Не знаю как я дожил до субботы. Плохо спал. Чуть не опоздал. За это время по полному имени Веры узнал ее адрес в бюро справок, но боялся даже близко подойти к дому. В субботу она уже стояла перед красными воротами синагоги, в синем платочке, почти до бровей, оглядываясь, держась за нос и делала вид, что простудилась. А рядом - лет пяти шустрая девочка, лукаво стреляла глазками. Её алая тонкая курточка от малейшего движения раздувалась, как парус кораблика.
- Вот знакомтесь, это Гита, - Вера взяла девочку за ладошку.
- Ги..та?
-Да, странное имя? Это Марк так захотел, пока я в роддоме была - он сбЕгал в ЗАГС и поставил меня перед фактом. Я злая была ужасно, что меня даже не спросил, а теперь кажется смешно все. Уникальное имя? Индийское наверно?
- Вера, а почему вы платок держите у лица?
-Ой! Забыла! Просто без вас мне страшно ужасно! С моим носом-картошкой туда зайти... вдруг старики выгонят...
там один такой...
ух, какой строгий шел...
так он своей палкой как шуганет тут дворняжку...
вдруг и меня так... - палкой?..
За мой нос?...
Вы... проведете меня туда? Я же там ничего не знаю и мне страшно... В церковь ходила раз, так все поджилки дрожали, что шиканут и выгонят! А уж тут в синагогу... ноги подкашиваются.... дайте руку...
Мы, троица взявшись за руки, зашли. Полумрак был пронизан лучами из маленьких окон. Запахи столетних книг, уложенных шеренгами на полках, и, казалось, что годами и никем не тронутых. Они пьянили воздух духом чуда и туманом сказок.
Стариков собралось как раз опять девять. Они обрадовались, что пришел десятый, хоть такой, "Авотия".
Провел Веру в женскую половину. Глазенки Гиты округлились и потемнели, голова плавно виляла по сторонам, как пржектор, осматривая этот «сказочный зал», губки беззвучно и явно открылись буквой «О».
- Сидите здесь. Старики будут молиться тут час. Вот можете почитать Тору... Пятикнижие. На русском языке. Библия. Недавно переиздали. С «ятями».
- А молиться? Помните... этот... моше-берех?
- Молитесь своими словами. Да и в Книге этой очень красивая первая глава. Как поэма. Может быть, ТАМ не словА слушают, а то КАК слОво звучит. Внутри. В сердце.
Я улыбнулся, кивнул и отошел недалеко, в мужскую часть «сказочного зала».
Сел в своем любимом дальнем углу, взял из «заначки» на верхней полке, где спрятал и куда можно было дотянуться только с моим ростом, привычную - свою рукопись Псалмов. Посмотрел искоса на Веру. Она склонила голову над Книгой. Свет окна косым солнечным столбиком брызнул на нее и на руку, которая медленно водилась по строчкам. Я тоже стал читать. «На струнных».
Ленинская комната, открытые струны пианино. На лице Веры стал вновь угадываться тот самый обрис другого лица. Шопен. Ангел, бессильно вспоминающий откуда он.
Песня Плачущего Духа.
Может быть все это из Польши?
Стал читать дальше: «...из глубины взываю...
многие восстают на меня...
многие говорят – нет спасения душе его...
но Ты – мой щит спасения».
В этот час чувствовал, что такое молитва, кому она, как надо... как надо...
Час пролетел. Мы молча вышли. Под монотонье речитатива стариков Гита уснула на лавке. Вера. Я. Что это все значит тут? Сейчас? Обернулся к ней, глядя в землю.
- Вас проводить?
- Нет... лучше нет. Послезавтра окончательный осмотр и анализ. Назначат время... Мне тут было так хорошо. Надо побыть одной. Уже не страшно. Мирно. Дочку моя мать отвезет к себе. Пока я...
- Мать?
- Да, ее Руслана зовут. Приехала. Вот. Внучку забрать в Ардамашку, пока ветер с аварии сюда еще не ... Еще раз...
- А можно мне узнать, что же завтра ваши врачи решат? Провел бы вас в больницу. Я в понедельник как раз работаю тут сутки. С 8 до 8. Вот телефон синагоги. ПозвонИте. ПозвОните?
Вера рассеянно взяла записку и ее глаза на миг тепло улыбнулись.
- Да...конечно! Вы мне так помогли. Ой! А я даже и не знаю как вас зовут?
Тут уж я опешил. Не думал что спросит сейчас. Ведь могла спросить и раньше. А настоящее имя нельзя. Может узнать. Вспомнил, что отец говорил, что хотел меня назвать именем своего отца - Айзек. Но был 53й и он боялся. Так, по первой букве и назвал. Алик.
- Я – Айзек.
Вера усмехнулась.
- Тоже странное имя? Опять индийское тоже? Ха! Индийцы... кругом одни индийцы! Вокруг меня.
Мы расстались, и в понедельник, сидя в своей будке во дворе, я ждал звонка с восьми утра. И был звонок. 8-05. Медленный старческий голос, сквозь всхлип.
- Это к вам звонит Рухл...
Сердце мое упало. Руслана – это ведь может быть призводное от Рухл? Или нет? По первой букве, или как там у нас? Это мать Веры?! Но ее мать – явно русская, там еврейским духом и не пахло! Ее нос вообще не верина картошка, а .... Она приезжала как-то в общежитие проведать Веру – там видел ее мельком и удивился ее заметному «пятачку».
С ужасом ждал, что же Рухл будет говорить дальше.
- Рухл? А кто вы?
- Я жена Моше. Он у вас работал до пятницы. На записях. Нет больше его. В субботу умер. Некому записывать моше-берех. Передайте там... кому надо. Старосте. Его все знают. Знали.
Б-же Милостивый и Милосердный! Я же мысленно... что-то такое на Моше плохое подумал! Из-за этих несчастных 25 синих "раковых" рублей! Из глубины взываю, к тебе Моше – прости меня! Дурень я! Стыд! Стыд!
Вспомнил, как он почти каждый день, волоча распухшую ногу, приходил и садился тут, записывал моше-берех, собирал мелочь пожертвований в жестяную коробку с чахлым замочком, - «пушку».
Пусть земля и твоей ноге будет пухом, а Небо – душе твоей жилищем приятным и Израиля шатром прекрасным! Ты – истинный из народа, «который живет отдельно», а я – кто я? Ассимилянт? Отщепенец? Отрезанный ломоть? Желтый лист? Голос, плачущий в пустыне из глубины: «...услышь меня и исправь шаги мои...»? К своим не пристану, и от чужих бегу!
...... I’m dying of thirst beside the fountain,
...... Hot as fire, and with chattering teeth.
...... In my own land, I’m in a far domain.
...... Near the flame, I shiver beyond belief… …
...... Other people are excited, as though they were at a parade. I alone don't care;
...... I alone am expressionless, like an infant before it can smile.
Глава 4 http://www.proza.ru/2020/04/03/90