Глава 25. Июльское восстание большевиков. Введение диктатуры Временного правительства. После июльское преследование большевиков. VII съезд РСДРП(б). Подготовка Ленина к реваншу.
2 июля кадеты вышли из правительства под предлогом несогласия с решением большинства признать украинскую Центральную Раду. В столицу были подтянуты верные правительству добровольческие формирования ударные батальоны. Одновременно 6 полков, в том числе запасные пулеметные полки, получили приказ выступить на фронт. Это было нарушением мартовского соглашения Совета с правительством о не выводе войск Петроградского гарнизона из столицы. Пулеметчики разослали агитаторов по полкам и заводам с призывом к выступлению. Это застало руководство большевиков якобы врасплох, специально Ленин в это время уезжал в Финляндию в отпуск, но к событиям срочно вернулся в Петроград. На заседании ЦК партии он, преодолев сопротивление руководителей Военной организации, добился решения о мирной демонстрации. Однако события, вышли из-под контроля, из-за отсутствия опыта оперативного управления большими массами людей.
4 июля, многотысячные отряды вооруженных солдат, матросов, прибывших из Кронштадта, и рабочих «Красной Гвардии», заполнили центр города. Основным лозунгом вооруженной демонстрации было оказание давления на ВЦИК Советов с целью создания советского правительства. Однако ВЦИК отклонил это требование. Командование гарнизона, заранее разместило на чердаках зданий, по маршруту движения манифестации, пулемётные расчёты. Анархически настроенные демонстранты, получив соответствующие указания, начали стрелять по зданиям на чердаках которых были установлены пулемёты. Приём разжигания боевых действий, который боевики начали применять с восстаний 1905 года, с чердаков ответили пулемётным огнем. По данным врачей, было 16 убитых, 40 умерло от ран и около 650 было ранено. Временное правительство и ВЦИК Советов обвинили большевиков в заговоре, с целью взятия власти. Начались аресты их руководителей, была разгромлена редакция газеты «Правда».
С фронта были вызваны верные правительству войска. В газеты было передано обвинение Ленина в шпионаже в пользу Германии.
7 июля, был отдан приказ об аресте Ленина. Ленин с Зиновьевым скрывались сначала в Петрограде, потом возле Сестрорецка, в шалаше за озером Разлив, а осенью перебрались в Финляндию. Обвинение против них так никогда и не рассматривалось. Почему Зиновьев (Евсей Аронович Радомысльский) был рядом с Лениным, потому что для конспирации от преследователей, они оба были переодеты под чухонских крестьян батраков, подрабатывавших на сенокосе, в это время года. Причём у Ленина и Зиновьева были сбриты бороды и усы. Но поскольку картавость Ленина было невозможно загримировать, по легенде он был «глухонемой», а Зиновьев играл роль его напарника-поводыря.
Мятежные полки гарнизона были разоружены и расформированы, выведены из Петрограда, отправлены на фронт.
8 июля, сформировав вторую коалицию и выступив с декларацией правительства, Керенский начал формирование третьей коалиции. Вторая коалиция организовалась «самочинно». Но она была недоделана, нескольких министров в ней не хватало. После июльского удара Керенский, став главой кабинета, поставил себе целью сформировать совершенно новый кабинет, третью коалицию, «под себя». Формируя этот кабинет, Керенский бросался портфелями и назначениями, как мячиками. Министры на пять минут стали сменяться одни другими. Этим расшатывалась «диктаторская» власть, ибо принимать «диктатора» всерьез не было возможности. Керенский уже не замечал этого и продолжал свою потеху.
9 июля, Армия быстро теряла боеспособность. Положение на фронте было очень напряженным. Комитет 11-й армии 9 июля послал на имя Временного правительства, Верховного главнокомандующего и ВЦИК телеграмму, «Начавшееся немецкое наступление разрастается в неизмеримое бедствие, угрожающее, быть может, гибелью революционной России. В настроении частей, двинутых недавно вперед героическими усилиями сознательного меньшинства, определился резкий и гибельный перелом. Большинство частей находится в состоянии всевозрастающего разложения. О власти и повиновении нет уже и речи. Уговоры и убеждения потеряли силу. На них отвечают угрозами, а иногда и расстрелом. Некоторые части самовольно уходят с позиций, даже не дожидаясь подхода противника. На протяжении сотни верст в тыл тянутся вереницы беглецов с ружьями и без них, здоровых, бодрых, потерявших всякий стыд, чувствующих себя совершенно безнаказанными. Члены армейского и фронтового комитетов и комиссары единодушно признают, что положение требует самых крайних мер. Сегодня, главнокомандующим Юго-Западным фронтом, генерал-лейтенантом Деникиным и командиром 11-й армии, с согласия комиссаров и комитетов, отданы приказы о стрельбе по бегущим. Пусть вся страна узнает правду, пусть она содрогнется и найдет в себе решимость беспощадно обрушиться на тех, кто малодушием губит и продает Россию и революцию».
Такова была картина на фронте. Керенский в ответной телеграмме «горячо одобрил» расстрел бегущих «свободных граждан». При таких условиях естественно и неизбежно на очередь становился вопрос о диктатуре, неизбежно не только у буржуазной, но и у советской части коалиционного Временного правительства возникало стремление к сильной власти. Диктатура была объективно необходима. Вопрос был только в том, чья именно диктатура требовалась при данных условиях, и кто должен стать диктатором.
При Керенском, речь могла идти только о буржуазной диктатуре. Но тут возникал другой вопрос, возможна ли действительная диктатура Керенского, удастся ли её установить, подобную диктатуру.
И в результате, через три дня после назначения Керенского премьером, представители президиума ВЦИК, во главе с Чхеидзе, выступили перед членами ВЦИК, которых было избрано на I Съезде Советов 320 человек, с требованием установления диктатуры.
В воскресенье, 9-го, к вечеру, в Белом зале началось объединенное, с крестьянским ЦИК, заседание и продолжалось чуть не всю ночь. Правые хозяйственные мужички, помесь черносотенства и эсерства, истинная социальная опора нового правительства, Керенского и Церетели, выглядели хозяевами положения. Когда Войтинский, докладывая итоги июльских событий, он сказал, что их не вызывала и в них не виновна ни одна советская партия, мужички рычали, радуя слух Чайковского и Авксентьева. Но это была не главная часть заседания. Главную часть провел, Церетели.
Церетели вернулся к кризису власти, отметил, как благополучно и удачно он был разрешен, а затем нарисовал мрачную и страшную картину внутреннего и военного положения России. В частности, он огласил телеграмму командующего Деникина с фронта. Это были предпосылки. А выводы были те, что необходимо сделать новое правительство сильной властью, снабдив его неограниченными полномочиями.
На подмогу выступил и Дан. Исходя из левых соображений, он поставил, в интересах правых, все точки над «и», «Мы не должны закрывать глаза на то, сказал он, что Россия стоит перед военной диктатурой. Мы обязаны вырвать штык из рук военной диктатуры. А это мы можем сделать только признанием Временного правительства «Комитетом общественного спасения». Мы должны дать ему неограниченные полномочия, чтобы оно могло в корне подорвать анархию слева и контрреволюцию справа. Не знаю, сможет ли уже правительство спасти революцию, но мы обязаны сделать последние попытки. Только в единении революционной демократии с правительством спасение России».
Эта резолюция гласила, «Признавая положение на фронте и внутри страны угрожающим военным разгромом, крушением революции и торжеством контрреволюционных сил, объединенное собрание ЦИК Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов постановляет:
1) Страна и революция в опасности.
2) Временное правительство объявляется правительством спасения революции. 3) За ним признаются неограниченные полномочия для восстановления организации и дисциплины в армии, решительной борьбы со всякими проявлениями контрреволюции и анархии и для проведения той программы положительных мероприятий, которая намечена в декларации от 8 июля.
4) Обо всей своей деятельности министры-социалисты докладывают объединенному ЦИК, не менее двух раз в неделю».
На следующий день, после тех же примерно докладов и речей, та же резолюция, «О придании неограниченных полномочий Временному правительству», была принята в Петербургском Совете. Официальные формулы об «опасности» и «спасении» были совершенно бесплодны, и в деловой своей части, о передаче правительству неограниченных полномочий, резолюция не имела никакого значения. Даже кадетская газета «Речь», отметила никчёмность и фактическую бессодержательность резолюции «о диктатуре».
Юридически «диктатура» была не доделана, так как часть министров правительства обязывалась постоянной отчетностью перед Советом. Кроме того, правительство по-прежнему не имело ни авторитетного аппарата, ни реальной силы в своем «свободном» и «независимом» распоряжении.
Оно не могло ни водворить в стране порядок, ни восстановить дисциплину в армии, ни реставрировать диктатуру капитала, в соответствии со своей фактической программой. Такая «диктатура» правительства не могла удовлетворить финансовую и промышленную буржуазию.
Президиума ВЦИК Совета настоял на устранении от командования Петроградским гарнизоном Половцева, ликвидировавшего июльское выступление большевиков, который со своим главным штабом был источником силы и покровителем правительства.
После подавления большевистского выступления, наступила депрессия и среди матросов. Ультиматум Керенского о подчинении и выдаче зачинщиков июльского мятежа был принят с полной покорностью. Флотские организации и общие собрания кораблей, вслед за частями гарнизона, стали обращаться с повинными просьбами, просили назначить следственные комиссии, чтобы те сами нашли зачинщиков июльского выступления и объявляли о полном доверии новой коалиции. Матросы выражали полную готовность беспрекословно подчиняться новому правительству.
Так поступил и красный Кронштадт. В соответствии с ультиматомом, предъявленным Кронштадскому Совету, прокурором Временного правительства Александром Зарудным, Совет направил делегацию кронштадцев, во главе с председателем Совета, Раскольникова, на суд к первому помощнику морского министра, капитану 1-го ранга Дудорову, автору телеграммы о потоплении судов из Гельсингфорса, подводными лодками, в случае их движения в сторону Петрограда, и обвинившего Кронштадский Совет в защите интересов Германии. Воспользовавшись таким настроением, правительство потребовало от «кронштадтцев» освобождения ранее арестованных флотских офицеров из кронштадтских тюрем, и на этот раз требование было немедленно исполнено.
Ультиматум прокурора имел смысл только в качестве нарочитой и жестокой экзекуции. В Гельсингфорсе весь гарнизон и флот были за одно с финнами. Попытка «прибегнуть к силе» была бы конфузом на всю Европу. Но июльские министры были готовы на все, чтобы угодить биржевикам, их кадетским идеологам и контрреволюционному мещанству. При данной ситуации, кронштадтских вождей можно было арестовать попросту и без затей, как Каменева, Коллонтай и других. Раскольников и Ремнев были арестованы волею своей собственной армии. Рошаль, председатель горкома РСДРП(б) и член исполкома Кронштадтского Совета, сначала последовал примеру Ленина и Зиновьева, скрывался, но передумал и сам сдался в руки властей.
Реакция и депрессия, после июльского провала, глубоко проникли и в самый авангард, в самую надежную опору большевиков, в толщу петербургских рабочих. В самые июльские дни, фабкомы издавали резолюции против содействия большевикам. Теперь было хуже. Целый ряд заводов, отмежевываясь от большевиков, вслед за воинскими частями горячо поддерживал новую коалицию.
Буржуазия воспрянула и рвалась в бой. Атмосфера прочной, глубокой реакции хорошо ощущалась всеми. Почва для действительной диктатуры была благоприятной. Буржуазия получила новые полномочия, «неограниченные» права. Каковы же были дела новой коалиции. Теперь Россия уже не была «самой свободной в мире страной», а уподобилась «великим демократиям Запада», где революционные элементы, противники войны, сидели по тюрьмам.
11 июля, известный боевик-эсер Борис Савинков, состоявший при Корнилове, комиссаром Юго-Западного фронта, с двумя не столь известными своими товарищами, со своим помощником Гобечиа и комиссаром 8-й армии Филоненко, послали на имя Керенского телеграмму. Ее напечатали жирным шрифтом во всей «правительственной» прессе. Телеграмма в категорических, патриотических выражениях требовала восстановления смертной казни на фронте «изменникам, покинувшим боевые позиции и тем, кто отказывается выполнять приказания командиров в боевых условиях».
Одновременно и сам генерал Корнилов в совершенно своеобразной для «солдата» форме опубликовал в печати свое требование, «Армия обезумевших темных людей, не ограждаемых властью от систематического развращения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит. На полях, которые нельзя даже назвать полями сражения, царит сплошной ужас, позор и срам. Необходимо немедленно, в качестве временной меры, введение смертной казни и полевых судов на театре военных действий».
12 июля, Правительство восстановило смертную казнь за неповиновение приказу на фронте. Премьер Львов ушел в отставку. Его место занял Керенский, со¬хранивший и пост военного и морского министра. Формирование 2-го коа-лиционного правительства заняло почти месяц. В конце июля его состави¬ли 8 представителей буржуазии, 7 социалистов и 2 беспартийных. Решение Временного правительства о переходе в наступление на фронте, а также его компромиссное соглашение с Центральной Радой, требовавшей широкой автономии для Украины спровоцировали новый политический кризис, последствия которого оказались весьма далеко идущими. Июльские события коренным образом изменили ситуацию. Подтянув к столице верные ему части, Временное правительство получило, наконец, вооруженную опору. Советы, согласившись на разоружение и вывод из Петрограда революционных полков, эту опору потеряли. Мирный период сотрудничества демократического Временного правительства и социал-демократических Советов, как его называли «Двоевластие», а вместе с ним и мирный период революции закончились. Но росла и крепла «третья власть», вооружённые отряды рабочих, «Красная гвардия» и сторонники Ленина, среди солдатской массы, возглавляемые большевиками.
Примечание: «Красная гвардия», добровольные вооружённые отряды, создававшиеся территориальными партийными организациями РСДРП(б) для осуществления переворота по захвату власти в марте-апреле 1917 года в России, и для Гражданской войны. Ленин обосновал создание вооружённых отрядов «Красной гвардии», он писал, «Не в "новых мотивах" нехватка, почтеннейшие Маниловы, а в военной силе, в военной силе революционного народа, а не народа вообще, которая состоит:
1) в вооруженном пролетариате и крестьянстве.
2) в организованных передовых отрядах из представителей этих
классов.
3) в готовых перейти на сторону народа частях войска. Взятое все
вместе, это и составляет революционную армию».
Надо заметить, что в России, этого периода, и рабочий, и солдат имел тесную связь с деревней, с крестьянином. Это был единый русский народ. Предтечей образования «Красной гвардии», в Петрограде, были вооружённые отряды рабочей и заводской милиции. До сентября 1917 года, отряды были сформированы в 104 промышленных центрах, общая численность формирований составляла 250 тысяч человек. Отряды «Красной гвардии» принимали участие в подавлении августовского «мятежа» Корнилова, существовали при Временном правительстве легально.
Очередное, вновь сформированное, после очередного кризиса, правительство, прежде всего, энергично продолжало обыски, аресты, разоружения и всякие преследования большевиков. Оно делало это руками советского лидера и министра внутренних дел в правительстве Керенского, меньшевика Церетели, и не только, в этих операциях принимали активное участие и представители Исполкома Петросовета, особенно активно, Михаил Либер (Гольдман), свояк Феликса Дзержинского.
Военные власти, во главе с «представителем демократии» Керенским, также действовали вовсю. Определенно взятый правительственный курс развязал широкую частную инициативу. Самочинные группы офицеров, юнкеров, и «золотой молодежи» бросились «помогать» новой власти, которая явно стремилась проявить себя в качестве «сильной власти». Разоружались не только мятежные полки и батальоны. Едва ли не большее внимание было устремлено на рабочие районы. Там разоружалась рабочая «Красная гвардия». Конфискованного оружия набиралось огромное количество. Попутно производились аресты, но большинство задержанных приходилось отпускать, из-за отсутствия состава преступления.
Большевиков ловили и сажали всех, кто попадется. Керенский и его военные соратники определенно стремились стереть их с лица земли и перевести на нелегальное положение. Но советские сферы сдерживали патриотический восторг победителей. Объявить формально большевизм, как таковой, за пределами легальности все-таки не удалось, согласно изданной резолюции ВЦИК Совета, не допустившей этого. Из большевистских руководителей, в июльские дни, был арестован, один Каменев, затем через несколько дней, при возвращении из Стокгольма, была арестована на границе Коллонтай, та же участь постигла Рошаля. Ленин и Зиновьев скрылись, официально. Троцкий, Сталин, Стасова не ночевали дома и находились «неизвестно где». Раскольников отсиживался в Кронштадте, под охраной своей армии. Но надо сказать, полицейский аппарат революционного правительства был еще слаб, плохо информирован, и второстепенных большевистских вождей, имена которых не фигурировали в газетах, просто не знал.
Ленин и Зиновьев из своего «подполья» прислали в газету «Новая жизнь» письмо, подписанное и Каменевым. Это было письмо-оправдание по существу обвинения в мятеже. Письмо произвело на редакцию пренеприятное впечатление, так как требовать реабилитации и полемизировать из-за пределов досягаемости, «из-за угла», в то время было не принято. Редактор, сделал к письму Ленина резолюцию, которая гласила, что имеется следственная комиссия, которая и разберет существо дела, в печать письмо не пустили.
Причину июльского восстания большевиков, можно объяснить возникшей необходимостью дестабилизировать политическую обстановку в Петрограде и в России. Большевики, принуждая ВЦИК Совета взять власть в свои руки, под угрозой уничтожения членов ВЦИК и его бюро, в Таврическом дворце, отрицательно воздействовали на обстановку на российско-германском фронте. В это время русские войска проводили успешные наступательные операции против германо-австрийских войск в Галиции.
Почти все большевистские вожди, после июльских событий исчезли с легальной арены, ушли в подполье. Налицо были Луначарский, Рязанов, да еще, для представительства во ВЦИК, был прислан москвич Виктор Ногин, одна из важнейших фигур Московского Совета, один из старейших большевиков, но имевший небольшой авторитет среди своих соратников. Правительству надо было Советы стереть с лица земли, избавится от конкурента в борьбе за власть.
В Москве и в провинции, с их более отсталым, полу-крестьянским, эсеровским пролетариатом, было другое соотношение, большевизм в Советах расцветал за счет значительного представительства солдатских депутатов. И в июльские дни, эти солдатские делегаты в местных Советах, сыграли роль защитников большевиков.
Но движение повсюду было подавлено довольно легко. Командующий войсками Московского военного округа, будущий министр очередного состава Временного правительства, полковник Александр Верховский, в изданном им приказе писал, «В полном согласии с Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, я пушками беспощадно подавил контрреволюцию в Нижнем Новгороде, Липецке, Ельце и Владимире и так же я поступлю со всеми, кто с оружием пойдет против свободы, против решений всего народа». Он состоял в Партии социалистов-революционеров. Был произведён в полковники. С 31 мая 1917 года, командовал войсками Московского военного округа. В июле 1917 года, находившиеся под его командованием войска, подавили солдатские выступления в Нижнем Новгороде, Твери, Владимире, Липецке, Ельце и других городах. Эти действия Верховского получили поддержку со стороны Совета рабочих и солдатских депутатов, большинство в котором составляли эсеры и социал-демократы-меньшевики. В августе 1917 года, принял активное участие в подавлении Корниловского мятежа. Объявил Московский военный округ на военном положении, выделил пять полков для нанесения удара по Могилёву, где находилась Ставка верховного главнокомандующего Корнилова. По его приказу были арестованы или смещены со своих должностей сторонники Корнилова в Москве, проведены обыски в Московском отделе Союза офицеров армии и флота.
Примечание: Александр Иванович Верховский, родился в 1886 году, в Санкт-Петербург, в семье родовых дворян. Обучался в Пажеском корпусе. Был исключён из корпуса, лишён звания камер-пажа и отправлен в унтер-офицерском звании на фронт Русско-японской войны, за неподобающие разговоры с нижними чинами.
Активно поддержал Февральскую революцию, в марте 1917 года, был избран членом и товарищем председателя Севастопольского совета рабочих депутатов. Активно сотрудничал с адмиралом Колчаком по поддержанию дисциплины и воинского порядка в Севастопольском гарнизоне.
С 30 августа 1917 года года, военный министр Временного правительства, был произведён в генерал-майоры. В сентябре 1917 года входил в состав Директории, в состав которой вошли пять министров во главе с Александром Керенским. Был сторонником решительных социальных реформ, либо создания «однородного социалистического правительства» посредством компромисса с умеренными большевиками. Провёл частичную демобилизацию в Российской армии, старался повысить боеспособность разваливавшейся армии.
В декабре 1917 года, по поручению руководства партии эсеров прибыл в Киев для организации, совместно с Украинской Радой, борьбы против советской власти путём создания «армии Учредительного собрания».
18 октября, 1917 года, на заседании Временного правительства, выступил за заключение мира с Германией, но не получил поддержки остальных членов правительства, в связи с этим подал рапорт об отставке, лишился министерского портфеля.
С июня 1918 года находился в заключении в петроградской тюрьме «Кресты». В декабре 1918 года был освобождён и вступил в Красную армию, служил начальником оперативного отдела штаба Петроградского военного округа. С октября 1919 года, инспектор военно-учебных заведений Запасной армии, читал курс тактики на Казанских инженерных курсах. Со 2 мая 1920 года, член Особого совещания при Главнокомандующем. Со 2 июня 1920 года состоял в распоряжении Главного управления военно-учебных заведений. С 12 августа 1920 года, главный инспектор военно-учебных заведений республики, начальник штаба Северо-Кавказского военного округа.
В 1922 году был военным экспертом советской делегации на Генуэзской международной конференции.
С 1921 года, преподаватель, с июня 1922 года, главный руководитель Военной академии РККА, руководитель Военно-академических курсов высшего комсостава РККА, старший преподаватель Военной академии РККА, с 1927 года, профессор.
Автор ряда работ по военной теории и истории. В своих военных разработках, Верховский пришёл к выводу, что массовые армии, подобные армиям России и других участников Первой мировой войны, будут заменены мобильными, элитными вооружёнными силами, на контрактной основе. Такая позиция Верховского, вызывала резкую критику со стороны Высшего командования Красной Армии и советских военных теоретиков, бывших сторонниками массовых армий. Он призывал больше внимания уделять обороне, а не планировать войну на территории противника.
С 1935 года, преподавал на курсах «Выстрел», в Военной академии имени Фрунзе. С 1936 года, старший руководитель кафедры тактики высших соединений Военной академии Генерального штаба.
11 марта 1938 года был в очередной раз арестован. Он был обвинён в активной вредительской деятельности, в участии в антисоветском военном заговоре, в подготовке террористических актов против руководителей партии и правительства.
9 августа 1938 года приговорён к расстрелу Военной коллегией Верховного суда. В тот же день расстрелян и захоронен на расстрельном полигоне «Коммунарка», под Москвой. Факт его расстрела скрывался и замалчивался. В официальной исторической литературе указывали, что он скончался в 1941 году.
12 июля, Временное правительство постановило, «предоставить в виде временной меры военному министру и управляющему министерства внутренних дел, закрывать повременные издания, призывающие к неповиновению военным властям и содержащие призывы к насилию и к гражданской войне». На этом основании были закрыты 14-го числа большевистские газеты: «Правда», кронштадтский «Голос правды», «Окопная правда». Эти действия были произволом, никакого следствия не проводилось, закрытие было проведено «явочным» порядком.
Несмотря на разгром, большевистские издания быстро возобновились и продолжали выходить под другими названиями.
Тогда же правительство распорядилось о восстановлении военной цензуры. Две власти, Временное правительство и эсеро-меньшевистские Советы совместно принимали меры, по уничтожению третьей власти, большевиков-ленинцев.
13 июля, в газетах было опубликовано Постановление «О восстановление смертной казни на фронте». В нём писалось, «В полном сознании тяжести лежащей на нем ответственности, Временное правительство учреждает «военно-революционные суды» и устанавливает смертную казнь, через расстреляние, за нижеследующие преступления: за измену, за побег к неприятелю, за бегство с поля сражения, за уклонение от участия в бою, за подстрекательство или возбуждение к сдаче, к бегству или уклонению от сопротивления и тому подобные деяния».
Все эти, вызывающие, контрреволюционные акты проделывались главным образом для цели умилостивления фабрикантов и биржевиков-финансистов. Их доверие надо было заслужить. Это была контрреволюция, но она была «законная», потому что революция в России была буржуазная. Керенский, как буржуазный министр, проделывал все это «по убеждению», считал это своим государственным или «революционным» долгом, не видя во всем этом никакого компромисса. Но лидеры Советов, Церетели, Чхеидзе, Дан, Чернов осознавали, ради чего проводилась политика уступок буржуазии, ради завершения буржуазной революции. Такая политика не устраивала Ленина и большевиков.
Вторая коалиция организовалась «самочинно». Но она была недоделана, нескольких министров в ней не хватало. После июльского удара Керенский, став главой кабинета, поставил себе целью сформировать совершенно новый кабинет, вторую коалицию, «под себя». Формируя этот кабинет, Керенский бросался портфелями и назначениями, как мячиками. Министры на пять минут стали сменяться одни другими. Этим расшатывалась «диктаторская» власть, ибо принимать «диктатора» всерьез не было возможности. Керенский уже не замечал этого и продолжал свою «потеху».
14-ого июля, на фронте земли, при второй коалиции, за демократией числилась победа. 14-го числа, как-то совершенно внезапно был наконец принят правительством декрет «О запрещении земельных сделок без разрешения земельных комитетов и без утверждения министра земледелия». Это была действительно победа, это был акт, который был предметом вожделений, борьбы и волнений огромных крестьянских масс, это было ближайшее требование Совета. И коалиция наконец пошла на уступку Чернову. О чисто продовольственных делах докладывал министр Пешехонов, который с первого же слова объявил положение угрожающим. Об этом писали и говорили очень много. Армия уже давно перебивалась кое-как, и огромное дезертирство было в огромной степени связано именно с голодом. На местах начинались голодные беспорядки. Снабжение крупных центров падало день ото дня. Рынки быстро пустели и требовали огромных средств, которые имелись только у буржуазии. Карточный паек был уже вполне голодным. В Петербурге он равнялся тогда для лиц, занятых физическим трудом: хлеба 600 гр. в день, крупы 1200 гр. в месяц, мяса 400 гр. в неделю, масла 150 гр. в неделю и 5 яиц в неделю. Но это была только норма, которая далеко не совпадала с практикой.Петроград и армию "загоняли" в голодовку.
Вся после июльская обстановка способствовала тому, что говорили теперь не о мире, а о войне «в согласии договора с союзниками».
15 июля, бюро ЦИК избрал комиссию во главе с Чхеидзе «для руководства предстоящими похоронами воинов, павших при исполнении революционного долга в дни 3–5 июля». Эти воины были не кто иные, как семь казаков, погибших при подавлении июльского выступления большевиков. О других жертвах июльских дней, речи не было, их похоронили безо всякой помпы. Но казаки заведомо стреляли в отряды большевиков. Совет съезда казаков и думский комитет видели в павших казаках героев, погибших от руки большевиков, «германских агентов», и настаивали на особо торжественных похоронах. Керенский был на поводу у думского комитета, который открыто требовал разгона Совета, Церетели был на поводу у Керенского, который вёл свою тайную политику.
Церемониал похорон был разработан и утвержден, Советом съезда казаков и комиссией ВЦИК. И церемониал этот начинался с божественной литургии в Исаакиевском соборе, продолжался певчими, духовенством, венками.
Похороны казаков, погибших при подавлении июльского восстания, вылились в огромную, контрреволюционную манифестацию. Торжественный крестный ход, погребальный звон, два хора певчих, „Коль славен“, ничего красного на плакатах, только черный цвет. В собор прибыли Родзянко с товарищами, дипломатический корпус, иностранные послы, Керенский со всеми высшими военными и гражданскими властями. Делегации и венки, от всевозможных общественных организаций, от кадетской партии, от союза георгиевских кавалеров и от обоих ЦИК, рабочих и солдат, и крестьянского. Гробы из собора, после «отпевания» выносили на руках Керенский, Львов, Милюков, Родзянко. Министр-президент, по выходу на паперти, не упустил произнести „революционную“ речь, в которой „во имя крови невинно погибших“ клялся впредь „беспощадно пресекать анархию и беспорядки“. Невский был запружен несметной толпой горожан, получивших немалое удовольствие от давно невиданного зрелища, и понимавших его, как поворот в политике в сторону возврата к старым порядкам.
16 июля, Сессия пленума ВЦИК Совета открылась в воскресенье, 16-го. Белый зал был почти заполнен депутатами объединенных центральных исполнительных комитетов. В порядок же дня, бюро ВЦИК, для начала поставила безобидную тему, доклады с мест. Был интересен, объективен и корректен доклад меньшевика Венгерова, специалиста по военным делам, прибывшего из армии. Как и другие представители фронта, от утверждал, что армия не может ни наступать, ни воевать, совсем не по причине злонамеренной большевистской агитации, а в силу всеобщей разрухи в государстве и на фронте. Начинающиеся ныне репрессии: расстреливания, аресты, смертные казни и преследования армейских организаций, только усилят общую разруху. Интересны были и многие доклады из провинции. Они вскрыли картины полнейшего безвластия, разрухи и начавшегося разочарования масс в революции, в способности правительства отвечать на чаяния народа одними репрессиями, что совсем не спасает страну и революцию. Провинциальные члены ВЦИК принадлежали исключительно к правящему блоку, но они вкусили подлинной жизни и принуждены были по факту происходящих событий делать выводы. Они призывали Совет к твердости, а массы к сплочению вокруг него. Бюро ВЦИК слышать все это было не по вкусу. Такой пленум ему был решительно ни к чему.
Центральным пунктом был все-таки вопрос о власти, который снять было нельзя. Вопрос этот был поставлен на следующий день. Взяв слово по повестке обсуждаемого вопроса, Троцкий, но начал обсуждение июльских дней, «неправда, говорил он, что большевики организовали выступление 3 и 4 июля. Единственным нашим лозунгом был «Вся власть Советам!». К вооруженным выступлениям, к авантюрам мы не звали. О восстании тут говорить не приходится. Создается невыносимая атмосфера клеветнических обвинений. Голоса из зала «Правильные обвинения!». Здесь, в зале, есть люди, бросающие обвинения Ленину и Зиновьеву в том, что они, наемники Вильгельма. Ленину, революционеру, всей жизнью своей доказавшему свою преданность пролетарскому делу! Дело революционной диктатуры, расправиться с большевистскими вождями, если они совершили преступление против революции. Но не позволяйте в этом учреждении говорить об их подкупности. Ибо это голос подлости». Троцкий, воспользовался трибуной для озвучивания ленинской политики, что официально засвидетельствовало о его переходе в стан большевиков.
с 18-го числа, Временное правительство обосновалось в Зимнем дворце, а первый министр, Керенский, там и поселился, в покоях императрицы. После этого, острословы-петербуржцы стали его называть «Александрой Фёдоровной». Для охраны своей персоны, Керенский выставил 1-й Петроградский женский Батальон смерти, под командованием лейб-гвардии Кексгольмского полка, штабс-капитана Лоскова.
С этого же дня и ВЦИК Советов начал понемногу перебираться из Таврического дворца в Смольный, поближе к Финляндскому вокзалу.
19 июля, было опубликовано торжественное обращение Временного правительства к союзным державам по случаю третьей годовщины войны. Этот документ был подписан «циммервальдцами» Церетели, Скобелевым и Черновым. Тут не было не только ни намека на мир, на обещанные конференции и на что-либо подобное. Тут были вместо этого не только одни клятвы «в непреклонной решимости продолжать войну, не отступая ни перед какими трудностями», и «с новым мужеством делать все нужные приготовления для дальнейшей кампании». В документе было, оправдание за неудачу провалившегося наступления русской армии, путем шельмования русской армии, «забывшей свой долг под влиянием агитации безответственных элементов, использованных неприятельскими агентами и вызвавших восстание в Петрограде». «Первая и вторая власть», валили все свои промахи и провалы в управлении, на большевиков, на «третью власть», на народные массы.
21-ого июля Керенский, прибегнул к своему излюбленному приёму, провокации. Он подал прошение «об отставке» и немедленно уехал в Финляндию, поехал отдохнуть в свою усадьбу на берегу залива, в предместье города Ханко. Подал письмо-прошение с просьбой освободить его от всех занимаемых должностей, заместителю премьер-министра Некрасову, с которым они состояли, по совместительству, в одной масонской ложе. Одновременно с Керенским подали в отставку и прочие министры-капиталисты, включая премьера князя Львова и самого Некрасова. Россия была «обезглавлена», Отечество было в опасности! На кого Керенский мог оставить Россию. Как он мог добровольно, так вдруг покинуть вожделенную верховную власть, за которую со многими стремящимися к ней, он постоянно боролся, а тут «нате, пожалуйста, подбирайте». Было проведено срочное совещание правительства, по вопросу кризиса власти и по формированию новой коалиции. С подачи Некрасова, в премьеры был рекомендован Керенский, и решение вопроса формирования правительственного кабинета, было возложено на Керенского. За 5 месяцев участия в правительстве, Керенский получил третью должность, на этот раз, высшую, премьер министр, сохранив за собой и пост военного и морского министра. Всё время рядом оставался Некрасов, сохранивший пост товарища премьер-министра и получивший пост министра финансов.
К тому же, накануне «отставки», Керенский уволил главнокомандующего генерала Брусилова, назначив на место главнокомандующего генерала Корнилова, своего будущего «августовского» соперника за верховную власть.
Деятельность «брошенного» Временного правительства протекала под руководством и присмотром министров-социалистов. В Советах, по-прежнему бессменно царствовал, не управляя, Чхеидзе. При нем же, как и раньше, неотлучно состоял фактический управитель Советов, «правительственный комиссар» Церетели. Его не простые обязанности министра почт и телеграфа правительства, не оторвали Церетели от дел Совета.
22 июля, с утра «полномочный глава страны и правительства», как отныне называл себя Керенский, вернулся в Петербурге, из Финляндии. И в тот же день он выпустил прокламацию, где возвещалось, «Керенский приемлет на себя тяжкий долг, возложенный на него совещанием партий. Он предполагает при этом «исходить из тех начал, которые были преемственно выработаны и изложены в декларациях». А затем еще прибавляет нечто, непредусмотренное ни «историческим», ни каким-либо другим совещанием. «Вместе с тем, объявляет он, я как глава правительства нахожу неизбежным ввести изменение в порядок и распределение работ правительства, не считая себя вправе останавливаться перед тем, что изменения эти увеличат мою ответственность в делах верховного управления». Это не вызывало ни у кого, никаких сомнений, появился русский «бонапарт».
При формировании очередного, третьего по счёту, правительства, Керенский обратился, не в официальные органы партий и союзов, а персонально к лидерам кадетов и биржевиков. Керенский поступил так потому, что он желал создать вполне независимое правительство, свободное решительно от всяких влияний, чтобы ни одна организация не могла навязывать ему их волю. Лидеры и кадетов, и биржевиков стремились к тому же, только в отношении самих себя. Они «в принципе» согласились с предложениями Керенского, с полной готовностью, приветствуя такой оборот дела.
Верховный главнокомандующий, генерал Корнилов выступил со своей собственной декларацией. Тон его телеграммы на имя Керенского мало соответствовал обычному тону доклада, адресуемого «солдатом» верховной власти. Командование Корнилов принял, но он фактически предъявил ультиматум. Он потребовал полного невмешательства в свои оперативные распоряжения и в назначение командного состава. Затем, потребовал распространения смертной казни на тыл и выдвинул прочие условия. Главное же, и этот «бонапарт», объявил свою, «ответственность только перед собственной совестью и всем народом». Корнилов игнорировал и временное правительство, и думский комитет, и Совет.
В ночь на 23 июля, на своих квартирах были арестованы Троцкий и Луначарский. Их обвиняли в июльском восстании. Может быть, этот акт справедливости помог, со своей стороны, образованию кабинета. Но, во всяком случае, дело шло настолько гладко, что на следующий день, 23-го, кабинет был уже вполне готов. Оба, вскоре были выпущены из-под ареста, под денежный залог.
24 июля. Вторая коалиция организовалась «самочинно». Но она была недоделана, нескольких министров в ней не хватало. После июльского кризиса, Керенский став главой кабинета, поставил себе целью сформировать совершенно новый кабинет, третью коалицию, «под себя». Своим помощником он назначил эсера-боевика Савинкова, кроме того, он перенес резиденцию правительства из Мариинского дворца в Зимний дворец и разместился сам в покоях императрицы, за что сразу получил от острословов-петербуржцев прозвище, «Александра Фёдоровна». Формируя этот кабинет, Керенский бросался портфелями и назначениями, как мячиками. Министры «на пять минут» стали сменяться одни другими. Этим расшатывалась «диктаторская» власть, ибо принимать «диктатора» всерьез не было возможности. Керенский уже не замечал этого и продолжал свою «потеху-утеху».
Все обратили внимание на исчезновение из нового правительства советского лидера Церетели. В понедельник, 24-го, для этой цели было созвано в Александрийском театре заседание Петербургского Совета. Правительством был командирован Скобелев. При его выступлении в Совете, Скобелева прерывали криками: «Почему в министерстве нет Церетели?» Но Чхеидзе очень сердился и резко пресекал эти беспорядки. Церетели счел за благо выступить с объяснениями сам. Он рассказал, «Керенский предложил мне вступить в состав нового кабинета. Но в результате переговоров стал на мою точку зрения и согласился, что теперь, когда необходимо объединение всех сил демократии, мне лучше всего посвятить себя деятельности в рядах Совета. Прежняя организация власти должна быть перестроена. Внешняя опасность готовит гибель самому существованию страны. Для восстановления армии нужно дать армейским организациям возможность возродить в армии дисциплину. Великая Россия, свободная Россия не погибнет. Мы глубоко верим в это. (Это говорил человек, который готовил и стремился к отторжению Грузии от России.) Рабочие, это огромная часть населения, но это не вся страна, а мы должны идти под знаменем общенациональной платформы. Полномочия революционных организаций должны быть ограничены». Это говорил, товарищ председателя Совета. Все эти слова Церетели, были словами из буржуазного лагеря, из вражьего стана.
Совет принял резолюцию, предложенную Борисом Богдановым от имени бюро и принятую Советом. Резолюция в общем соответствовала речи Церетели. И еще прибавляла:
1) Никаких посягательств на органы революционной демократии.
2) Никаких отступлений от демократических принципов в международной
политике.
3) Недопущение борьбы с целыми политическими течениями.
4) Решительная борьба с контрреволюцией.
5) Скорейшее проведение ряда аграрных, социально-политических и
финансовых реформ на основе декларации от 8 июля.
На этом заседании не было ни одного дежурного большевистского оратора. Ныне все они сидели в тюрьмах Керенского, лидеры ушли в подполье. На этом заседании от объединенных интернационалистов выступал Юренев, а от большевиков, совсем новый, еще не виданный в советских сферах молодой человек, с неприятным акцентом, но со складной, не глупой и не бестактной речью. Это был Володарский, приехавший с Троцким из Америки, и креатура Елены Стасовой, секретаря ЦК партии большевиков, тесно сотрудничавшая с Крупской и Коллонтай. Этим начинающим оратором, который на русском говорил с сильным акцентом, большевики заткнули брешь, образовавшуюся после июльского восстания. Володарского слушали, как слушали Бориса Богданова. Володарский, Юренев и десятки маленьких, безымянных, неизвестные никому, прибывшие кто с Лениным, кто с Троцким, не известные Керенскому и Церетели, с утра до вечера ходили с заводов в казармы, из казарм на заводы, вели агитацию за большевиков, там тоже их слушали.
Примечание: В. Володарский (Моисей Маркович Гольдштейн, родился 11 декабря 1891, Острополь, Волынская губерния, был убит 20 июня 1918, Петроград. Участник революционного движения с 1905 года, член Бунда, потом украинской «Спилка» (Союз). В 1913 году эмигрировал в США, где вступил в Социалистическую партию Америки и международный профсоюз портных, работая закройщиком на портняжной фабрике в Филадельфии. Во время Первой мировой войны, вместе с Троцким и Бухариным издавал в Нью-Йорке еженедельную газету «Новый Мир».
В мае 1917 года, после Февральской революции и объявления амнистии политэмигрантам, Временным правительством, Володарский вернулся в Россию вместе с Троцким на корабле. В начальном периоде своей деятельности в Петрограде, он присоединился к партийной группе меньшевиков- «межрайонцев», которые выступали за объединение меньшевиков и большевиков в РСДРП, на позициях центризма. Затем он быстро перешёл к большевикам, был введён в РСДРП(б), и назначен руководителем агитаторов Петроградского комитета большевиков.
Вошёл в президиум Петроградского совета и Петроградской городской Думы. Делегат VI съезда РСДРП(б). На 2-м Всероссийском съезде советов избран в Президиум ВЦИК. Участник Октябрьского переворота.
В 1918 году, комиссар печати, пропаганды и агитации в Союзе коммун Северной области, в который входил и Петроград. На этом посту он руководил цензурой и репрессиями в отношении прессы, оппозиционной большевикам. 20 июня 1918 года, В. Володарский на автомобиле направлялся на очередной митинг, на Обуховский завод, однако, автомобиль заглох, бензин закончился, не доезжая до завода, и Володарский вышел из автомобиля и пошёл дальше пешком. Убийство Володарского было организовано, официально всё «повесили» на эсеров, поскольку исполнителем убийства был эсер Никита Белов. По неофициальной версии, организатором убийства был сам Урицкий, поскольку он устранял опасного конкурента, которого продвигала на его пост, председателя Петербургской ЧеКа, член Президиума Петербургской ЧеКа, Елена Стасова. Урицкий лично вёл расследование убийства, и несмотря на признательные показания водителя Володарского о том, что он получил предложение от другого водителя их гаража, «заглохнуть» в указанном месте, за приличное денежное вознаграждение в 200 рублей. Урицкий возложил вину за убийство Володарского на партию эсеров. Сам Урицкий, был застрелен 30 августа этого же, 1918 года, Леонидом Канненгисером, по версии, как исполненная месть за расстрел ЧеКа, его близкого друга.
Заседание ВЦИК, состоявшееся в тот же день, было пышно и многолюдно, но нимало не интересно. Выступали по очереди, вслед за докладчиком, тем же Скобелевым, некоторые министры-социалисты: Авксентьев, Пешехонов, Чернов, встреченный с восторгом. Но на этот раз начальство было предусмотрительнее. Резолюции Богданова тут не было. Тут Дан предложил другую. В самом деле, ведь Петербургский Совет, обращаясь с дерзкими требованиями, забыл о главном, о «поддержке»! ВЦИК «призывает демократию к самой активной поддержке».
Судьбы революции и страны были вручены Керенскому и десятку его министров-подручных, являвшиеся представителями биржи. Их полномочия были ничем не ограничены. По крайней мере, на основании существующей писаной и неписаной конституции, на основании соглашения или «легального» давления не было ни малейшей возможности ограничить произвол правительства, обосновавшегося в Зимнем дворце. Это была диктатура буржуазии.
Диктатура была формальной, так как реальной силы у правительства не было. Правительство, имевшее в своем распоряжении ничтожные полицейские силы из офицеров, юнкеров и «свободных» группок, по-прежнему было способно на всякого рода «эксцессы», вроде арестов, разгромов газет или смертной казни. Но оно по-прежнему не обладало силами, способными ни «водворить в стране порядок», ни создать боеспособную армию, ни выполнять настоящую государственную работу, кабинет Керенского заведомо не был способен.
с 26 июля по 3 августа, прошёл VI съезд РСДРП проходил он полулегально в Петрограде. В открытой печати объявлено было только о созыве съезда, но не было указано место его заседаний. Угроза закрытия съезда со стороны Временного правительства была настолько реальна, что пришлось не только менять место заседаний съезда, но и провести выборы членов ЦК задолго до его окончания, а также сократить продолжительность работы съезда.
На съезде присутствовало 267 делегатов, из них 157 с решающим голосом и 110 с совещательным, представлявших 162 партийные организации с 177 000 членов, всего в партии, на тот момент, числилось 240 000 членов.
Во время съезда Ленин и Зиновьев находились в подполье, а Троцкий и Каменев были арестованы, съездом руководили Сталин и Свердлов. Скрывавшиеся либо находившиеся в заключении Ленин, Зиновьев, Троцкий, Каменев, Коллонтай и Луначарский были заочно избраны в почётный президиум съезда.
Фракция Мартова обратилась к съезду с приветствием, где подчеркивала свои разногласия, большевистский анархо-бланкизм, но выражала свою солидарность в борьбе против коалиции и протест против преследования партии пролетариата. Это был уже объединительный съезд, на котором формально слились партия Ленина, Зиновьева и Каменева с группой Троцкого, Луначарского и Урицкого. Вождям группировок не пришлось быть на этом съезде, они могли только издали вдохновлять его делегатов. Но справились, и без главных лидеров. На этом съезде социалисты, прибывшие из Германии, Европы, слились с социалистами, приплывшими из Америки, «старые мировые деньги» объединились с «молодыми деньгами» в целях захвата Российской империи.
Поражение большевизма в июле коснулось, главным образом, столиц, но очень немного затронуло провинцию. Провинциальные делегаты съезда своими докладами о продолжающихся успехах влили в партию много энергии и бодрости. Партия вновь подсчитала силы и была опять готова во всю ширь развернуть борьбу. Ее семена должны были пасть на отличную, подготовленную почву. И работа в массах уже шла на всех парах.
Результаты этой работы быстро сказались и внутри Петербургского Совета, где ныне подвизались только второстепенные большевистские лидеры: Володарский, Кураев, Федоров и другие. Рабочая секция Совета в эти дни создала свой президиум, которого раньше не имела. И этот президиум оказался большевистским, во главе с Григорием Федоровым. Состав секции оставался прежним, имел огромное большинство депутатов, избранных под большевистскими лозунгами.
Примечание: Фёдоров Григорий Фёдорович. Родился 19 ноября 1891 года в Санкт-Петербурге в семье чернорабочего Невского судостроительного завода. В 1907 году, как отец, поступает чернорабочим на городскую водокачку и вступает в нелегально действовавшую, при культурно-просветительном обществе «Наука», большевистскую организацию. В 1908 году, работая слесарем на телефонной станции, избран уполномоченным в профсоюз металлистов. Затем участвует в создании газеты «Звезда». За принадлежность к большевистской партии арестован. После 4 месяцев тюрьмы освобожден под гласный надзор полиции. Был вынужден уехать в Гельсингфорс (Хельсинки), где работает в порту. В 1912 году вернулся в Санкт-Петербург, поступает на завод «Промет», избирается в нелегальный райком, затем в городской комитет РСДРП. В 1914 году вторично арестован и выслан из столицы. Переехал в Москву, где работал в Московском комитете РСДРП. Здесь вновь арестован за антивоенную пропаганду. Освобожденный для отправки в солдаты, скрывается с поддельными документами, переезжает на Урал, затем возвращается нелегально в Петроград.
После Февральского переворота 1917 года, стал депутатом Петроградского Совета, вошел в состав первого легального Петербургского комитета партии. Ленин, «в пику» царю Николаю II, оставил название большевистских органов без изменений. От Петербургского Комитета РСДРП был выдвинут в Исполком Петросовета, где возглавил рабочую секцию Совета, стал членом комиссии отдела труда Исполкома и членом президиума Совета.
В дни Октябрьского переворота был членом Петроградского Военно-революционного комитета, затем входит в коллегию Наркомата труда, через два месяца назначается помощником народного комиссара. В годы гражданской войны вел партийно-политическую работу в качестве начальника политотдела 13 и 14 армий Южного фронта.
В декабре 1919 года, после освобождения 13 армией Донбасса, назначен председателем Донецкого губернского Военно-Революционного Комитета в Бахмуте. В начале 1920 года работал заместителем председателя Политотдела Донбасса, в Дебальцево. В марте 1921 года, в числе делегатов X съезда РКП (б) принимал участие в подавлении Кронштадтского мятежа.
После окончания гражданской войны, был на ответственной партийной, советской и профсоюзной работе. В 1934 году был исключен из ВКП(б), по обвинению в сотрудничестве с троцкистами. Работал управляющим Всесоюзного картографического треста. Был репрессирован, арестован 4 сентября 1936 года, по обвинению в контрреволюционной террористической деятельности, 5 октября 1936 года Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к расстрелу и в этот же день расстрелян на полигоне «Коммунарка» под Москвой.
1 августа, глава Британской империи король Георг и глава Российской республики гражданин Александр Керенский, обменялись дружественными телеграммами, касающимися судьбы их народов, в телеграммах кроме взаимных любезностей они обещали друг другу посылать свои народы на войну «до конца». Патриотам было приято слушать, а народам полезно. О войне до конца «советский ставленник» Керенский, известный демократ и социалист, еще не говорил до сих пор публично. А затем возобновилась история по созыву Стокгольмской конференции. В это время к французским социалистам присоединилась и британская рабочая партия, постановившая на конгрессе принять участие в «Стокгольме». Это был существенный успех, вся социалистическая печать трубила об этом успехе. Но тут правители союзных стран стали заявлять, что они не допустят аннулирования всех принесенных жертв по воле неразумных элементов, подлежащих решительному обузданию во имя общественного блага, а проправительственные социалисты, вроде Тома, убеждали не говорить на конференции, если она состоится, ни о чем, кроме ответственности Германии за войну. Плеханов также обратился к французскому социалистическому большинству, убеждая его совсем не ехать на конференцию, вопреки уже принятому решению.
В очень секретной обстановке, из Царского Села был вывезен лично Керенским, бывший царь Николай, с семьей, с приближенными и челядью, в числе 40 человек. Керенский довез Романовых до поезда, помог бывшему самодержцу взобраться на ступеньку вагона и отправил в неизвестном направлении. Только через неделю объявили, что семью императора перевели в Тобольск, ввиду происков и спекуляций контрреволюционных, монархических групп. Семью бывшего императора переместили в район их ликвидации, в этом же направлении потом «исчез» и железнодорожный состав, с золотом Российской империи. «Белые» и «Красные» кооптировались в своих поступках, «Красные» ликвидировали императора с семьёй, «Белые» вывезли золото России через эти же края.
5-го августа, Временное правительство даровало министру внутренних дел, эсеру Авксентьеву, право внесудебных арестов. Практически тут ничего нового не было, но дело заключалось в создании нового «революционного права». А 11-го числа снова был ликвидирован центральный орган большевиков «Рабочий и солдат», несколько номеров которого вышло вместо «Правды». Это было безо всякого юридического повода, большевики после июля писали сдержанно и осторожно, соблюдая академический стиль. Ликвидация в административном порядке была произведена просто за противоправительственное направление.
Кадеты вели упорную кампанию за отсрочку Учредительного собрания. В Правительстве они, без большого труда, убедили Авксентьева, что его ведомству не справиться с организацией выборов к 30 сентября. Авксентьев убедил в том же бюро ВЦИК. И созыв Учредительного собрания был отложен на 12 ноября.
6 августа, на десятый день жизни новой коалиции, на бюро ВЦИК явился вызванный Керенский. Его пригласили для «серьезных объяснений». Произошло невиданное, премьера встретили гробовым молчанием, ни приветствий, ни оваций. «Тронная речь» Керенского была набором трескучих фраз безо всякого содержания. Самым повторяемым элементом в его речи было заявление, что он, Керенский, «пока обладает властью, не допустит никаких попыток к возвращению самодержавия». А затем, констатируя «какое-то смущение, сомнение в рядах демократии», в его верности демократии, он просил оставить это и «верить» ему.
В ближайшем будущем, сообщил Керенский, в Москве будет созвано совещание всех общественных групп и слоев. На этом Всероссийском совещании Временное правительство обратится с призывом и требованием спасения государства и революции. На это совещание будут приглашены общественные организации, представляющие всю Россию. Я обращаюсь к ВЦИК с просьбой, чтобы он в полном составе прибыл на это совещание, где будут представлены также Государственная дума, петроградская и московская городские думы, университеты, представители торгово-промышленного класса, всероссийские кооперативные и профессиональные союзы и еще другие общественные организации. С полной откровенностью, Временное правительство сообщит Всероссийскому совещанию о действительном положении в государстве. Мы категорически указываем, что управление государством должно строиться на коалиционном принципе. Мы полагаем, что в настоящий момент все живые силы государства, враждебные реакции, должны объединиться вокруг Временного правительства, послав в его состав своих представителей. Через несколько дней совещание состоялось, его назвали «Государственным совещанием».
Боевые большевистские лозунги тоже претерпели характерные изменения, «Вся власть Советам!» – был снят с очереди. Этот лозунг, уже ставший до «июля» привычным и своим для масс, был заменен более расплывчатым, менее рафинированным, «Да здравствует революционная диктатура рабочих и крестьян». Причина этого была двусторонняя. Во-первых, «Вся власть Советам» был как-никак сильно потрепан июльскими событиями, а во-вторых, стало уже слишком очевидно и дало себя знать на практике противоречие между этим лозунгом и неизбежной фактической борьбой против существующих эсеро-меньшевистских Советов. Советы в лице ВЦИК определенно вступили на путь поддержки контрреволюции. Совсем не стоило требовать власти для таких Советов.
Поражение большевизма в июле коснулось, главным образом, столиц, но очень немного затронуло провинцию. Провинциальные делегаты съезда своими докладами о продолжающихся успехах влили в партию много энергии и бодрости. Партия вновь подсчитала силы и была опять готова во всю ширь развернуть борьбу. Ее семена должны были пасть на отличную, подготовленную почву. И работа в массах уже шла на всех парах.
Процессы, происходившие в рабоче-солдатских недрах, были неразрывно связаны с судьбами большевизма, который подсовывал под настроение рабочих и солдат простую, яркую идеологию, бьющую в самую точку и отвечающую их пробудившемуся классовому самосознанию. Июльские события разгромили большевизм. Но прошел месяц, и дружная работа Керенского – Церетели пробудила его снова. Оправляясь сами от разгрома, массы вливали жизнь и силы в большевистскую партию. Они росли вместе с ней. Она росла вместе с ними.
Рабочая секция ВЦИК, под предводительством большевиков, уже приступила к делу, уже перешла в наступление. В тот самый день, когда открывалось совещание по обороне, 7 августа, рабочая секция не больше, не меньше как приняла резолюцию «Об отмене смертной казни на фронте».
7 августа в Смольном открылась вторая конференция фабрично-заводских комитетов. Она не была так грандиозна и шумна, как первая, майская. Весь ее размах был значительно уже. Постановка вопросов была более скромная, более деловая, менее политико-демагогическая. Это была дань поражению, заставившему съежиться бунтарей и утопистов. Но состав конференции был опять большевистский. Руководство рабочим движением было опять целиком в руках партии Ленина.