Из книги "Корреспондентские застольные"
Их готовили в том кафе так, как если бы в нём работала шеф-поваром моя любимая бабушка, которая пекла такие вкусные блинчики с начинкой и без неё, что, попробовав, никак невозможно было остановиться. Пока они не кончались.
Располагалось кафе, на наш предвзятый взгляд, очень удобно. От училища всего десять минут бега расчётливой курсантской рысью. Или где-то пять-семь минут на трамвае. Но его ещё пока дождёшься! Для чего надо рысить, спрашиваете? Ну… Дело в том, что чаще мы посещали ту выдающуюся точку общепита, пребывая в самовольной отлучке. Да, бегали в самоволки. В самоходы, если на военном жаргоне. Злостно нарушали дисциплину, иными словами.
Но пусть кинет в меня камень тот студент, который ни разу не прогуливал лекции в институте или университете. А следом — тот курсант, который не исчезал периодически с какой-нибудь пары в училище. А потом — слушатель академии. И так далее. Если желающие сурово обойтись с автором всё же нашлись, то… вы пока поищите камни, а я продолжу.
…Сидим с однокурсником и уплетаем двойные порции горячих, с пылу, с жару блинчиков. Он с клубничным вареньем уплетает, а я и с вареньем, и со сметаной. И мне, как вы понимаете, гораздо вкуснее. Млеем. У нас в запасе ещё часа полтора до начала следующей пары. На ней надо быть в обязательном порядке. А сбежали мы с иностранной литературы, поскольку к грядущему зачёту, как юные пионеры, всегда готовы. Проще говоря, почти все рекомендованные труды зарубежных авторов давно и добросовестно прочитаны. А несколько оставшихся вне зоны нашего внимания книг на зачёте наверняка не попадутся. По закону анти-подлости.
Вы же, конечно, знаете этот замечательный закон. Он действует безотказно. Как электронные часы с батарейкой. Пока она не выдохнется в самый неподходящий момент. По закону подлости. Вот он-то, зараза, работает несравненно лучше. Со стопроцентным коэффициентом бесполезного действия. Вернее, действия вредительского. И батарейки ему не нужны. У него вечный двигатель.
Да, забыл сказать: несмотря на то, что день рабочий, а зеленоватые фосфорные стрелки на моих «старых добрых» командирских часах только-только подбираются к одиннадцати, — в небольшом зале почти все столики заняты.
А в это самое время (в глобальном смысле!) в стране происходило то, что одни резко не одобряли, а другие, наоборот, горячо приветствовали. Причём этих других, насколько помню, было неизмеримо больше. Бывший председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов, пришедший к руководству страной после ухода из жизни Л.И. Брежнева, начал твёрдо и решительно наводить порядок в притормозившей державе. Одно из самых первоочередных направлений — повсеместное укрепление трудовой дисциплины.
В народе ходили байки о том, что по будним дням в кинотеатры, рестораны, вы-ставочные залы, иные общественные заведения приходят порой специальные люди и проверяют, на каком основании тот или иной гражданин не находится на своём рабочем месте. До описываемого дня мы с приятелем этим рассказам не слишком-то и верили. Где столько специальных людей набрать?! А ничего, нашлись, знаете ли.
Я как раз, пребывая в состоянии гастрономического экстаза, дожёвывал уже не первый по счёту блинчик, когда двери кафе распахнулись, и в зал вошли трое среднего возраста мужчин в серых плащах. Один остался у дверей, второй предъявил какие-то «корочки» женщине на кассе и что-то ей негромко сказал. Та кивнула, немедленно покинула кассовый аппарат и через минуту привела женщину другую. Облечённую полномочиями, как я понял. Тем временем третий подсел к небольшой компании за соседним с нашим столом, привычно мелькнул удостоверением, и я, вовсе не прислушиваясь специально, всё равно услышал:
— Попрошу, товарищи, предъявить документы и объяснить, почему вы находитесь здесь. Вместо того, чтобы добросовестно трудиться. Также попрошу каждого указать место работы и номер телефона начальства. И советую ничего не выдумывать. До добра не доведёт.
Признаться, я буквально пристыл к стулу. Собрат-самоходчик тоже, мягко говоря, выглядел плоховато. А чего тут удивительного? Сообщат о нас в училище и… Амба! С другой стороны, мне и не были известны номера телефонов начальства. Да надо ещё учесть весьма утешительное для меня обстоятельство. Поступал-то в «бурсу» после того, как срочную полностью отслужил. Так что просто вернусь домой, где мне придётся как-то вливаться в гражданскую жизнь. Тех же, кто поступил сразу после школы, в случае отчисления ждали серые солдатские шинели. Курсантские годы, сколько бы их ни было, не учитывались.
Серьёзные безликие мужчины ходили и ходили по залу, неотвратимые, суровые и устрашающе деловитые, как в знаменитом фильме про ошибку резидента. А мысленные яркие картинки в моей «забубённой головушке» обрастали и обрастали всякими драматическими подробностями.
…Вот я появляюсь бледной тенью отца Гамлета на пороге очередного родного дома. И папа, честно отдавший Вооружённым силам уже больше тридцати лет жизни, смотрит на меня осуждающе и убито. Сильно расстроен, конечно. Мама, все эти годы привычно менявшая вместе с папой самые разнообразные места службы, смотрит скорее, нейтрально. Вроде и расстроена, но одновременно как-то и не так, чтобы уж очень. Одна только младшая сестрёнка Юлька, тоже успевшая «попутешествовать» с родителями, радуется наивно. Маленькая ещё.
…Вот я с робкой надеждой и пристыженно опущенной головой возникаю на пороге редакции газеты «Молодёжь Алтая». Дескать, не примете ли назад блудного сына? И там, кажется, руководство совсем не против того, чтобы взять в штат недоучившееся светило военной журналистики. С испытательным сроком!
Начальник моего отдела Марчук тяжело вздыхает в первую секунду, а потом немного светлеет лицом. Похоже, в отделе по-прежнему некому ездить в муторные командировки по письмам читателей. А что, нормальная картинка, оптимистическая где-то даже. Стану работать потихоньку в гражданской редакции, ездить по живописнейшему Алтайскому краю, любуясь его дикими красотами. Гонорары большие (очень большие!) буду получать. И премии всякие, конечно. Выходит, если разобраться, у меня есть реальная возможность вполне себе плавно влиться…
Нет, не хочу об этом думать! И не хочу сейчас ни в каком качестве вливаться в дружные ряды алтайской молодёжи! Она хорошая, алтайская молодёжь, и Барнаул мне нравится, но…
Я прилип к стулу и с ненавистью сверлю горящим взором последний блинчик. Из-за него всё! Из-за таких, как он, то есть.
Что за бред лезет в голову! Попутно голова делает эпохальное открытие: не все народные байки — байки.
…Один Серый Плащ по-прежнему стоял у дверей, внимательно наблюдая за посетителями. Двое других с невозмутимой методичностью подсаживались к столикам, переписывали в блокноты данные паспортов. Их владельцы бледнели, краснели, тушевались, что-то говорили. И лишь, кажется, трое из всех гостей заведения имели законные основания не пугаться этой внезапной проверки. Отпускники, должно быть. Счастливые беззаботные жители или гости города.
Нас серьёзные мужчины пока игнорировали. Приятель был бледен, я, скорее всего, тоже. Вылететь-то с третьего курса!
Но проверяющие к нам так и не подошли. Будто не видели в упор двух торчащих, как суслики в степи, курсантов. При ярких красных погонах с жёлтыми широкими полосками по краям. Притом, что торчали замершие и дышащие через раз суслики в самой середине зала.
Видимо, специальные люди имели указание военных не трогать. Когда дверь за Серыми Плащами, наконец, закрылась, над столиками секунды две-три висела тишина, а потом все разом заговорили, завозмущались, загоревали. И только мы, переглянувшись, облегчённо промолчали. А потом посмотрели на часы и…
Радостно понеслись в училище отнюдь уже не экономной походной рысью, но отчаянным стремительным галопом! Время поджимало. А радость наша, думаю, вполне понятна.
На бегу с острым сожалением вспоминал недоеденный блинчик. Неужели на самом деле смотрел на него с ненавистью?! Я же предал его!
Всё-таки душновато было в маленьком кафе. Похоже, голова ещё не совсем проветрилась...