Подходил к концу второй год Великой войны, которая внесла в жизнь уральских казаков существенные неудобства, в особенности, стала остро ощущаться нехватка сахара. Проходя по сенному или другому уральскому базару, со всех сторон доносились жалобы и горестные стоны.
– Тяжелое время мы переживаем, – стонали чижинские старики.
– Суслик хлеб ест, – жаловался лбищенец.
– Рабочих не найдёшь, – горевал соболевский казак.
А вот казаки, из – под Общего Сырта, напуганные плохим началом лета, теперь вздохнули свободнее.
– Мы уже за большим не гонимся, хотя бы «средина на половине» была, – говорил Ипатию Ипатьевичу казак с хутора Чинарёва. – А на «средину» и «половину» после выпавших дождей есть надежды. Вот, только, нужда в рабочих будет большая.
– Твоя правда, – согласно кивнул головой Ипатий. – Земледельцы в поисках рабочих едут и за Урал и в Новоузенский и Николаевский уезды. Стараются нанять на всё лето, до Казанской, но в большинстве случаев намерения остаются одними намерениями. Рабочие находятся с трудом, даже среди киргиз…
По городу разлетелся слух, что в магазин Макарычева завезли сахар, но пока выдавать не будут, а произведут предварительную развеску в кульки по 5 фунтов, которые и станут отпускать на человека. В особенном затруднении оказались приехавшие из форпостов: ждать день – два слишком убыточно, а ехать домой без сахара тоже не представляло особого удовольствия. Казаки роптали и в довершении всего с правом или без права указывали, что некоторым сахар всё же дают.
– Сегодня ожидается у магазина с сахаром огромный наплыв покупателей и необходимо установить строгую очередь! – громко кричал казак Лебедихин из Трёкинского посёлка, выбранный старшим в очереди. – Иначе сахар, как и прежде, получат одни наглецы с широкими плечами и крепкими локтями…
В середине лета Фокин привёз печальные вести из Соколинского посёлка. В мае месяце утонул в мелководном Баксае Пётр Дураков, посланный дядей в Новобогатинский посёлок. Следом произошли ещё несчастья: сначала умер Афанасий Агафонов, а у Евтихия Харитоновича случился паралич, от которого он через неделю тоже скончался, не приходя в сознание. По слухам, смерти этих двух уважаемых людей Уральского казачьего войска были очень кстати товариществу братьев Нобеля, которое расширяло разработку нефтяных месторождений в районе Новобогатинского посёлка и у Чёрной речки.
– Ушли из жизни самые стойкие хранители старинных обычаев и традиций Уральского войска, – печально проговорил Ипатий Ипатьевич. – Как теперь жить будем, даже не знаю. Ништо Карп Маркелов с Фиогнием Жигиным станут радеть за войско, как это делал Евтихий Дураков? Вряд ли им удастся не поддаться на искушения. Пстрели – те, заразой!
– И не говори, Ипатий Ипатич, – согласился Фокин. – Евтихий Харитоныч ушёл на тот свет и работы по искусственному разведению осетров закрыли. Вроде, говорят, неудачными оказались. В этом году было выпущено обратно в Урал несколько пойманных осетров с особыми пломбами. До сих пор не слышно, чтобы был пойман, хотя бы один из этих осетров.
– У тебя самого то, Иван Лексеич, как с промыслом дело обстоит?
– Плохо, Ипатий Ипатич, – признался Фокин. – Лошадке для силы и выносливости отруби нужны, а их днём с огнём не сыщешь. Хотя, все уверены, что отруби в городе есть и должны быть, но везде получаю отказ, несмотря на предлагаемые высокие цены…
К Порфирию Чалусову приехал товарищ из Сарайчиковской станицы. Его сын был в отпуске по ранению, а теперь направлялся поездом в свой полк и отец привёз его в Уральск, чтобы проводить до вокзала. До отправления поезда оставалось ещё много времени, и станичники ожидали в доме Чалусовых.
– Ну, сказывай Ягорий, что нового у вас в посёлке стряслось? – спросил гостя Порфирий Андреевич. – А то забыл, когда на плавню выходил, проклятый ревматизм замучил, и не знаю, что на низу делается. Пстрели – те, заразой!
– Тогда слушай, Порфирий, – ответил гость и начал неспешно рассказывать. – Ввиду участившихся случаев браконьерства по Уралу, новоназначенный стражник речной охраны Хандохин принял настолько крутые меры против «стрелков», вплоть до уничтожения снастей и сбруи, что последним стало невмоготу. Обиженные «стрелки», в отместку, увели у стражника лошадь и привязали её к телеграфному столбу, предварительно обрезав ей гриву, хвост и оба уха. По рассказам казаков, вид стражника Хандохина, едущего на изуродованном маштаке через посёлок к местному атаману для заявления о происшедшем, был очень смешон. Ха – ха – ха!
– А каково было ни в чем не повинному бедному животному? – возмутился Чалусов. – Ведь, если стражник был слишком суров со «стрелками», то причем же тут его лошадь?
– Правда твоя, Порфирий! – согласно закивал гость. – Дикие люди и дикие нравы!
– Михаил, рассказал бы, как наши казаки воюют, а то мой Василий после школы прапорщиков в армейскую пехоту угодил, – попросил Чалусов сына товарища. – Услали Васькю в запасной полк на Дальний Восток…
– Однажды, во время затишья ружейной, пулеметной и артиллерийской стрельбы, по позициям нашего полка разлетелся слух: «Сотник Малин к немцам собрался». Значит, из штаба дивизии прибыла особая команда, чтобы переправиться в неприятельский тыл. Командир их, сотник Малин, вызвал охотников с целью разведать, где залегла первая цепь противника, чтобы её потом обстрелять пулемётным и артиллерийским огнём наверняка и сделать проход в обороне немцев. На это опасное предприятие вызвались двое: приказный и казак. Одетые с ног до головы в своеобразные рубашки, сделанные по указанию их сотника из зелёных ветвей ёлок и растущей в той местности травы, они в пятнадцати шагах от нас совершенно сливались заодно с травой, если лежали на животе, а если же им пришлось бы встать на колени или во весь рост, то они становились бы похожи на куст зелени, едва заметный для глаза противника. Простившись с товарищами, они скрылись в безбрежном море зелени и поползли в сторону немцев. Через некоторое время, давно затихшая перестрелка снова оживилась, да ещё с большей силой…
– Матри какой докумённый, стало быть, сотник Малин, – заметил Порфирий Андреевич. – Чей же будет? В городе такую фамилию не встречал.
– Наш уралец, а какого фарфоса, не скажу, – ответил Михаил и продолжил рассказ. – Влево от меня послышались голоса: «Трава вправо идёт!». То под сильнейшим неприятельским огнём ползли обратно лихие охотники. Они наткнулись прямо на цепь противника и были обстреляны немцами почти в упор. Доложили об этом своему сотнику. Тот приказал прапорщику Чапову, командиру нашей пулемётной команды, открыть убийственный огонь по цепи. Сюда же был перенесён артиллерийский огонь. Немцы притихли, а охотники снова поползли туда же и вскоре доложили, что противник ушёл влево и ведёт редкую перестрелку. Тут, сотник Малин подал рукой знак и его команда устремилась по – пластунски на позиции врага, а дальше и в тыл…
– Ништо уральцам пристало на брюхе ползать? – возмутился Чалусов. – Чай, пехота и та, больше шагом, да бегом, передвигается!
– Так, это особая команда! – ответил Михаил. – Они по пластунски шибче ползают, чем шагом бегают. Не зря же, себя пластунами зовут…
Высочайшим приказом, последовавшим 13 июня 1916 года, состоящего по Уральскому казачьему войску, генерал – лейтенанта С. С. Хабалова, назначили Главным Начальником Петроградского военного округа.
– Несомненно, к этому приложил руку Свиты Его Величества Генерал – майор Петрово – Соловово, – предположил полковник Мартынов. – Неслучайно же, Борис Михайлович находился в войске в отсутствие Наказного Атамана, а все вопросы касались деятельности Хабалова на посту командующего войсками Уральской области…
В четверг, 16 июня, в старый Михайло – Архангельский собор собрались войсковые и областные чины военного и гражданского ведомств, а также старики Уральской станицы для того, чтобы отслужить напутственный молебен по поводу отъезда Военного Губернатора Уральской области и Наказного Атамана Уральского казачьего войска генерал – лейтенанта С. С. Хабалова, получившего высокий пост в Петрограде. После молебна, когда старики – казаки, представители Уральской станицы, собрались перед собором, то от их лица к Его превосходительству обратился с речью бывший депутат съезда выборных К. Н. Щелоков. В довольно пространной речи он, характеризуя продуктивную деятельность Хабалова в ряде мероприятий очень существенных для войска, выразил надежду, что «всегдашнее желание удовлетворять нужды казачества оставит неизгладимую память о заботливости атамана…»
– Позвольте нам, Сергей Семенович, – добавил в заключении Щелоков, – видеть в Вас, и на новом высоком посту, ходатая и заступника за войско. Ура, господа старики, в честь Наказного Атамана!
– Ура! – дружно поддержали присутствующие старики и чиновники.
– Господа старики, благодарю за приветствие! – ответил Хабалов. – Оставаясь душой и сердцем с Уральским войском, надеюсь ещё по окончании войны вернуться к войску, чтобы довести до конца то, завершению чего помешали военные обстоятельства.
– Говорят, один пока едет, – шепнул на ухо Ипатию Ипатьевичу классный фельдшер Веселов. – Жена то в войске остаётся. Видимо, Вера Васильевна станет отправкой домашних вещей заниматься.
– Меня сноха ещё давеча обрадовала, – прошептал Ипатий. – Наша Вера с атаманшей в одном комитете заседали. Теперь отчеты станет строчить об израсходовании благотворительных средств. Деньги то не малые…
Вечером, с поездом железной дороги, генерал – лейтенант Хабалов отбыл из Уральска. По сведениям, членами областного правления для поднесения Военному Губернатору С. С. Хабалову была заказана копия с высокочтимой местной иконы Божьей Матери Одигитрии, находящейся в Старом соборе. Уральская область, проводив Хабалова не потеряла с ним связи, так как должность губернатора оставалась ещё за ним. Временно исполняющим должности командующего войсками Уральской области и Наказного Атамана Уральского казачьего войска был назначен полковник Мартынов, а гарнизон г. Уральска временно возглавил полковник Бородин.
В пятницу, 17 июня, в 2 часа дня, над городом прошёл небольшой дождь, чуть – чуть прибивший пыль. В пятом часу дня в этот же день снова пошёл дождь, но уже гораздо сильнее и обширнее первого, с громом и молнией. Шёл он с четверть часа и довольно хорошо промочил землю. На следующий день, в 10 часов утра, пошёл дождь ещё сильнее первых двух, повторяющий идти несколько раз. На улицах города образовалась грязь.
– Погода, будто оплакивает отъезд наказного атамана, – проворчал Ипатий. – Второй день дождь моросит. Опять галоши доставать. Пстрели – те, заразой!
К середине июля Уральское войско получило долгожданное известие:
«Состоящий в распоряжении Начальника Генерального Штаба Генерал – майор Распопов, по Высочайшему повелению командируется в гор. Уральск для временного исполнения обязанностей Военного Губернатора Уральской области, Командующего в оной войсками и Наказного Атамана Уральского казачьего войска».
По слухам, приезд нового начальника Уральского войска и области ожидался около 25 июля. Однако, Николай Никифорович Распопов явно не спешил с прибытием в Уральск, которое откладывали не раз, вплоть до сентября.
Во вторник, 19 июля, на вокзале железной дороги состоялись проводы супруги Наказного Атамана В. В. Хабаловой, отъезжающей в Петроград. Большая часть платформы вокзала была заполнена представителями военных и гражданских учреждений во главе с вице – губернатором Мордвиновым и высшего городского общества, среди которых было много уральских дам. Вера Алаторцева, в числе других членов комитета, поднесла Её Превосходительству цветы. Было произнесено несколько речей, в которых отмечалась плодотворная деятельность Веры Васильевны в качестве председательницы различных благотворительных комитетов и по сбору пожертвований на нужды войны.
– Вера Васильевна, голубушка, нам так будет не хватать Вас в Уральске, – сказал на прощание Мордвинов. – Счастливого пути! Передавайте поклон Сергею Семёновичу!
– Благодарю, Николай Максимович! – ответила Хабалова. – Хочу Вас попросить, обратить особое внимание на положение с сахаром в городе…
В Уральске, несмотря на то, что сахар за последние дни выдавался в нескольких магазинах, снова многие остались без сахара, а около магазинов целые толпы народа и ничем неурегулированная давка. Как – то сравнивая количество привезенного в город сахара по населению, Мордвинов удивился тому, что до сих пор город ещё не насыщен этим сладким продуктом.
– Последнее обстоятельство всецело приходится отнести к отсутствию вообще всякой системы выдачи сахара, – печально констатировал Николай Максимович на заседании Областного Правления, – последствием чего выходит то, что многие имеют сахара по пуду и более, а другие не имеют и фунта.
– Судя по сообщениям газет многие из городов пришли к необходимости введения у себя карточной системы, – заметил советник Областного Правления Глубоковский, – что не мешало бы сделать и у нас, иначе картины полнейшего беспорядка при получении сахара будут только усугубляться…
Во вторник, 9 августа, на улице, параллельной Столыпинскому бульвару, наблюдалась любопытная картина. На два – три квартала растянулась длинная вереница жаждущих получить сахар, но никакой скученности и беспорядка на этот раз не было. Усиленному наряду полиции удалось выстроить публику попарно и дело получки сахара пошло быстрее, а главное без той давки, во время которой, даже крепкие люди жаловались на помятые бока и побитые спины.
– Как хорошо, что с утра пораньше пошла очередь занять, – рассказывала домочадцам довольная Катерина. – И сахар получила и платье не помяла. Мало того, что полиция не дремала, так ещё сам г. Глубоковский к порядку всех очередников призывал.
– В этом году и с хлебом перебои начнутся, – невесело проговорил Ипатий Ипатьевич. – Урожай, повсеместно, ниже среднего. А тут, ещё поговаривают, что и на овощи урожая не будет. У переселенцев за Уралом уже подорожало почти всё…
– Слава Богу, у нас никто сало чушиное не ест, – обрадовалась Катерина. – В очереди сказывали, в Фёдоровке за него уже по 60 копеек за фунт просят, яйца 35 копеек десяток, а картошку молодую по 2 рубля за пуд отдают…
– Слава Богу, Катерина, что со своим хлебом будем, – прервал рассказ своей экономки Ипатий. – Худо – бедно, а по 60 пудов с десятины на моём хуторе намолотили. Хватит с рабочими рассчитаться и нам с лихвой останется. Вера своим родителям сможет помочь, а то сватья совсем к нам дорогу забыли.
Высочайшим приказом, последовавшим 24 августа 1916 года, старший член Войскового Хозяйственного Правления полковник Василий Патрикеевич Мартынов был назначен Атаманом 1 – го военного отдела, прослужив на посту, имеющем для Уральского войска первостепенное значение, семь лет. Его временно подменил советник ВХП Аничхин, который по ряду причин, не зависящим от него, остался главным хозяйственником войска надолго.
Вскоре после этого назначения, в городе Уральске появился новый, довольно существенный недостаток – это отсутствие керосина не только в мелких бакалейных лавках, но и в более крупных торговых местах. Отсутствие керосина торговцы объясняли отказом склада Нобеля доставлять его, как это было до сих пор, на своих подводах. Теперь за керосином будто бы нужно ехать самим торговцам, что при накладных расходах, является уже невыгодным при продаже керосина, в особенности для тех, кто не имеет возможности брать его в большом количестве.
– Ништо скоро ждать таких же картин, как это было при погоне за сахаром? – вопрошали старики. – Разве можно было в такое время, Василь Патрикеича с поста убирать? Ништо Аничхин с Нобелем управится? Тут, явно не всё чисто…
В начале сентября из Астрахани пришла новость, что Восточное общество запродало весь свой морской и речной наливной флот товариществу братьев Нобель за десять с половиной миллионов рублей. Нобели же, намеревались эксплуатировать этот караван под другой фирмой.
– Помяни моё слово, Фёдор, – говорил Ипатий своему бывшему компаньону Смолову, – не к добру это. Наказного атамана неизвестно на кого поменяли, Василия Патрикеевича от хозяйственных дел убрали, а тут ещё Нобель своим флотом обзавёлся. Не иначе, по Уралу станет пароходами нефть возить…
После ясных, тёплых солнечных дней, в ночь на 6 сентября температура начала понижаться, небо обложилось тучами, разразившимися на этот раз лишь небольшим дождём. 7 сентября день был также пасмурный, а небо обложено тучами. Если это было началом продолжительной непогоды, то для плавенного войска, начавшего рыболовство с 5 сентября, такая погода была не из приятных.
– Как там мой Порфирий Андреич со своими больными ногами? – причитала Пелагея Миновна, сидя в гостях у дочери. – Столько лет пропускал плавню, а тут прямо вырвался на волю. Загодя стал снасти готовить, весельщика нанял, артель сколотил, Фокина уговорил отвезти его на низ, а обратно, с рыбным обозом, сказал, приеду. Дочка, ты б поговорила с Ипатием, может выручит он нас хлебом? Чай, не чужие мы ему, сватья, как никак. А то, что давно у вас не были, так всё недосуг. Дела!
– Да, упокойтесь вы, маманя, конечно выручим вас хлебом, – успокоила её Вера. – Дядяка, уже обещался завести вам пудов пятьдесят пшеницы, но молоть сами будете. С мельниками, уж очень тяжело договариваться. Он бы и сам сказал, да уехал с утра на станцию. Там, сегодня ждут приезда нового наказного атамана…
В воскресенье, 11 сентября, с поездом железной дороги прибыл в Уральск вновь назначенный Военный Губернатор Уральской области и Наказной Атаман Уральского казачьего войска Генерального Штаба Генерал – майор Распопов. Встреча была обставлена по высшему разряду с благодарственным молебном в храме Христа Спасителя, почетным караулом и хлебом – солью возле атаманского дома
Поздоровавшись с почетным караулом и пропустив его перед собой церемониальным маршем, новый Наказной Атаман Уральского казачьего войска подошёл к старикам – казакам и, приняв хлеб – соль, обратился к ним с сердечным приветствием, выражая благодарность за встречу.
– Спаси Христос, господа старики! – поклонился Распопов и продолжил. – Я был на позиции и слышал от начальствующих лиц только самые лестные отзывы о боевой службе уральцев, поддерживающих боевую славу своих предков!..
Справившись, сколько выкомандировано казаков в Действующую армию от Уральской станицы, его превосходительство спросил, нет ли в числе присутствующих участников минувшей, русско – японской войны.
– Как не быть, есть, но мало! – ответил старик Аничхин. – Большинство, кто был на той войне, снова бьются за Родину, а более пожилые или находятся на плавне или же заняты работами на своих хуторах.
– Ваше превосходительство, а с ке… – попытался было спросить Ипатий Ипатьевич про ситуацию с керосином, но Распопов его не дослушал.
– Благодарю, господа старики! – громко прокричал генерал. – Обещаю, скоро увидимся вновь и обстоятельно обо всём побеседуем! Простите Христа Ради и прощайте!
В тот же день был издан приказ по войскам Уральской области за № 122:
«Будучи командирован по Высочайшему повелению для временного исполнения обязанностей Военного Губернатора Уральской области, Командующего в оной войсками и Наказного Атамана Уральского казачьего войска, я сего числа прибыл в гор. Уральск и вступил во временное исполнение должности Командующего войсками Уральской области.
Временно исправлявшему эту должность полковнику Мартынову вступить в исполнение своей прямой должности.
Справка: приказ по войскам Уральской области от 15 июля с. г. № 91.
Вр. Командующий войсками
Генерального штаба Генерал – майор Распопов».
Через неделю, в доме Ипатия Дудакова встречали Ивана Алексеевича Фокина, который приехал с низу и привёз хорошие вести с плавни. Начало нынешнего плавенного рыболовства оказалось очень удачным для казаков Уральской станицы. Несказанно повезло Порфирию Андреевичу Чалусову, который на первом же рубеже оправдал свои расходы на весельщика с солидным остатком, поймав на сумму около 250 рублей. Теперь неводчику Чалусову, как говорят казаки, «ветер взад».
– Вот, Ипатий Ипатич, сват просил вам кланяться и передал рыбки на пирог, – проговорил Фокин, вынимая мешок с судаками из тарантаса. – Дочери Вере приказал мать не забывать, а сам обещался быть не раньше октября месяца.
– Спаси Христос, Иван Лексеич, за поклон и подарок! – поблагодарил Ипатий и тут же, спросил сам. – Много ли казаков съехалось в Соколинский?
– Врать не буду, на первом рубеже было четыре сотни связок, – ответил Фокин. – А в прошлом году, говорили, в двое меньше. В этом году и заловы значительно больше, а самое главное, цена на рыбу и икру гораздо выше прошлогодней…
Из посёлков и хуторов стали было доноситься вести о плохом положении озимых хлебов, где зерно было брошено в сухую землю. Во всё лето и начало осени не было дождей и, не говоря уже об отсутствии кормов для скота, стали опасаться за гибель озимых, так как корень всходов мог посохнуть. Теперь же, со второй половины сентября начались «перемочки», а последние два – три дня стало совсем сыро, потому что пошли обложные дожди. В один из погожих дней, к Ипатию Дудакову приехал управляющий его хозяйством на хуторе.
– Не извольте беспокоиться, Ипатий Ипатьевич, погода ещё не холодная и, – успокаивал старика управляющий, – если мороз не ударит, следует ожидать, что всходы озимых выправятся и скот ещё может покормиться хорошим кормом.
– Ну, а сколько молока на базар отвозишь, Василий? – спросил Ипатий.
– Всё молоко пустил на масло, – заявил управляющий. – Так, выгодней. Цена на коровье масло стоит высокая и ещё растёт. Появился один купец, который через своих агентов у меня весь запас скупил и ещё просит…
– Слышал про цену, – ответил Ипатий. – Недели две назад 45 рублей была, а теперь вот, повысилось до 60 рублей. Матри, не спугни того купца высокой ценой! Скупой, платит дважды! Пстрели – те, заразой!
В здании Войскового Хозяйственного Правления с пятницы, 23 сентября, началась выдача карточек на получение сахара. Первыми их стали получать жители Куреней, проживающие вокруг Михайло – Архангельского собора, а за ними последовали жители остальных северных кварталов города. Когда подошла очередь на получение карточек кварталу, где стоял дом Дудакова, к Ипатию Ипатьевичу пришёл классный фельдшер Веселов и, размахивая над головой газетой «Уральские войсковые ведомости», с возмущением спросил:
– Вот скажи мне, Ипатий Ипатьевич, какого рожна ещё нужно людям?
– Угомонись, Прохор Палыч, да ладом объясни! – осадил фельдшера старик.
– На, почитай, там всё ладом сказано! – и протянул Ипатию газету. – Я эту заметку красным карандашом выделил. Читай внимательно, вслух.
«Несмотря на все жалобы на недостатки сахара и заменяющих его таких продуктов, как монпасье, конфеты, изюм, сабза и прочие, жалобы, указывавшие на полный беспорядок при выдаче сахара, оказывается, что все претерпеваемые теперь в этом отношении лишения бледнеют перед призраком страшной греховой ответственности за…, – Ипатий замолчал и взглянул на Веселова, который замахал руками, давая понять, чтобы старик продолжал читку, – взятие карточки на получение сахара».
– Ништо, снова какое новшество? – прервав чтение, спросил Ипатий.
– Говорю же тебе, читай внимательно до конца! – настаивал Веселов.
«Едва только наши старики – казаки и старухи – казачки узнали, – продолжил чтение заметки Ипатий, – что на выдаваемые карточки кладутся печати, то они, сопоставляя все особенности переживаемого времени, решили, что тут что – то неладно и, что здесь дело не обходится без участия «антихриста». В результате такого умозаключения многие не желают брать карточек и все доводы наиболее разумных и развитых их же общественников не могут убедить этих остатков наших «семидесятников», в уходе которых из войска за «венцами» не последнюю роль играла также «печать». На указания некоторых, что де они ежедневно пьют чай из тульских самоваров Баташова, на которых «тридцать» печатей, старики упрямо повторяют, что де самовар самоваром, а здесь – «бумага». Интересно – выдержат ли эти люди старого закала дальнейший искус, когда им придётся пить чай с сахаром, полученным по карточкам. Ведь тогда нужно считать и этот сахар нечистым и употребление его грехом».
– Ништо откажутся старики от сахара, Ипатий Ипатьевич? Я с санитаром спор заключил, что не откажутся старики – уральцы от сахара. Как думаешь?
– Никак не думаю! Каждый по – своему с ума сходит. Нынче на фарфосах таких чудаков не сыщешь, какие в городе ещё водятся. Лучше расскажи, что в низовых посёлках творится? Чай, пациенты едут с низу?
– Вчера был на приёме казак из 1 – го Чаганского посёлка, куда новый наказной атаман заезжал. – проговорил Веселов и поведал Ипатию о том, что было известно ему о поездке нового наказного атамана на низ.
Во вторник, 27 сентября, Наказной Атаман в сопровождении атамана 2 – го военного отдела полковника Бородина выехал на автомобиле в Гурьев, для ознакомления с низовой линией станиц войска. Вместе с тем Н. Н. Распопов намеревался увидеть происходящее осеннее плавенное рыболовство, где до войны можно было встретить более половины всего мужского населения войска. В 10 часов утра он прибыл в 1 – й Чаганский посёлок, встреченный в церковной ограде местными стариками во главе с депутатом урядником Толкачевым. Поздоровавшись с ними, наказной атаман вошёл в храм, где о. Назаров, по отслужении водосвятного молебствия, приветствуя его, пожелал ему благополучного путешествия по войску. Наказной атаман интересовался обстановкой храма и особое внимание обратил на икону во имя Покрова Божьей Матери, сооруженную в память настоящей великой отечественной войны, с именами воинов Чаганской станицы, находящимися на этой войне. Усердно помолясь перед иконою и поблагодарив священника Назарова, его превосходительство вышел из храма и, посетив войсковую школу, прошёл в станичное правление, где просто и обходительно побеседовал со стариками о нуждах, и просьбы их обещал принять к сведению. Затем простившись с народом, он отправился в дальнейший путь.
– А мне, даже рта раскрыть не дал, – с укоризной проговорил Ипатий. – Ну, да ладно, приедет с низу, я его всё равно расспрошу про керосин…
В субботу, 1 октября, около часа дня, горожане наблюдали сравнительно редкое в такое время года явление: над частью города прошла градовая туча с молнией и громом. Ипатий увидел в этом признаки позднего наступления зимы. Перепадающие ежедневно дожди, неприятные в виду наступления периода грязи, требующей иногда не только глубоких галош, а и высоких ботиков, в тоже время обрадовали старика, с тревогой переживавшего за свои озимые посевы, где зерно было зарыто в сухую землю. Кроме того, то или другое количество осевшей влаги, как известно, играет далеко не последнюю роль и для весенних посевов.
– И угораздило же тебя, Ипатий, на старости лет хлебосевом заняться, – подумал старик и, прикрыв глаза, слегка улыбнулся в бороду. – Так, на блюдечке с голубой каёмочкой никто не принесёт. Как потопаешь, так и полопаешь! Вениамин на войне, а внучки каждый день кушать просят…
Вскоре, войсковая газета известила владельцев зерна в Уральской области, что они должны предоставить для закупок населению и армии всё имеемое количество зерна, кроме необходимого им запаса на обсеменение, для их собственного потребления и надобностей их хозяйств. В случае отказа в добровольной продаже зерна, будет произведена реквизиция, то есть принудительное отчуждение хлеба, причем в этом случае цена будет понижена на 15% против вышеозначенной твёрдой цены. А твёрдая цена была установлена следующая: кубанка и перерод – 2 руб. 48 коп. и русская – 2 руб. 28 коп. за пуд с доставкой в Уральск. И то, это при наличии требуемого качества зерна. Чуть – чуть не та кондиция и цена будет ещё ниже.
После почти ежедневных, хотя небольших, но изрядно увлажняющих почву дождей, наступили солнечные ведренные дни с лёгким ночным морозцем. Восточный ветер, сухой и холодный, понизил температуру. Ранним утром с хутора приехал управляющий, которого Ипатий с нетерпением поджидал, и они уединились в комнате старика.
– Несмотря на хороший путь, Ипатий Ипатьевич, хуторяне и поселковые жители держаться с пшеницей и не особенно спешат везти её на базар, – шепотом докладывал управляющий. – Сообщают о другом, чего раньше никогда не было: киргизы скупают большое количество зерна и везут его на бухарскую сторону.
– Чует моё сердце, Василий, что скоро с хлебом станет такая же проблема, как с сахаром и керосином, – проговорил Ипатий. – Подсчитай – ка, сколько нам можно оставить зерна в амбаре, с учетом семян и личного потребления, а остальное зерно нужно хорошенько спрятать в ямы, до весны. Матри, чтоб ни одна душа не знала, а то и зерно выгребут и ославят ещё на всю округу!
– Не извольте беспокоиться, Ипатий Ипатьевич, сделаю всё в лучшем виде, комар носа не подточит, – заверил управляющий. – Спрячу с сыном…
– Матри, как бы не проболтался ребятам? – предостерёг Ипатий. – Сам прячь, ночами! Да, забыл сказать, привези завтра пудов пятьдесят пшеницы, свату Чалусову, в ларь свалим. Родня, как никак. Пстрели – те, заразой!..
Недостаток керосина, ощущавшийся на протяжении последних полутора месяцев, вызывал серьёзную тревогу среди городского населения, особенно в среде ремесленников, работающих при свете ламп до глубокой ночи. Но с возвращением генерала Распопова из поездки по низовой линии станиц, тревога эта несколько улеглась, так как по железной дороге прибыл большой груз керосина, и он снова появился в городских лавках.
– Ништо наказной атаман сумел с Нобелем договориться и тот прислал нам керосин? – спрашивал сам себя Ипатий Ипатьевич. – Уж, как бы не так, его превосходительству, чай не до Нобелей там было…
Действительно, генерал Распопов, посетив низовые станицы и плавенное войско, проехался и по зауральской стороне Уральской области, побывав на скотской ярмарке в Уиле.
Нынешняя осенняя плавня, в смысле обильного улова рыбы, по сравнению с прошлыми годами, превзошла последние в несколько раз. Результаты улова многих рыбаков считались не сотнями, а тысячами рублей. Доходность рыбака от массы выловленной рыбы увеличивалась ещё и высокой ценой, существовавшей на рыбу. Погода продолжала стоять солнечная и сухая, с лёгкими морозцами по ночам, что не могло не радовать плавенное войско, возвращавшееся из Гурьева на Уральск обозами, при таких благоприятных условиях. Как ни была выбита дорога, её всё же нельзя сравнивать с бывалой осенней распутицей, где прежде калечилась скотина и ломалась сбруя.
– Ну, Порфирий Андреич, ещё одна ночевка в степи и будем дома, пироги есть, – радостно проговорил весельщик. – Спаси Христос, что меня нанял, а не Мишку Кривого из Куреней. Шубу жене справлю. Пстрели – те, заразой!
– Матри не радуйся, Ванька, деньги не те уже, что были раньше, – печально проговорил Чалусов. – Слышал, в городе недостаток муки и готового хлеба стал ощущаться. Спекулянты оживились. Пстрели – те, заразой!
– Твоя правда, Порфирий Андреич, – вступил в разговор возница. – Получить булку позже 9 часов утра в наших центральных булочных стало невозможно. С раннего утра около дверей этих булочных выстраиваются такие «хвосты», что мама не горюй. Некоторые скупают по двести и больше булок, которые уносят в мешках или больших корзинах, а потом перепродают дороже…
В субботу, 12 ноября, Вера Алаторцева, оставив дочерей на попечение своих родителей, отправилась в городской театр, где кружок любителей драматического искусства при участии артиста Г. М. Гринина давал спектакль – известную комедию Островского «Без вины виноватые». После спектакля должна быть разыграна лотерея с большим количеством ценных призов, что способствовало большому наплыву публики, среди которой Вера увидела Анну и Фёдора Смоловых, которым приветливо помахала рукой. Они тоже заметили Веру и сразу подошли к ней в фойе. На плечах Фёдора сверкали новые погоны войскового старшины, а широкую грудь украшали несколько боевых орденов.
– Давно ли с фронта, Фёдор Фёдорович? – спросила Вера. – Моего мужа не встречали, случайно? Он в штабе нашей дивизии служит…
– К сожалению, Вера Порфирьевна, я ни разу не был в штабе нашей дивизии, – виновато ответил Смолов. – Наш полк воюет на другом участке фронта. До моего отъезда домой, только и разговоров было, про подъесаула Малина.
– Кто же, этот Малин? – спросила Вера. – Не слышала о таком офицере.
– Он объявился в полосе нашей обороны недавно, – стал рассказывать Смолов. – Говорят, его отряд подчиняется лично Его Императорскому Высочеству Августейшему Походному Атаману, Великому Князю Борису Владимировичу. Кто он и откуда, никто не знает, но слава о нём быстрее ветра разносится по фронту. То взял в плен австрийского генерала со всем штабом, то взорвал склад снарядов, то угнал бронепоезд у немцев. А совсем недавно его чуть живого вынесли с неприятельской стороны. Полковой врач Ружейников, осмотревший его раны в бессознательном состоянии, высказал предположение, что где – то видел его раньше, но вспомнить так и не смог.
– Вера, ты заходи к нам завтра, тогда и поговорите с Фёдором обо всём, – протараторила Анна. – А сейчас так хочется посмотреть на игру Гринина. Я прямо обожаю его, в роли Незнамова…
Войсковая газета известили своих читателей, а также всех жителей города, что с 8 декабря начнётся продажа сахара – рафинада по сахарным карточкам по 2 фунта на человека. Продажа будет производится в тех же магазинах, в которых продавался сахарный песок, и также по алфавиту, то есть в первый день на А, Б, В, Г, а во второй на следующие четыре буквы и т. д.
Сухая, морозная погода, стоявшая почти весь ноябрь, за последние дни изменялась по несколько раз. Термометр то показывал до 10 градусов и более мороза, то поднимался до 0 и выше. Разыгравшийся буран в ночь на 7 декабря, к утру наполнил улицы и дворы толстым слоем снега. Днём буран прекратился, но с утра, 8 декабря, вновь посыпал снег, перешедший вместе с внезапным понижением температуры сначала в ледяную изморозь, а затем уже в сильный дождь.
Вера стояла в очереди у магазина Макарычева, когда почувствовала за своей спиной чей – то пристальный взгляд. Она повернула голову и увидела глаза мужа Вениамина. Он стоял, как вкопанный и широко улыбался.
– Боже мой, ты приехал, – только и смогла сказать Вера, а тут, её номер выкрикнули в очереди и она, приложив руку к груди мужа, проговорила. – Сейчас, любимый, я получу наш сахар, и мы пойдём домой…
Вениамин не стал торопить жену, как никак у него было впереди ещё целых три месяца отпуска по болезни, который ему назначили врачи в госпитале, где он лежал с тяжелой контузией. Только месяц назад к нему вернулся слух, а потом прорезался и голос. Сухощавый профессор тогда сказал, что лучшим лекарством для подъесаула будет домашний уют и тепло родного очага. Под размеренный стук колёс железнодорожного вагона он добрался до родного Уральска, где с удивлением узнал, что город испытывает нужду во всём: в хлебе, в сахаре, в мыле, в спичках, в табаке и прочие. Даже с рыбой бывали перебои на базаре. И вот, теперь, стоя возле очереди за сахаром, Вениамин услышал, что сухая нынешняя осень помогла горожанам сберечь обувь, цены на которую по своей высоте стали вне всякой конкуренции. К тому же в городе отсутствует доброкачественный сапожный товар и готовая обувь. Сапожники откровенно предупреждают своих постоянных заказчиков, что никак не могут ручаться, например, за подмётки, потому что хороших в продаже нет, а те, которые теперь продаются, «стыдно класть». Вениамин машинально глянул на свои новые хромовые сапоги и усмехнулся. В его походной укладке лежали две пары новых австрийских ботинок, которые привезли ему в госпиталь, перед самой выпиской, его казаки из отряда особой важности. Он ещё брать не хотел, мол кому они нужны в Уральске. Оказывается, нужны и ещё ох, как нужны. Войне не видно, пока, ни конца ни края…