Морозный февраль давнего года. Домоседствую по при-
чине отпуска. Бестолково, каплями дней срывается времечко.
Сами себе праздники творим: приглашаем соседа Николая
Алексеевича. Яркий был человек, не обойдённый талантом,
фронтовик. Застольничаем, поём песни под гитару. Невзирая
на количество опрокинутого, мастерски он ею владел. Мало
ему с батей покажется, тотчас меня мальцом в «Сполохи».
И опять сидим хорошо, душевно. Телефоны домашние тог-
да походили на редкость. Кадровики предпочитали из резер-
ва нарочного с запиской посылать. В оной примерный текст:
«С получением прибыть к такому то инспектору».
Так и со мной поступили. Являюсь в ту службу, где сейчас
от угла Свободы отель стоит.
– Ремонтного механика на «Валдае» знал?
– А что? – в отупелости сам с вопросом к младшему по
группе судов Батракову.
– Погиб он. Короче, завтра к восьми как штык. В АХО по-
лучите лопаты, ломики – и на Вологодское кладбище. Поко-
паете там...
Обратно пошёл по Набережной, чтоб как-то привести себя
в меридиан. И месяца не прошло, как классно подстриженный
в форсуночной, отправлялся до дому. Шутили. Добродушный
бывалый Валентин наставлял, как лечиться от простуды. Ре-
цепт выходил смешным, очень приятным, а главное – прове-
ренным…
Отрядили человек семь. На трамвае и пешком добрались
с инструментом. Кладбищенский служитель указал место.
Срыли снег. Промёрзшая земля напоминала бетон. Ломики, с
приложенной силой и размахом, отсекали от её корки жалкие
комочки. Мы парили, перестав ощущать мороз под тридцать.
Двое, несеверных– в нытьё. Пришлось объясниться:
– Парни, для кого делаем, мужиком был настоящим. Я сам с
того судна. И псих страшный. Списали меня, боцманюгу тал-
репом огрел.
Вижу, южане откровение на веру взяли, прочие повеселели.
Как-то пошло у нас с большей отдачей и к сумеркам послед-
нюю каюту для Савина приготовили.
Всех домой пригласил. Так и притопали по простоте обес-
силенные, продрогшие. Казённое в коридоре на пол сложили.
Замечательно, что мама целую большую кастрюлю супа нава-
рила и у папеньки нашлось. Помянули, горячего поели. Вы-
яснилось, что и по второй тарелке найдётся. Хохлы извлекли
из карманов сушёные красные перчики. Все отошли от трудов,
изнутри запылали. Расстались с редким чувством честно ис-
полненного Божьего дела...
Снова стали дни каплями падать в никуда. Всё уже порас-
сказал: как на Кубу ходили, про Сантьяго, где Фидель с бузо-
тёрами сгоряча на казармы попёр. Низкие, цвета песка, те вы-
глядели совсем не грозно. Однако, обломилось у него, и сам
был схвачен. К нашему злосчастию, смотрящий за островом
Батиста помиловал шалуна-романтика. Как-никак отпрыск
знатного, богатейшего рода. Бородач дух перевёл и тряхнул
остров, как пыльный коврик. Штатникам сразу фигу показал,
объявив себя социалистом правильной ориентации.
С того идейного жеста беспрестанно по-сказочному поплы-
ли туда корабли всех наших суперпароходств. А чтобы уж со-
всем не в прогар, подряжаются у классовых врагов чего-нибудь
перевезти. На десяток пустых бортов лишь «Валдаю» один ка-
надский фрахт достался. Из захолустного местечка на заливе
Святого Лаврентия взять лесной товар до Голландии.
Как пробились через льды – ахнули. Природа – словно на Ро-
дину пришли. Те же ели забелённые – до горизонта частоколом.
На пригорке церковка православная. Близкая дорога в снеж-
ных отвалах. Вот только машины по ней мчат американские –
длинные, стильные.
Грузчики к работе приступили. Почти все пожилые, морда-
стые молчуны, подозрительно кого-то напоминавшие. Спаси-
бо, помполит просветил, не соврал. Братия – уцелевшие банде-
ровцы и ошмёток раскомплекта дивизии СС «Галичина». Тогда
мы также «заклято» нахмурились.
В поселковом шопе по доступности оказались лишь мехо-
вые перчатки – почему-то в корзине у дверей. Кто взял для
шика, потом пожалел. На глубоко спрятанной этикетке красо-
валось – «China». Вот бы тогда, в начале 70-х, торговый её на-
кат перехватить. Но министерские чины, обожавшие ездить
за бугор, дешёвку обходили и, похоже, мало что знали. Пребы-
вание в розовой глупости, как сейчас понимается, отобрало
последние шансы сохранить великую страну экономически.
Вахту стоял со вторым механиком и ещё c одним мотори-
стом. Коллега Славик Мочалов по облику и всем манерам яв-
лял старинный тип соломбальца. Так летом выходят они из
своих загадочных сараюшек в рейтузах со штрипками и рас-
стёгнутых заводских спецовках. Взгляд штукарей, скрывае-
мый наклоном, чем-то всегда озабочен. У Славы помимо про-
чего из заднего кармашка всегда торчал пук обтирки. Светлые
его волосы природно панковали торчком. Из военных маль-
чишек был, ростика небольшого, худенький. Характер без
срывов, компанейский. Своей неменяемой точкой зрения до-
рожил.
Дневная вахта протекала при людях, значит, общались с
машинным народом. То с токарем перекинешься коротким
разговорчиком, то со сварным обмолвишься. Больше любили
заходить в форсуночную. Там колдовал Валентин Савин, об-
стоятельно готовя запасной комплект распылителей. Сие дело
требует терпения и отрицает гонку. Слава непременно цеплял
экспериментального механика. На что получал свою порцию
насмешек. У Валентина Павловича выходило прикольней. Так
и пикировались они. Роль зрителя, втянутого в действо, до-
ставалась мне.
На какую-то очередную подначку Славы, Павлович изоб-
разил озарение идеей:
– Попрошусь-ка после отпуска на нового «поляка» в до-
стройке. Говорят, для карьерного роста самое то. Раз пожиз-
ненный предсудкома, думаю, и там об авторитет запнусь. Ба!
С «Капитана Мочалова» деда знаю. Скажу – на «Валдае» не ка-
кой-нибудь сын лейтенанта Шмидта – настоящий Мочалов –
младший пропадает. Мечтает на судне, наречённом в честь
отца, * поработать. Не абы как, а ударником комтруда.
Вижу, Славик слюну сглотнул, такого виража не ожидая.
Хоть всё было правдой, кроме мечтаний, имел он совесть.
А та шептала: «Не позорь память бати. Вредные привычки в
ломбард не сдашь».
– Это что ж получается: не выпить? не покуролесить? Идио-
том стать?! Премного благодарен. – И заторопился снимать
температуры.
Зимняя Атлантика сразу норов показала. Расшевелила ка-
раван, прибралась у дракона в малярке, напакостила где мог-
ла. Встречая очередной вал, бак заполучал такой нокаут, что
«Валдай» обмирал на ходу, прежде чем поклониться бездне. Яв-
ственная дрожь трясла стальной набор корпуса. В машине де-
монически всхлипывали турбины. Затем «Бурмейстер, почув-
ствовав оголённый винт, как одичавший конь, рвал поводья.
Лица у всех побледнели от закупоренного житья. Шторм
отвернул на четвёртые сутки. Как вскоре оказалось, он только
сдал примерку другому. И пока новый накачивался яростью,
хохмачи вспомнили привычки. Машину представляли двое,
и не слабо. Толстячок Карышев, именовавший себя почётно
«сорокотом», фанатничал за одну компотную кружку. Заяв-
ляясь в столовую команды, зрелищно обмакивал в любимую
палец и лишь тогда брался за чумичку.
Славик, помнивший голодное детство, ещё на полутрапике
вопил с ремеслушной оторванностью:
– Су-пу!!!
На что дневальный Пашка откидывал руку запевалой в на-
родном хоре, начиная выводить: «За-лу-пу крас-ну-ю»...
За два дня до нового 1973 года пришли в человеческий мир.
В небольшом городке Вельсене царила предпраздничная су-
матоха и распродажа. Матросы ещё найтовые с каравана уби-
рали, а уж приехал агент. Мастер за три месяца валюту зака-
зал. Мотористские 60 копеек, помноженные на 90, набухали в
54 инвалютных рубля! Преображённые в синенькие гульдены,
они значили для нас рекордно приличные деньги.
Слава заранее с Павловичем договорился, чтоб нас взял.
Тому первый помощник отказать не мог. И вот мы шествуем
по главной улице, осознавая награждение этим днём.
– Ну что, «Вельск», глянется? – заводит Савин. Шутка удач-
на. Поначалу жмёмся, цены изучаем. Нестойкость срывает
меня на покупку пальто, какое видел на лоцманах. В точности
тёмно-синее, с капюшоном и застёжками как у гусара. Отпад!
Цена для «вельских» мусорная, хоть динамитит мне выданное.
Сотоварищи одобряют. Теперь легче, а они в мучениях. У стар-
шего интерес к мальчишеским вещам и к деликатным дамским:
– Такая рубашка сыну понравится и вот это. Скромник,
сам-то не попросит.
Он решительно достаёт гульдены и не скрывает радости от
удачного выбора. При других его покупках мы отходим в сто-
рону. Замечаю только, что они даются ему по обязаловке.
Что ж, для жизни – самое обычное состояние. Славик с нас
пример не берёт. Напротив, в глазах хитринка появилась:
– Экие вы быстрые. До «маклаков», пожалуй, дотерплю.
И сделаю по Марксу.
– Это как? – проявляю наивность. Оба смеются:
– «Капитал» штудируй. Там написано: «товар – деньги – то-
вар». – Сразил. Настоящий сын капитана!
Напоследок по кружке «Хольстена» в хорошей компании.
Так бы всегда.
После этого, как на прокрученной ленте дней, мелькнула
стоянка в Вентспилсе. Ничего особенного. Разок в ресторане
отметились. Не помню, кому в поданном салате окурок попал-
ся. Колготки с приманчивого Запада помогали знатокам жиз-
ни объясняться с нестеснительными особами. Каюсь, и мне
так досталась ночка с крановщицей башенного крана.
Запевале нашему повезло гораздо больше. Трогательное,
нежное создание поддерживало его от падения на ледянках
застывших луж. Подошёл, поздравил их с коротким счастьем.
Блондиночка, нимало не смутясь, пожелала мне того же. Ла-
сковою ручкой поправила капюшон на лоцманском.
Да. Все Пашки – везунчики. Павлович тоже в город вышел –
до почты с фанерным ящичком собственного мастерства. При-
ключения наши его не влекли. Азорские острова романтики
давно были пройдены им.
В Антверпен, кто деньги в «Вельске» растряс, откровенно к
стыду заявились. Бедный в прямом и переносном смысле 3-й
помощник не знал, как ухитриться, выдавая сущую мелочь.
Чтоб как-то сладить, давал одному несколько больше, говоря:
«Ты уж с тем и тем на столько-то франков сам разойдись».
По суматохе короткой стоянки попал в другую тройку, по-
тому что Павловича привлекли менять на главном один из вы-
хлопных клапанов.
Ходили, глазели. Удивительно, когда нищ, посещают мыс-
ли–издёвки. «Повыставлялись западники богатыми, наряд-
ными, заваленные товаром и стали магнитом. Уже лепятся к
нему, со всего обойдённого довольством света. Поляки, наши
евреи – то цветочки. Сколько уже понаехало тех, кто на их
культуру вообще плюёт. И ещё привалят, бессчётное потом-
ство разведут. Тогда что?» Додумать не получилось. Высмо-
трел обувку дешёвую, дрянную, но подходящую к пальто.
Вернулся на судно – Славик в каюту приглашает. Он таки
применил «Капитал» на практике. Пакеты, скрывшие диван-
чик, впечатляли. Поход по всяким польским «Москатексам»
стал его и многих выстраданным бенефисом.
– Будь другом, позови Палыча.
Ну разве откажешь? Посидели за какой-то огненной водой.
Опять попал впросак с вопросом:
– Как эти неженки могут спиртягу такую бухать? Или учли,
что мы прибудем?
– Ха-ха-ха. Это для обмывания покойников выпускают и в
аптеках продают. А мы нераскусимым вариантом обмываем
мохер с кримпленом.
Какой-то невесёлый получился у Славы каламбур.
До Клайпеды не дошли – узнали: многим замена едет, и нам
всей вахте... И даже деду Мартемьянову.
Кажется, совсем близко отстоят эти дни. И такое печаль-
ное стряслось. Странным отголоском – сон, в котором увидел
Павловича. Обычный, с улыбкой подошёл он из ниоткуда: «Ви-
тёк, помнишь, трёшник не мог разойтись и твои франки без
размена остались. Как честный человек должен отдать».
Начинаю радостно перечить: «Не конфузь Валентин Па...» –
и вдруг врубаюсь, что мы в разных мирах. Не может быть по-
добных встреч. Теряя хороший тон, давлюсь в беззвучном
крике: «Нет! Нет! Не возьму!»
Дёрнулся, пелену сна прорываю. Последний стоп-кадр: сто-
ит он уже непривычно грустный, вполоборота, и говорит, как
роняет: «Сам всё увидишь, и ещё тебе скажут...»
Наш кот Васька марта дождался. Меня же преждевременно
обеспокоил нарочный. Коль так – нарисовался. Виктор Батра-
ков корректировку внёс:
– «Валдай» 24-го в Мурманск заходит, в темпе собирайся.
Не забудь зайти и к бездельникам в комитет комсомола, от-
меться.
Честь по чести устроил отвальную. Проводить меня Нико-
лай Алексеевич взялся. Стройный, с бравой офицерской вы-
правкой, сам как талисман удачи. Редкую фамилию носил –
Двинин. Всё в нём объясняло, почему уцелел морпех в пекле
Сталинграда и в рукопашных с горными егерями на хребте
Муста-Тунтури. В буфете аэропорта, как порядочные из тех
лет, суррогатного кофию попили. На прощание обнялись с
ощущением куража от настоящего мужского дела.
...Прибыл этаким свежим королевичем. Не давая опом-
ниться, второй механик взял в оборот:
– Давай-ка в робу и в машинную яму. Заменишь по-
хмельного. На борту комиссия по расследованию несчаст-
ного случая.
– Йес, раз надо.
Вахту наскоро принял. Кой-как осмотрелся. Подходят важ-
ные дяди, дают первую вводную:
– Открывай капы.
Берусь за колесо размером с тележное, начинаю вращать.
Люки поднялись до предела. Начальство, кроме одного, по ма-
шинным трапам проследовало на шлюпочную палубу. В про-
свет среднего люка плотник суёт кранец. Матросы вносят на
узкую площадку, где вентиляторы стояли, наспех сколоченное
нечто. Подумалось: «Если отстранили комсостав, значит, вни-
кают серьёзно». Из никому не верящих распорядился:
– Возьми гаечный ключ, молоток; заберись, и как отдашь
гайки на той разъёмной крышке – свистнешь.
Сам вышел, присоединившись к безопасно смотрящим
сверху. Исполнил, раз велено. Теперь верхняя крышка под-
шипника тяги держалась на одних шпильках.
– Давай, вдарь по ней.
От ничтожного удара капы грохнулись в исходное положе-
ние. Только встретившийся с кранцем плющил его стальною
пастью, насколько мог. «Сам всё увидишь...» – вынырнуло из
памяти. Позже, из всего рассказанного, представлял доско-
нально роковой для Савина день. Знал и о каждодневных му-
ках непутного стармеха: чем загрузить ремонтного механика?
Гонор – всякому плохой советчик. Тем более ходячей нуж-
де, суетному. И даром он был бы согласен жёчь слепнем по
жести. К пущей самости ленинградца из Девяткино всё изо-
бражал. Во рту одна и та же жувачка, как соска для дитяти.
Остроносые шузы около помойного вида. Джинсы и прочее
на нём тряпьё тщился выдать за питерский форс. Лицом сма-
хивал на фата базарного за час до битья. Признаться, это ещё
щадящий его портрет.
Вот и придумал чмо во всяком деле зряшнюю работёнку.
Мол, расходи подъём капов. А такого никто не делал. И в за-
водском формуляре не указывается ни who. Вообще полное
умолчание.
Павлович мужик технически умный, но как ему было до
той крышечки достать? Мягкая душа помешала сказать чирью
чесотному: «Пока надёжным помостьем не обеспечите, испол-
нять не возьмусь»...
Быстро апатитами для Польши засыпали. На отходе сюр-
приз – медицинская книжка моя не понравилась. Срок-де в ней
кончался годовой. Пригласили перед закрытием границы,
объяснить свой неразумный пролёт.
– Ну, как ты, разгильдяй, дальше жить собираешься? – во-
просил капитан Ибрагимов.
Балбесно пожимаю плечами. Новые коленца судьбы разве
ведомы? И особенно таким непришейным к здравому смыслу.
Резван Ибрагимович всё ж терпеливо ждал ответа.
– Наперво, зайду в комитет комсомола, чтоб карточку куда
надо перебросили. И ещё…
Я вроде бы тупо задумался, а когда поднял глаза, интересанта
уже не наблюдалось.
На следующий день приятно родных появлением удивил. В
кадрах тоже удивились, но противоположно. Снова отпуск по
накатанной дорожке пошёл.
На нашей улице Гайдара жила девчонка Любочка. Пожалуй,
единственная на весь город, мной интересовавшаяся. В кино
приглашала, разговорить пробовала. А я, чухня, неизвестно
чем гордился. Только на день рождения вручил со стишками
карандашный её портретик. Симпатяжка обнадёжилась, ста-
ла поверять свои и подружкины тайны. Потенциальная тёща
в детском садике работала, что обещало выходы на всякий
блат. Обе тонко подводили меня к благому концу.
По выбору Любаши ходили на индийские фильмы с пес-
нями и слёзками. У кассы всегда осадная толпа. Круто было
достать удостоверение моряка, дающее право на два билетика
без очереди.
Выходим раз из «Мира». Под впечатлением клубка из ко-
варства и всяких там чувств, возмущалась она неподдельно:
– И как некоторые женщины могут отвратительно посту-
пать?! – Перекидывая мостик от экрана к жизни, резонирова-
ла струной:
– Хотя, знаешь, полно иных примеров. По ним– мы все
держимся на ниточках любви. Это я вот к чему. С матерью в
садике одна воспиталка работает. Муженёк у неё плавал в за-
гранку. Шмоток всяких навёз! У них ребёнок был несчаст-
ненький, параличный. Но какой умница! Учителя на дом
ходили, способностям его поражались. А та, та... (постесня-
лась слово подобрать) погуливала. Недавно в море от чего-
то муж погиб. Обречённый с рождения мальчишка совсем
загоревал. Представь, детским умом понял: матери теперь он
не нужен. И ниточка любви к папе больше не поможет ему
держаться на этом свете. Потому что папы на нём уже нет.
С такой-то светлой, чуткой душой он тихо свечечкой за ме-
сяц в кроватке догорел. При последней минуточке попросил
переодеть в рубашку – подарок, дошедший в посылке.
– Мама, я к папе пошёл. Теперь всегда-всегда с ним буду.
Дура заревела от запоздалой жалости.
– Мамочка, не плачь, я обоих вас очень люблю. И там тебя
любить не перестану…
* * *
В мелькающих годах, в новых рейсах по сути не менялось
ничего. Долго за удачу считали прийти в порт, где кучкова-
лись маклаки. Формула бородатого, злобного к России уто-
писта казалась бессмертной. Однако совсем железных правил
не бывает. Моряки вышли за их скобки первыми. Едва лишь
стали получать достойно.
...Столько всего случилось! Ушли в таинственное небытие
поколения. Новые наросли, утвердились. Предметный мир
ещё более разительно изменился.
Суда наши переплавили в иные формы. Например, в ка-
стрюльки, чайники из Азии. За тридевять земель флот больше
не гоняют. На то две причины: торговых бортов – кот
наплакал. И «друзья» по отброшенному учению Маркса пере-
велись. Сейчас остался бы жив Валентин Савин. На дурика, за
просто так – не работают.
Ну что ещё? Помогать всему свету закончили. Да, по прав-
де, и нечем. Одно это обнадёживает.
*в честь отца - капитана Мочалова Александра Георгиевича, погибшего на пароходе
"Революция" вместе с экипажем 3.12.1944 г. от торпеды нем. подводной лодки.