Глава 11
Операция «Пирамида»
(продолжение)
1
– Вы что, с ума все посходили? – раздраженный Мародин отбросил удочку, не обращая внимания на поплавок, который долго дергался на поверхности, а потом резко ушел под воду – похоже, на крючок села крупная рыба. – Вчера звонит мне бухгалтерша Черемухова и заявляет, что подала заявление на увольнение. Спрашиваю, почему? Мнется, говорит, нашла работу поближе к дому. Мол, у нее маленький ребенок, оставить не с кем. Знаю, что врет. А теперь ты…
Сергей Мародин и Борис Судаков сидели на складных стульчиках на берегу реки Шоши в заповедных местах Подмосковья, там, где отдыхать могут только высокопоставленные лица государства и их гости. Но поскольку теперь охрана Мародина состояла из людей, которые блюли покой только самых-самых важных, то и ему сюда дорога была открыта. Он пригласил на рыбалку Судакова, не преминув при этом пошутить, что с такой рыбацкой фамилией тому обязательно повезет.
Приехали они рано утром, раскинули удочки. Рыба клевала хорошо. День был солнечный, теплый. Прекрасно было сидеть на тихом берегу, неторопливо беседовать, любоваться чудесной природой, размышлять!
– Даже не представляешь, насколько мне нужен порой глоток чистого воздуха, – радостно признавался Мародин. – И я его получаю только в редкие минуты отдыха, общения с природой. Рыбалка – это не только моя страсть, именно в такие минуты мне хорошо думается, и приходят новые идеи. Несколько часов передышки, и я снова готов к действиям.
Судаков долго думал, как объяснить Мародину свое решение покинуть его, чем оправдаться, чтобы тот не обиделся. Но ничего не придумал, и сейчас прямо заявил другу, что увольняется.
– Тебе что – плохо у меня? Деньги у тебя куры не клюют. Все у нас на мази, перспективы хорошие, – недоумевал Сергей. – И куда ты уйдешь? Чем станешь заниматься? Разве от добра добро ищут?
– Не то это добро, – вздохнул Судаков. – Как бы тебе объяснить – непрочно такое благополучие. На зыбкой оно почве. Я ведь и не скрывал никогда, что не очень мне нравится наше предприятие. Все думал, соберем деньги, начнем реальными и нужными делами заниматься. И себе, и людям на пользу. Но чем дальше, тем яснее мне становится, что тебе этого не надо.
– Так я и знал, – возмутился Мародин. – Предупреждал же меня Подавалов, что ты личность ненадежная, но я ему не поверил. Видно, зря.
– Подавалов? И что он тебе говорил?
– Да вот не далее, как вчера заявил, что ты копаешь под меня, постоянно критикуешь, ругаешь мои методы работы. Он еще подозрение высказал, что ты – засланный казачок и хочешь занять мое место.
– Ну и ну, – удивленно воскликнул Борис. – Хорош гусь!
– Что? Разве не так?
– Конечно, нет. – И Судаков недоуменно покачал головой. – Однако, Подавалов…
– Это ты к чему? – насторожился его собеседник.
– Да так, размышляю. Гляди, у тебя поплавок давно ко дну ушел.
Мародин дернул удочку и вытащил хорошего окуня.
– Ух ты, – залюбовался он. – Пожалуй, самый крупный за сегодняшнее утро. Классная рыбалка, но… ты мне всю малину испортил. Скажи хоть, чем собираешься заниматься? Или это коммерческая тайна?
– Почему тайна? Повторяю, я хочу начать собственное дело. Вернусь к прежней работе, открою фирму по производству современной кровли. Мастера у меня есть, технологию освоим. Дело это перспективное, кризис пройдет, люди строиться захотят.
– Что это такое – крыши делать? – презрительно сказал Мародин. – Мелочевка, пустяки. Нужны амбициозные идеи и проекты. Вот у меня перспективы, да еще какие! Знай, позавчера мне звонили из правительства. Приглашали на встречу. Я, естественно, отказался, и знаешь почему: они теперь меня боятся. У меня пятнадцать миллионов вкладчиков. А если приплюсовать сюда их родственников – все шестьдесят будет. Это же целая армия! Они все мои союзники, они пойдут за мной хоть на край света. Я могу устроить референдум по любому вопросу, могу даже баллотироваться в президенты. И меня выберут. Представляешь, какие возможности перед нами открываются! А ты – какие-то крыши. Ну, подумай, что ты теряешь!
Судаков пожал плечами.
– Это все миражи. Надо заниматься нормальным бизнесом.
– В искаженном государстве не может быть нормального бизнеса,– сказал насмешливо Мародин. – Хотя не пойму, чем тебе наше дело не по нраву?
– Ты слышал, о чем говорят – там, в толпе, когда стоят в очереди за твоими билетами и акциями? Все, как один, утверждают, что знают – скоро все лопнет, как воздушный шарик. Но каждый надеется, что лично ему повезет, и он успеет вовремя выскочить. Не верят они тебе, не теши себя иллюзиями. Как только начнутся сбои, а это произойдет обязательно, толпа от тебя быстро отвернется. Тяжело сейчас людям, и ты этим пользуешься.
Сказанное развеселило Мародина.
– Знают, что могут прогореть, не верят, а все равно лезут. Ха-ха-ха. В этом вся их суть, вся психология. Урвать, урвать побыстрее и побольше. Здесь что бедные, что богатые – ягоды одного поля. И заметь, надежда не на расчет, а на авось. Ну, а если не повезет – тут тоже все предсказуемо: разнесем виновника в клочья и всех разорвем. Будут кричать на всех углах – нас надули, разорили и требовать справедливости. Как это знакомо! И никто не скажет, что он сам виноват. Ведь не гнали их силой, сами шли, добровольно несли деньги. Вот так! А ты-то что разнюнился? Ерунда все, розовые сопли. Настоящее дело не терпит сантиментов.
Судаков тяжело вздохнул.
– Нельзя долго вводить в заблуждение большое количество людей. А уж всем морочить голову тем более невозможно. Ты же, в первую очередь, обманываешь себя.
– О каком обмане ты говоришь? – подозрительно спросил Сергей. – Я никого не дурачу, веду честную игру.
Судаков снова удрученно вздохнул.
– Ты вправе думать, что хочешь, но цена ошибки бывает чрезвычайно высокой: одному она может стоить карьеры или бизнеса, другому – целой страны, третьему – головы.
– Цена ошибки? Ты о чем?
– Так размышляю.
– Борис, – задумчиво произнес Мародин, – кажется, где-то я уже слышал фразу про обман.
– Ее сказал один известный политик.
– А-а-а, тогда понятно. Однако я не политик, а математик. Если бы политики математически точно просчитывали последствия своих высказываний и поступков, то все люди на земле давно бы жили в достатке и гармонии, как при коммунизме. А то ведь они даже кризис предугадать не могут: пыжатся, пыжатся, а тут бац – кризис наступил. И разводят руками – надо же, недосмотрели.
Судаков безнадежно пожал плечами.
– Ты неисправим. Давай прекратим этот трудный разговор.
– Как знаешь, – отвернулся от него Мародин и, поправив наживку на крючке, плюнув на нее, закинул удочку в реку. – Нет, не пойму, что ты за птица. Чего добиваешься? Славы моей захотел? Успехам завидуешь? Уходи. Только учти, попросишься обратно ко мне – не возьму. Предателей я не прощаю.
2
Дело Мародина вроде бы процветало. По всей стране открывались новые филиалы и пункты обмена билетов. Зеленые банкноты с портретом хозяина фирмы, напоминающие доллары, порой заменяли людям обычные деньги, ими можно было рассчитаться на рынке или в магазине. Неунывающий, мягко улыбающийся Сеня Голубчиков с оптимизмом смотрел с экранов телевизоров на людей, а также в свое будущее, рисуя заманчивые картины увеличения собственного достатка и призывая всех следовать его примеру. На крыше центрального офиса гордо сияла огромная вывеска «Сим-Сим», видимая издалека, чтобы ни у кого не было сомнений в том, где можно найти свое счастье.
Дважды в неделю стоимость билетов вырастала, и в эти дни очереди возле офисов и пунктов обмена резко увеличивались – люди скупали новые билеты или, наоборот, обменивали их на наличные деньги. Тут же возникал черный рынок, какие-то серые личности предлагали продать им «мародинки», предлагая за них даже чуть большую цену, чем в офисе.
В стране витал дух азарта, жажды наживы, риска и… уверенности в том, что долго так продолжаться не может. Люди срывались с работы, срочно занимали деньги, доставали последние сбережения. Некоторые клиенты в надежде на огромный куш расставались с квартирами, домами и автомашинами, а полученные от их продажи деньги мешками тащили в контору Мародина.
Там давно уже не знали, куда их девать. Какое-то время купюры массово свозили на квартиру хозяина фирмы, но скоро он отказался этой идеи. Было опровергнуто расхожее выражение римского императора о том, что деньги не пахнут. Тонны разрисованных бумажек пахли, да еще как! Очень даже скверно. От них несло пылью, сыростью и плесенью. Их отвезли обратно в офис, но запах долго еще не выветривался, так что Мародин вынужден был установить в комнате мощный кондиционер.
У Мародина появились последователи, как грибы стали возникать всевозможные «Тибеты» и прочие «Хопры», которые быстро собрав с населения деньги под обещания больших процентов, тут же закрывались, а их хозяева исчезали, увозя с собой миллионы. Умный Мародин не боялся конкурентов, а факты их банкротства использовал в своей рекламе, подчеркивая, что только его, самой устойчивой, фирме можно доверять.
Первые сбои начались с мелочей и издалека. В центральный офис, то из одного города, то из другого стала поступать информация, что не хватает денег для расчета с людьми, и кое-где пункты вынуждены были временно закрываться. Мародин немедленно, самолетами, переправлял кучи денег из одних, более благополучных мест, в другие. Людей успокаивали, что явление это временное, и все скоро наладится. И действительно, до поры до времени ситуация нормализовывалась.
Но поскольку сбои возникали все чаще, аналитический ум Мародина заключил, что причина их носит системный характер. Он быстро понял, в чем дело. Увы, исчерпал себя количественный фактор, на котором держалось его предприятие – попросту говоря, людей, готовых расстаться со своими деньгами, становилось все меньше. Денежные поступления уже не покрывали возрастающие расходы. Дебет с кредитом перестали сходиться, сальдо все чаще показывало минус, и мародинский «вечный двигатель» принялся опасно поскрипывать и расшатываться. Резервы, которые хранились в «симсимовском» банке, стремительно истощались. Надо было срочно что-то предпринимать.
Снижать выплаты Мародин не собирался – это могло быть воспринято, будто дела на фирме стали ухудшаться. Ни в коем случае нельзя показывать свою слабость. Не надо волновать и пугать и без того нервных клиентов. Люди быстро раскусят ситуацию, и тогда может начаться паника. Что приведет к неминуемому краху.
Впрочем, Сергей особо не беспокоился – во всяком великом начинании бывают недочеты, которые потом успешно устраняются. Первый опыт он признал успешным и стал разрабатывать планы распространения своих идей за границу, в первую очередь – Индию и Китай, где имелся огромный, поистине неисчерпаемый, людской потенциал. А там, глядишь, и до США доберется. Вот уж тогда он развернется в полную мощь и ширь и действительно станет властителем умов и кошельков всего человечества.
3
– Налить тебе еще?
– Нет, хватит. Ты же знаешь, что я не любитель спиртного.
– Ну да ладно. А я еще выпью.
Андрей Подавалов наполнил рюмку, с удовольствием опрокинул ее, крякнул и закусил сначала лимоном, а потом кусочком хлеба с черной икрой.
– Хороший виски. А помнишь, Серега, как мы сидели с тобой в нашей занюханной коммуналке, пили паршивую водку, которую заедали соленой килькой, и строили планы на будущее. Совсем, блин, недавно это было, а словно прошла целая вечность. И вот оно – свершилось! Ты только посмотри – икра черная, икра красная, лососина, осетрина… Не хватает лишь, как в кино, икры заграничной – баклажанной. Ха-ха-ха!
Два компаньона, закутавшись в простыни, словно римские патриции, расслабленно полулежали на низкой софе, в роскошном загородном доме, недавно построенном Подаваловым. Несколько минут назад они вышли из парилки, где нанятый банщик хорошо их отстегал веничком и помассажировал.
– Дела у нас, Серега, идут офигенно. Давай, брат, выпьем, чтоб так и дальше было.
Мародин снова отказался, а Подавалов опрокинул очередную рюмку и заел ее икрой. У него было интересное свойство – он мог, в отличие от Мародина, выпить много и не пьянеть. Но только до определенного момента, после которого он начисто терял контроль над собой и начинал так куролесить – мало не покажется. Впрочем, он знал за собой это свойство, поэтому вел счет выпитым рюмкам. Пока их было только четыре, значит, до завершающей стадии еще далеко.
– Послушай, Андрей, тебе я полностью доверяю и надеюсь, что ты меня не подведешь, как этот негодяй и трус Судаков, – начал давно задуманный разговор Мародин, устраиваясь удобнее на софе.
– На меня, короче, ты можешь положиться на все сто, – сказал, как отрезал, Подавалов и резким жестом руки подтвердил свои слова. – Судаков мне с самого начала не понравился.
– Больше не будем о нем. Забыли. Нам с тобой есть что обсудить. Отныне мы вступаем в новую фазу. Перегруппируем, так сказать, наши ряды. Придадим новый импульс.
– Слушаю тебя очень внимательно, – и Подавалов опрокинул новую рюмку.
– Во всяком деятельности, Андрей, есть периоды подъема и некоторого спада, что вполне естественно. Цикличность – это норма, основа основ для существования и развития всего сущего. Надо только вовремя перестроиться. В нашем деле первоначальный импульс исчерпал себя, и сейчас я продумываю схему наших дальнейших действий. Скоро мы выйдем за рубеж, и тогда валюта потечет к нам рекой. Наступает эра интернета, и все операции мы будем совершать через него, в виртуальном, так сказать, пространстве. Представляешь, какая экономия на аренде офисов, персонале. Сиди дома за компьютером и совершай миллионные сделки. Я создам уникальное киберпространство, своего рода компьютерную супергалактику, в которой человек будет чувствовать себя гораздо комфортнее, увереннее и свободнее, чем в реальном, физическом мире. Я отведу его от проблем, дам ему новую игрушку, и он станет счастливым. До этого еще никто пока не додумался, я первый.
– Хм, – хмыкнул неопределенно Подавалов. – А деньги тоже будут виртуальные?
– Не бойся, деньги будут самые настоящие.
– Тогда я за. Люблю, чтобы деньги были у меня в руках, чтобы я мог их пощупать, ощутить их запах, цвет, вкус. Ты не представляешь, Серега, – нет ничего приятнее, чем шелест крупных банкнот. Я мало что соображаю в компьютерных технологиях, – это твоя стихия, но в деньгах я понимаю все.
– Не надо любить деньги больше, чем они того стоят, – засмеялся Мародин.
– Надо, Серега, надо, – Подавалов после девятой рюмки спиртного подошел уже к самому краю хмельного состояния и с трудом соображал. – Что еще любить, если не деньги? Они эквивалент всему. Давай вызовем девочек?
– Не хочу. Я должен еще что-то с собой обсудить. Ты в состоянии меня выслушать?
– Всегда.
– Не буду скрывать перед тобой – нам бросили перчатку.
– Кто посмел? Всех разорвем.
– Нет, этот противник могущественный и грозный.
– Кто же он?
– Власти. Они развязало настоящую войну. Нас обвиняют чуть ли не во всех смертных грехах – в обмане, шулерстве, финансовых махинациях, подрыве экономике… Все шишки против нас. Нынешнее олигархическое государство не способно ни поднять экономику, ни решить социальные вопросы, но ведь надо найти крайнего. Вот оно и винит во всем нас. Это обычная практика любого неумелого и неумного политика в больном обществе – найти врага и свалить на него собственные неудачи. Еще чуть-чуть и нас признают шпионами.
– Что же нам делать? – спросил Подавалов, как-то даже слегка отрезвев.
– То же, что и наш противник. Поднимем брошенную перчатку, будем сами создавать образ врага. Перехватим инициативу и возьмем ее в свои руки. Что-то у нас пошло не так – виноваты власти. Кончились деньги – виноваты власти. Надо создавать у людей впечатление, что мы делаем для них все возможное, а нам ставят палки в колеса. Мол, глядите, люди, откуда идут все ваши беды. И точка.
– Что-то тревожно мне стало, – покрутил головой Подавалов, опрокидывая подряд две рюмки. – Знаешь, с государством бодаться – все равно, что против ветра плевать.
– Для тревоги нет причин. Я все продумал. Люди нас поймут, так как они от Сим-Сим многое получает. Они не любят нынешнюю власть, которая ничего толкового для них не делает. Чиновники думают только о своей заднице. Они понимают, что мы действительно помогаем людям, а у них ничего не получается – и это их злит. Поэтому власть пытается перерезать пуповину, соединяющую нас с народом. Но, уверен, люди не дадут убить дойную корову, которая их кормит. За нами миллионы, и победа будет за нами. Власть чувствует себя далеко не так уверенно, как пытается показать. Она ведь двулична. Недавно со мной встречался один важный чиновник из министерства финансов. Долго юлил, говорил о благополучии государства, мялся, а потом предложил за хорошую мзду надежное покровительство. Мол, вас не тронут, если вы будете отстегивать кое-кому крупные суммы. Все они такие – любят поболтать о том, как заботятся о государстве и народе. Однако едва запахнет большими деньгами, вся их забота лопается, как мыльный пузырь. Я его, конечно, выгнал.
– Может, зря? Может, нужно договориться? По-хорошему, – закинул удочку Подавалов с кислой улыбкой.
– Как договариваться с партнером, который называет тебя лжецом и негодяем? – сказал недовольно Мародин. – И стремится стереть в порошок.
– Гм, гм, – задумался Подавалов. – Нет, надо развеяться. Давай все-таки вызовем девочек.
Мародин поморщился, но согласился.
Довольный Подавалов позвонил охране, которая возле коттеджа на двух машинах оберегала их покой и отдых, и что-то скомандовал. Похоже, он все заранее предусмотрел, потому что через несколько минут в домофоне послышался сигнал и в дверях показались две красавицы.
4
Власть, долго и зорко наблюдавшая за Мародиным, решила, что пришло время действовать.
Но и Мародин не дремал. Что ж, раз высокие чиновники вступили на тропу войны, то он им достойно ответит. Его возбуждало и будоражило бойцовское состояние. Ощущать себя воином за справедливость – как это трогательно, как это греет и возвышает в собственных глазах! В ближайшие дни в газетах и на телевидение появились материалы о том, что государство стремится задушить благое мародинское дело, и что, он, Мародин, не отвечает за последствия таких действий, но сделает все возможное, чтобы люди не пострадали. Более того, он заявил, что соберет не менее десяти миллионов подписей и организует референдум за недоверие властям.
Власти тут же предприняли решительный шаг. В центральный офис Сим-Сим нагрянула налоговая проверка. Три незаметных чиновника прошли к задней двери офиса, предъявили охраннику документы. Пока тот связывался с руководством, две женщины и один мужчина скромно стояли у входа. Они знали, что должны делать, у них было распоряжение, шума не поднимать, чтобы не будоражить людей, действовать спокойно и оперативно.
Наружная дверь распахнулась, и показался Андрей Подавалов. Самого Мародина в офисе, как обычно, не было. Трое проверяющих прошествовали через огромный зал, заполненный людьми, которые стояли в очередях к нескольким столам, где совершались операции. Подавалов привел их в свой служебный кабинет, велел принести кофе и запрашиваемые документы. Проверяющие приступили к работе.
Подавалов вышел в коридор и направился в дальний его конец, где была лестница, ведущая в подвал. Возле железной двери он остановился. Вход сюда был категорически запрещен всем, кроме Подавалова. Он спустился вниз и очутился в тусклом помещении с еще одной металлической дверью. Набрав нужный код, вошел в просторную комнату без окон, доверху забитую опломбированными мешками. Здесь в задумчивости он постоял некоторое время.
Фактически весь механизм «вечного мародинского двигателя» вращался только благодаря нему. После ловкого и успешного устранения опасного конкурента – Бориса Судакова – именно Подавалов стал подлинным хозяином фирмы. Он контролировал все операции, отдавал распоряжения, ежедневно требовал отчета о количестве поступивших и расходуемых денег, знал, какая сумма хранится в секретной комнате. Он же докладывал Мародину обо всем, что происходило в центральном офисе. Впрочем, сообщал далеко не все, а то, что считал нужным.
И он понимал, что его час наконец настал. Сейчас он вызовет надежных охранников, которые перетащат все мешки с деньгами в три огромных крытых грузовика, стоящих наготове во дворе. Это не вызовет подозрений у персонала, так как подобные операции проводились не раз. Только нынче деньги поедут не в филиалы для расчетов с клиентами и не в банк, на хранение, а в совершенно постороннюю фирму, недавно открытую Подаваловым. Потом они будут переведены за границу, на Кипр, куда Подавалов полетит уже сегодня вечером и где его ждет семья.
Он еще раз оглядел комнату и улыбнулся: «Прощай, «Сим-Сим», ты все-таки принесла мне неплохие бабки! Прощай, Мародин, дальше мне с тобой не по пути! Прощай, замызганная Москва! Прощай, неустроенная Россия!».
Старшего по охране он предупредил:
– Я уезжаю на несколько дней в срочную командировку. Предупреди всех, что скоро вернусь.
Однако больше его никто никогда не видел.
5
– Куда подевались деньги? – бушевал высокий начальник, после того как младший коллега доложил ему о результатах операции. – Прозевали, разгильдяи! Упустили, ротозеи!
Высокий начальник выбрался из-за массивного стола, подошел вплотную к подчиненному и подозрительно заглянул ему в глаза.
– А может, ты сам решил погреть руки? Говори.
– Никак нет, товарищ генерал, – обиделся младший начальник. – Там находились десятки людей, мы вскрыли все комнаты, обшарили все углы. В помещении кассы нашли только несколько десятков тысяч рублей. Они изъяты. Остальные деньги бесследно исчезли.
Генерал нервно заходил по кабинету.
- Нас кто-то опередил. Еще этот дурак Обжигайлов со своей сладкой приманкой обделался. Его агент Вестерманов все дело испортил.Уволить немедленно. Никому нельзя доверять. Никто за идею работать не хочет, всем только деньги подавай.
Потом генерал резко остановился и приказал:
– Работников фирмы допросить. Мародина арестовать, подсадить к нему в камеру утку. Держать до тех пор, пока не сознается, куда спрятал деньги.
… Оставшись один, генерал сел в кресло и задумался. Он понимал, что дело проиграно: если сразу не успел поймать птицу за хвост, считай – она улетела навсегда. Теперь ищи-свищи. Есть, правда, маленькая надежда, что Мародин расколется и скажет, куда спрятал деньги. А если не он, а кто-то из его коллег и подчиненных? По имеющейся информации, Мародин к деньгам был равнодушен. Амбициозен он, конечно, до предела, с замашками Наполеона. Кстати, на этом можно будет сыграть.
Под огромным подозрением находится его напарник – Андрей Подавалов, который исчез, словно сквозь землю провалился. Есть сведения, что скрылся за границей и туда увез все деньги. Кинул ли он Мародина или таков был их общий сценарий? – предстоит выяснить.
Удивительное ощущение вдруг овладело генералом. Не то, чтобы ему было очень жалко упущенных огромных денег. Конечно, им владела досада, тем более, что кто-то оказался предусмотрительнее, хитрее и ловчее, чем он сам. Однако он привык к ударам судьбы, на его службе такое случается нередко. Держать удар – это свойство сильных личностей, а он к таким, вне всякого сомнения, относился.
Его волновало другое: неожиданно и, как бы это ни выглядело парадоксальным, – он почувствовал облегчение, когда ему доложили, что деньги исчезли. Как-то сразу улетучилось то, что мучило его несколько месяцев – ИСКУШЕНИЕ.
Воспитанный в свое время в духе преданности долгу, поставленный нынче на борьбу с любыми проявлениями беззакония, наделенный огромными полномочиями, он все-таки испытывал внутреннюю неловкость, своего рода даже угрызения совести оттого, что решил воспользоваться высоким положением для собственного благополучия. Увы, редкое в наше время качество, но иногда оно имеет место… Хотя, конечно, это были его тайные мысли, в которые он никого не посвящал, однако они тревожили, особенно по ночам, когда усталый и нервный он пытался заснуть и никак не мог.
Теперь, поскольку такой мотив исчез, он ощутил в себе нормальное служебное рвение. И сделает все возможное, чтобы изобличить и наказать преступников. Тем более, что задето его самолюбие профессионала.
6
Истинную ценность и сладость свободы знает только тот, кто, хотя бы на время, был ее лишен. Скоро месяц, как Мародина заперли в этой камере, в которой он покорно ожидал решения своей участи. Камера небольшая с белыми грязноватыми стенами, посередине двухъярусная койка, возле нее длинный обшарпанный стол и скамейка, привинченные к полу. Около двери туалет и умывальник, отделенные от основного помещения невысокой стеной.
Камера в длину не более шести метров, и за день Мародин успевал сделать десять тысяч шагов. Такое задание, чтобы хоть как-то размять мышцы, он себе поставил и неукоснительно следовал ему.
К самому окну не подойдешь – в метре от него от пола до потолка установлены прочные отсекающие решетки. Они сделаны для того, чтобы заключенные из разных камер друг с другом не общались, а то любят они через окна «коней гонять» – так называется тюремная почта.
Сам же Мародин предпочитал подолгу стоять возле решетки: отсюда виден кусочек неба – иногда синего, но чаще в облаках, сюда порой доносились городские звуки – рычание автомобиля, гудки, трамвайные звонки, очень редко – человеческие голоса. Этих случайных пришельцев из того, свободного, мира здесь, в камере, воспринимаешь совсем по-другому, их с нетерпением ждешь, они отзываются в сердце какой-то сладостной тоской, печалью, надеждой и восторгом.
За месяц несвободы Мародин многое чего понял и переосмыслил. Самое главное, он осознал, что с государством ни в какие игры играть нельзя, в конечном счете, в проигрыше останешься ты. С властями надо или бороться, коли считаешь себя правым и готовым к бою, или подчиняться им. Иногда, правда, можно сотрудничать, если условия будут приемлемые.
С другой стороны, он полагал, что выбрал правильную позицию, сваливая все беды на власти и снимая с себя обвинения в неудачном исходе эксперимента. Ему помешали, не дали развернуться и довести начатое дело до конца. Это ведь самое трудное – признать, что твой проект, которому ты отдал столько сил, провальный. Все равно, что сказать: ты – идиот. Кто в этом сознается добровольно? Нет, чернить надо кого угодно, только не себя.
Он прекрасно помнит тот самый день, когда его выводили из офиса, чтобы посадить в машину и отвести в тюрьму. Многотысячная толпа стояла вокруг здания, сдерживаемая кавалькадой спецназовцев в шлемах, и скандировала; «Мародин, мы с тобой!», «Свободу Мародину!»…
Казалось, крикни Сергей, и безоружные люди кинутся на милицию, сомнут защитный кордон, и освободят его. Не хотелось ему признавать, что люди боролись отнюдь не за него, а просто желали вернуть свои деньги.
Стоя у решетки, Сергей повернулся к своему соседу по камере, который сидел за столом и уже долго разминал руками хлебный мякиш, изредка обмакивая пальцы в кружку с водой. Потом из полученной массы он лепил разные фигурки, которые, как воины, строем стояли на краю стола. Лепка из мякиша – это целое тюремное искусство, которое позволяет отвлекаться от грустных мыслей, скрашивать тусклый быт, и напарник освоил его в совершенстве. Он слепил оригинальные и изящные шахматные фигуры, и Мародин охотно составлял ему компанию в любимой игре. При очередном шмоне тюремщики изымали фигурки, но и активно не запрещали заниматься лепкой. Они тоже понимали, что арестантам надо чем-то занимать себя.
С напарником Мародин жил душа в душу, что редко бывает в тюремной среде. Сосед по камере стал для Сергея чем-то вроде наставника. Он был старше и опытнее Мародина, и звали его Василием Ивановичем.
Когда Мародин впервые появился в камере, Василий Иванович сидел на скамейке в трикотажных спортивных штанах и тельняшке и пил чай. При появлении нового сидельца его круглое лицо озарилось улыбкой, глаза при этом сузились до черточек.
– Заходи, устраивайся. Я тут уже третий день один скучаю. Теперь веселее будет. Твое место наверху, – добродушно сказал он, показывая рукой на верхнюю койку. А потом предложил Мародину чаю.
Так они и познакомились.
Время в тюрьме течет медленно и тоскливо. Сокамерники убивали его игрой в шахматы и долгими разговорами. И скоро друг о друге они уже знали многое. Мародин был рад, что его посадили в одну камеру не с каким-то блатным недоумком, а с интеллигентным человеком, хотя и убийцей.
Василий Иванович в свое время баллотировался в мэры одного из подмосковных городков, а конкурента, чтобы не заморачиваться, убил. Не сам, конечно, а с помощью своих подручных. Василий Иванович, оказывается, был к тому же криминальным авторитетом, правда, небольшого – районного масштаба. И теперь его ожидал внушительный срок. Любил он, играя в шахматы, рассуждать о жизни. Вот такой это был убийца, а к тому еще – философ.
В первый же день Мародин повесил на стену портрет своей любимицы Мари Лафоре. Василий Иванович долго рассматривал его, наконец, спросил:
– Кто это? Твоя жена?
– Нет, – ответил Мародин. – Это французская певица.
– Ничего, востроносенькая.
– Ничего, – обиделся Мародин. – Да она само совершенство! Как она поет: «Я больше ничего не знаю о трепете рыбок…». Каково? Она естественна, как дыхание.
– Да, пожалуй, в ней чувствуется порода. Я в этом разбираюсь, ведь по натуре я – художник. Что так смотришь? – усмехнулся убийца. – Думаешь, если вор, то значит, нищеброд, не умеет тонко чувствовать, отличать настоящее. Что? Не похож? Вы привыкли по плохим кино представлять, что вор в законе – это злобный бандит с хриплым голосом и низким интеллектом. Нет, брат, мы тоже что-то кумекаем. Вот ты был миллионером, пожалуй, самым богатым в России, а теперь сидишь в тюрьме, считаешься преступником. А, наверное, в молодости не собирался быть ни тем, ни другим.
– Верно, – согласился Мародин. – Думал, буду ученым, физиком или математиком. И стал бы, если бы…
– Если бы, да кабы, да во рту росли грибы, то был бы не рот, а целый огород, – засмеялся Василий Ивановчи, а потом серьезно сказал, кивая на портрет. – Чтобы достичь такой совершенной породы, как эта девица, нужен многолетний отбор. Несколько поколений должно пройти. Увы, в России сейчас нет настоящей породы. Ценное дерево растет долго, его надо лелеять, начиная с ростка, поливать, удобрять, доводить до плодоношения, отбирать лучшие семена, снова сажать, и так до тех пор, пока не дойдем до совершенства. А мы что делаем? Совершаем революции, перестройки, рывки. Все перемешиваем – шелуху и сор с ценными семенами. И рубим под корень собственную породу… Сначала так было в 1917-м, потом – в 1991-м. Думаем: старую породу вырвем с корнем, зато потом быстро вырастим новую. Как бы не так! Может, и выйдет толк, только для этого надо очень долгое время. Если хотим иметь хороший плод, то сначала нужно позаботиться о дереве. От плохого дерева будет плохой плод. Так в Евангелии сказано. А мы нетерпеливы, ждать у нас нет времени, нам нужно все и сразу. Мы торопимся, мы амбициозны, опять желаем рывков и перестроек, требуем перемен, заново перепахиваем огород и снова забрасываем его. Только закон природы таков – если огород предоставлен самому себе, то сорняки всегда побеждают. Нам нужно несколько десятков лет спокойной и мудрой работы и надежного умного садовника.
– А вы, однако, мыслитель, – усмехнулся Мародин.
Они сидели на скамейке, перед ними на столе была развернута шахматная доска. Но, увлекшись разговором, оба совсем позабыли об игре.
– Будешь и ты философом, когда посидишь с мое в тюрьме, – весело сказал вор-убийца. – Как думаешь, почему ты сюда попал?
– Мне вменили, что я налоги со своих доходов не платил. И тут же говорят, что все мои доходы незаконные. Но если доходы незаконны, как можно говорить о каких-то налогах. Парадокс…
– Наивняк, – пробурчал Василий Иванович. – Их не налоги интересуют, а твои деньги. Сколько, ты говоришь, у тебя их было?
– Точно не знаю. Примерно треть бюджета России.
– Вот-вот. Твоими деньгами кто-то уже распорядился. И, уверен, –отнюдь не государство. Неужели ты себе ничего не оставил?
– Ничего. Да мне и не надо. При случае я всегда заработаю, ибо знаю как.
– Понятно. Кто-то денежки прибрал, а тебя сюда посадили, чтобы ты под ногами не путался.
– Вы думаете?
– Наивняк, – повторил вор. – Посидишь с мое, многое поймешь. Чтобы получить хорошие деньги, порой и грабить-то не надо. Достаточно иметь власть. Вот сидит себе генерал и думает, где бы деньги достать? Ему ведь тоже хочется яхту иметь, дворец за границей. Его умный подчиненный говорит: «Очень просто, товарищ генерал, давайте сделаем так: к примеру, обяжем, чтобы на всех автомобилях был на стекле знак – «Осторожно, шипы». Сколько в России машин? Примерно, 40 миллионов. Каждый знак будет стоить 100 руб. Для владельцев немного, а для нас…».
«Молодец, – обрадовался генерал. – Действуй».
Разворачивается широкая компания, объявляется, что езда без знака «шипы» опасна, и при его отсутствии будут штрафовать. Через свои фирмы изготавливаются миллионы табличек. Все они продаются. Деньги льются потоком. А через год объявляется, что ничего страшного, можно ездить и без знака, совсем это даже не опасно. Но дело уже сделано.
Генералу все это понравилось, и он говорит подчиненному – придумай еще что-нибудь. И снова миллионы потекли в карманы. Люди дуреют от шальных денег. Мозги у них закипают. А уж тебя пощипать, сам бог велел.
– Про «шипы» – это здорово, – рассмеялся Мародин. – Не хуже моей пирамиды. Только я интересуюсь – если вы такой умный, зачем преступлениями занимаетесь? Могли бы найти другое приложение сил и ума.
Василий Иванович совсем развеселился:
– А я жертва перестройки. При других обстоятельствах мог бы стать художником. Но стал убийцей. Потому что в противном случае убили бы меня. Мой конкурент намеривался сделать это, но не успел. Я его опередил. И теперь я в тюрьме. Такова судьба. Сверху бросили игральные кости, вот они так и легли. Кто-то должен быть президентом, кто-то писателем, а кто-то – обычным вором. И ничего тут не изменишь.
– И я жертва перестройки, – грустно заметил Мародин. – А еще меня обманул человек, которому я верил, как себе. Это для меня самое страшное и обидное.
– Верить никому нельзя. А что за человек тебя обманул? – сокамерник бросил пристальный взгляд на Мародина.
– Правда, я не могу утверждать категорически. Может, зря на него наговариваю.
– Да на кого? – настойчиво переспросил Василий Иванович.
«Моего напарника», – хотел было сказать Сергей, но не успел, так как открылась с тяжким лязгом дверь камеры и дежурный надзиратель крикнул:
– Мародин, на выход!
– С вещами? – машинально спросил Мародин.
– Нет. К вам адвокат пришел.
Маленький тусклый кабинет, стол и табурет с прибитыми к полу ножками. Адвокат был новый, неизвестный Мародину. Сергей осторожно сел на табурет, заложил по привычке руки за голову.
– Выслушайте меня внимательно, Сергей Иванович, – начал адвокат. –Скоро вас выпустят, за это взялись влиятельные люди. Более того, вас выдвинут в депутаты в Думу, и вы пройдете. Вы станете независимы от любого уголовного преследования. Я думаю, вы это оцените. Но за это от вас нужно совсем немного. Те люди, которые за вас хлопочут, в свое время отнесли в вашу Сим-Сим немалые деньги. Вы должны будете вернуть им как пропажу, так и упущенную выгоду. Вам понятно?
И адвокат выразительно посмотрел на Мародина. Тот молчал.
– Это прекрасный для вас шанс. Вы разом решите все свои проблемы.
– Я подумаю. Только я не знаю, что это за люди. В моей фирме никаких записей о вкладчиках не велось.
– Об этом не беспокойтесь. Когда надо будет, с вами свяжутся. Теперь еще одно. Сергей Иванович, ваша американская жена подала на развод. Думаю, вы не будете возражать?
– Не буду. Готов письменно подтвердить. Пусть живет, как хочет.
– Ну, вот и славно.
– И у меня к вам есть вопрос, – сказал Мародин.
– Охотно отвечу.
– Ко мне в тюрьму систематически поступают продуктовые посылки. Скажите, кто их передает?
Адвокат подумал, загадочно усмехнулся и чуть игриво промолвил:
– Хотя мне не велели вам говорить, но я скажу – одна симпатичная журналистка. Думаю, вы понимаете, о ком речь.