается к прежней вере в судьбу» (Иордан)
Вестготы ушли. Видимо, ушли с поля боя и другие римские войска. Гунны отступили в Паннонию.
Таким образом, сражение, в котором, - по словам Иордана, - «пало, как рассказывают, с обеих сторон 165 тысяч человек, не считая 15 тысяч гепидов и франков - эти, раньше чем враги сошлись в главном сражении, сшиблись ночью, переколов друг друга в схватке — франки на стороне римлян, гепиды на стороне гуннов» - завершилось без определенного результата.
Гунны не оставили нам никаких сведений об этой битве и ее последствиях.
По мнению римлян – Аттила потерпел поражение.
«В произошедшей битве, когда обе стороны, столкнувшись (и) не уступив (противнику), понесли несметные потери, побеждёнными следует считать гуннов на том основании, что те из них, кто выжил, лишившись уверенности в (исходе) сражения, стали отступать в свои (земли)» - считает Проспер Аквитанский.
«Хотя в этой битве не отступило ни то, ни другое войско, но Аттила, как известно, был побеждён» - пишет Павел Диакон
ЭПИЛОГ
После этого сражения перед Аттилой стояла проблема, в чем то схожая с проблемой М.И.Кутузова после Бородина: продолжать боевые действия или отступить, сохранив костяк своих сил.
Отступив с Каталаунских полей, «разбитые» гунны то ли в том же 451, то ли в начале следующего года появляются в Италии.
«Аттила, узнав, что враги, оставив его, вернулись по домам, воспрянул духом и, окрылённый надеждой на спасение, отступил в Паннонию и, собрав ещё более сильное войско, вновь яростно вторгся в Италию» (Павел Диакон)
«Аттила, восполнив людские потери, которые он понёс в Галлии, решает через Паннонию вторгнуться в Италию.
При том, что наш дукс Аэций (недавно «остановивший» гуннов на Каталаунских полях), полагаясь на опыт прежней войны, никак не приготовился (к вторжению гуннов) и в результате не воспользовался заслонами в Альпах, которыми можно было бы остановить врагов, полагая единственной возможностью спасения только, если вместе с императором покинуть Италию.
Однако стыд подавил страх, поскольку считалось, что подобное (бегство) полно бесчестья и опасности. (С другой стороны) верили, что вражеская свирепость и ненасытность удовлетворится (только) в случае тяжелейшего потрясения всех знатных провинций, (и поэтому) среди всех решений принцепса, сената и народа ничего не казалось более спасительным, чем, чтобы через послов добиваться мира с кровожаднейшим королём» (Проспер)
Вторжение началось с осады Аквилеи (в современном регионе Венето).
По словам Иордана – осада затянулась и, поскольку солдаты Аттилы начали роптать, тот был уже готов прекратить осаду и двинуться дальше.
Однако однажды, «Аттила, проходя возле стен, раздумывал, распустить ли лагерь или же еще задержаться. Вдруг он обратил внимание, что белоснежные птицы, а именно аисты, которые устраивают гнезда на верхушках домов, тащат птенцов из города и, вопреки своим привычкам, уносят их куда-то за поля.
А так как был ОН ОЧЕНЬ ПРОНИЦАТЕЛЕН И ПЫТЛИВ, то и представил своим следующее соображение: - Посмотрите, - сказал он, - на этих птиц: предвидя будущее, они покидают город, которому грозит гибель. Они бегут с укреплений, которые падут, так как опасность нависла над ними. Это не пустая примета, нельзя счесть ее неверной - в предчувствии событий, в страхе перед грядущим меняют они свои привычки.
Что же дальше? Этим снова воспламенил он души своих (солдат) на завоевание Аквилеи.
Построив осадные машины и применяя всякого рода метательные орудия, они немедля врываются в город, грабят, делят добычу, разоряют все с такой жестокостью, что, как кажется, не оставляют от города никаких следов».
После взятия Аквилеи, гунны «вакхически неистовствуют» по остальным городам Венето
«Затем лютый враг, истребив или пленив жителей, сжёг и разрушил многие крепости этого края. Конкордию и Альтину, или иначе Патавий (Падуя), соседние с Аквилеей города, он также разрушил, подобно последней, и сравнял с землёй.
После этого гунны, не встречая сопротивления, с яростью прошлись по всем венетским городам, то есть прошли через Вицентию, Верону, Бриксию, Бергамо и прочие города, а Медиолан (Милан) и Тицин (Павия), подвергнув той же участи, разграбили, но избавили от огня и меча.
Затем, точно так же разграбив города Эмилии, они в конце концов разбили лагерь в том месте, где река Минций (Минчо, левый приток По) впадает в Пад (По)» (Павел Диакон)
Разгромив весь север Италии, гунны собрались атаковать Рим.
«Но когда возникло у Аттилы намерение идти на Рим, то приближенные его, как передает историк Приск, отвлекли его от этого, однако не потому, что заботились о городе, коего были врагами, но потому что имели перед глазами пример Алариха, некогда короля везеготов, и боялись за судьбу своего короля, ибо тот после взятия Рима жил недолго и вскоре удалился от дел человеческих.
И вот, пока дух Аттилы колебался относительно этого опасного дела, - идти или не идти, - и, размышляя об этом, медлил, - подоспело к нему посольство из Рима с мирными предложениями» (Иордан)
В походную ставку Аттилы явился папа Лев I.
По сообщению Павла Диакона «когда он (папа) вошёл к королю варваров, то получил всё, что хотел, и добыл спасение не только для Рима, но и для всей Италии.
Ибо Аттила, устрашённый по воле Божьей, был не в силах говорить священнику Христову ничто иное, как только то, что тот сам предпочитал.
Говорят, что когда после ухода понтифика приближённые спросили Аттилу, почему он вопреки своему обыкновению оказал такое уважение римскому папе и готов был повиноваться почти всему, что бы тот ни приказал, король ответил, что почтил отнюдь не того, кто приходил, но совсем другого мужа, который, как он видел, стоял рядом с тем в одежде священника и обладал более величественной внешностью и почтенными сединами; обнажив меч, он пригрозил Аттиле жуткой смертью, если тот не исполнит всего, о чём он просил.
Таким образом Аттила был отвлечён от своей жестокости и, оставив Италию, направился в Паннонию»
Скорее всего, конечно, причиной ухода гуннов из Италии было совсем не угрозы мифического «мужа с почтенными сединами», а повальный мор, начавшийся в Северной Италии.
Но, как бы то ни было, «Аттила прекратил тогда буйство своего войска и, повернув туда, откуда пришел, пустился в путь за Данубий (Дунай), обещав соблюдать мир…
Аттила вернулся в свою ставку и, КАК БЫ ТЯГОТЯСЬ БЕЗДЕЙСТВИЕМ И ТРУДНО ПЕРЕНОСЯ ПРЕКРАЩЕНИЕ ВОЙНЫ, послал послов к Маркиану, императору восточной Империи, заявляя о намерении ограбить провинции, потому что ему вовсе не платят дани, обещанной покойным императором Феодосием, и ведут себя с ним обычно менее обходительно, чем с его врагами»
После сражения на Каталаунских полях, Аттила прожил еще два года, а затем умер так, как мы рассказали здесь: http://www.proza.ru/2020/03/31/2037
Весь опус о гуннах, в 8-ми небольших текстах, здесь - ГУННИЯ: http://www.proza.ru/avtor/pro812&book=46#46
------------
Картинка из сети