Прекрасное далёко

Валерий Сергеев Орловский
               
"Сегодняшний, ты ли это – вчерашний?" Александр Покровский

Сначала моря было не видно, а только слышно. По мере приближения к нему, гул становился отчётливее и всё больше напоминал звуки из преисподней. Узкая тропинка между деревьями уже освободилась от снега и просохла, но в шаге от неё слякотная ноздреватая жижа ещё присутствовала в изрядных количествах, отчего идти следовало аккуратно. Наконец, миновав сосновый перелесок, двое немолодых мужчин ступили на влажный песок. Они были примерно одного роста, но выглядели довольно контрастно, почти как Дон Кихот и его верный оруженосец Санчо Панса. По пустынному берегу гулял неприкаянный, остро пахнущий водорослями ветер. Громады волн с грохотом и брызгами разбивались о камни, заглушая пронзительные крики птиц. За всем этим, приподняв край низколетящих облаков, равнодушно наблюдало стылое февральское светило. От увиденного делалось как-то зябко, неуютно и тревожно. 
– Штормит, – раздосадовано произнес дородный Дмитрий Васильевич, и поднял воротник своей куртки. – По-моему мы выбрали не лучшее время для прогулки. – В такую погоду только тёщу за пивом гонять. Давай, вернёмся?
 – Прежде немного подышим, – задумчиво ответил ему худощавый Сергей Петрович. – Кто не любит море, тот – пропащий безнадёжный человек. А зимой оно совершенно необыкновенное: и запахом, и цветом, и голосом! – два пальца его руки касались мочки уха, а это означало, что он чем-то расстроен или недоволен. – Когда ещё мне доведётся побывать на Косе? И случится ли такое вообще?
Дмитрий Васильевич глянул на собеседника исподлобья, но промолчал. Затем повернулся в пол оборота и стал наблюдать за ревущей водной стихией. Он прекрасно понимал, что творится сейчас в душе шестидесятилетнего Сергея. Ведь тому предстояла серьёзная полостная операция, провести которую предстояло Дмитрию, ведущему хирургу клиники. Шансы на успех данного вмешательства врачебный консилиум расценил, как «50 на 50», но Дмитрий Васильевич просчитал всё до мелочей и верил в благоприятный исход. Хотя, разве можно «предусмотреть всё», когда речь идёт о таком непростом и довольно запущенном случае? Тем не менее, больного следовало морально поддержать. Для этого он и привёз его к морю.
– Все явления в при¬роде – относительны, – поёжившись, вымолвил, наконец, хирург. Упругий ветер разметал его роскошную седую шевелюру, соорудив на темени некое подобие демонических рожек. – Кто-то говорит: «Букет ромашек», а кто-то – «пучок». Можно сказать: «Мал золотник, да дорог», а можно – «дорог, да мал». Всё в жизни зависит от того, как смотреть на предмет или событие. Вот и нам нужно надеяться на лучшее, – подбодрил он Сергея. – Ведь вера в успех – это половина успеха!
Сергей Петрович лишь печально ухмыльнулся. Теоретически он понимал, что все люди когда-нибудь умрут и это – нормальное явление, ведь смерть неизбежна. Но то, что сейчас она подкралась к нему так близко, стало полной неожиданностью. Оставалось только верить, надеяться и ждать. Операция назначена на вторник… А Диму он знал более сорока лет, ещё со студенческой скамьи медицинского факультета. Старый друг всегда оставался таким же сдержанным и немного флегматичным философом, полагался исключительно на свои глаза и руки, а прогнозы строил, опираясь на непреложные законы физики и логики. А потом, стоя за операционным столом, отдавал персоналу распоряжения с видом полководца, приказывающего солдатам ринуться в атаку… Сам Сергей заведовал неврологическим отделением, был натурой ранимой и мечтательной, но не чуждой авантюризма. Случалось, не сдержавшись, вступал в перепалки с коллегами и вышестоящим руководством, что в результате ни к чему хорошему не приводило.
– Следуя твоим рассуждениям, – невесело заметил он, – радость полёта можно ощутить, даже перепилив сук, на котором сам сидишь...
– А почему бы и нет? – оживился хирург. – Необходимо извлекать пользу даже из самых неприятных ситуаций. И пусть жизнь ежечасно преподносит нам свои сюрпризы, «бьёт ключом» по голове и сглаживает всё, включая извилины. Она всё равно – прекрасна! Помнишь, как на третьем курсе нас, комсомольцев, послали на картошку в какое-то богом забытое село?
– Конечно, – откликнулся невролог, – бытовые условия там были ужасные: работали мы много, питались плохо, а спали на нарах в полуразвалившейся избушке. Ты придумал тому захудалому колхозу «Сорокалетия Великого Октября» более подходящее название: «Сорок лет без урожая»…
– А теперь вспомни, Серёга, какое там случилось происшествие?
– Однажды вместо положенного мяса председатель выделил нам живого телёнка, – предположил Сергей, – которого никто из нас так и не отважился убить…
– Да нет же! Как-то мы, проторчав весь день под дождём в поле, вернулись усталыми, грязными и продрогшими. Затопили русскую печь, раз¬весили на ней сырую одежду, а сами, наскоро поужинав, повалились спать...
– Точно! – поддержал его Сергей. – По случайности один ват¬ник стал тлеть, и ядовитый дым заполнил всё небольшое помещение. Мы задыхались, кашляли и накрывались с головой одеялами, но проснуться уже не могли... История закончилась бы очень печально, но в это время наш приятель Володька – неисправимый баб¬ник, вернулся с очередного свидания. Он-то и вытащил всех в холодные сени и привёл в чувство.
– Сюжет достоин библейской притчи о том, как один развратник спас десять безгрешных душ, – подытожил Дмитрий. – А если бы Володьки не оказалось рядом или нам удалось уговорить его не шляться по ночам? – он достал вторую сигарету и прикурил её от первой. – С той поры я стараюсь ни¬кого не осуждать и не вешать на людей ярлыков. Пусть мир не идеален, но чтобы победить все соблазны и пороки, нам следует бороться не с кем-то сторонним, а с самими собой: собственной ленью, жадностью, завистью и гордыней! Изживём в себе эти недостатки, глядишь, никакой преступности вокруг не останется. 
– Но человеческой природе свойственно ловчить и обманывать? – засомневался Сергей.
– Да, нам врут с самого рождения. Недаром же говорится, что первый обман в жизни – пустышка. И мы смирились с тем, что людям, как аквариумным рыбкам, приходится бултыхаться в затхлой водице изощрённой лжи, обличать которую себе дороже. Но к этому, похоже, все давно привыкли. В итоге, одурачены целые поколения: и наше, и наших родителей, которые своим самоотверженным трудом приближали «светлое коммунистическое» будущее, а оно так и не наступило. Советская Власть бессовестно надула бедных стариков! Их святая вера и благие устремления оказались ложными, а все усилия – напрасными.
– А мне те времена по душе, – негромко произнёс Сергей. – Тогда у людей была уверенность в завтрашнем дне. А казнокрадов и расхитителей сажали за решётку или расстреливали. Ты лучше посмотри, сколько лжи вокруг сегодня! Зажравшиеся олигархи, продажные политики и пресса, даже у церкви – липовые калеки и нищие, весело болтающие по дорогущим смартфонам! Все норовят нас облапошить! Что же происходит с человеческой совестью? Или мы уже забыли, что это такое? – он пнул носком ботинка небольшой камешек.
– Не стоит так расстраиваться, – решил разрядить обстановку Дмитрий, провожая взглядом оголтелых чаек, носящихся над грозным морем, – ведь нам известно немало случаев «лжи во спасение». Например, спортивные тренеры говорят своим подопечным: «Ты можешь!» – и те устанавливают очередной рекорд. Не удивляйся, но совершенно невинный обман возможен даже в торговле. Не веришь? Тогда представь... Приходят две бабушки в салон бытовой электроники и заявляют: «Хотим приобрести дешёвый чёрно-белый телевизор…» «Таких у нас нет, их давно не выпускают, – прячет улыбку менеджер. – Могу предложить недорогие цветные». «Ваши цветные – для миллионеров! Мы сейчас жалобу напишем!» – сердятся старушки. Тогда один из продавцов незаметно убирает до нуля «насыщенность» на экране простенького трубочного «Самсунга», затерявшегося на огромной витрине среди плазменных панелей, и говорит: «Вот такой вас устроит?» «Конечно! Спасибо, добрый человек!». Бабульки оформляют покупку, и довольные уходят…
Вопреки ожиданиям Дмитрия, Сергей не улыбнулся, а, напротив, вопросительно вскинул брови:
– Твои утешения и подбадривания – это тоже иллюстрация к понятию «святая ложь»?
– Нет, они – твёрдая уверенность, родившаяся в результате серьёзного обдумывания проблемы и подготовки к её решению.
Флейта ветра продолжала свистеть и звенеть жалобными нотами, а временами протяжно и отрешённо стонать. Озябшие друзья направились к припаркованной возле придорожного кафе машине. Шли не торопясь, подъём на дюну был довольно крут. Оба тяжело дышали, шагая по зыбкому песку. По ту сторону холма ветра почти не ощущалось, а шум моря напоминал отсюда гул автострады. Среди деревьев казалось намного теплее. Земля пахла прошлогодними прелыми листьями. В трёх шагах от тропинки возвышался спящий муравейник. Нахохлившиеся синички угрюмо глядели на людей с кустов шиповника. Лишь одна птаха, вытянув шейку, забавно подпрыгивала, помогая себе крыльями. Лёгкий шорох заставил отвлечься: по стволу сосны промчалась белка и, покосившись на прохожих, спряталась в её кроне.
– А ведь я уже некролог для себя придумал, – пыхтел Сергей. – Так, на всякий случай... «В результате тяжёлой продолжительной болезни ушёл из жизни замечательный врач, кандидат медицинских наук, талантливый человек, беззаветно преданный своей профессии…» – и тому подобное. Во вторник покажу… – сочинитель криво усмехнулся. – Ты думаешь, что я трус? Конечно, я – трус… Меня страшит неизвестность, я боюсь не проснуться после наркоза и никогда больше не увидеть своих близких и тебя, коновала! Вот скажи: неужели, всё прекращается вместе с биением нашего сердца? Если с наступлением смерти мы превращаемся лишь в распадающуюся материю, то чего стоила сама жизнь со всеми нашими сомнениями, тревогами и невзгодами? Какой в ней смысл? Эх, хорошо бы убежать далеко-далеко от надвигающейся старости и своих болячек, смятения и страха, боли и отчаяния. Пускай всё плохое происходит не со мной, а с кем-то другим. Недавно я перелистывал томик Андрея Вознесенского и наткнулся на замечательные строки:
«Тишины хочу, тишины…
Нервы, что ли, обожжены?
Тишины…»
– Нет, дружище, – прервал декламацию Дмитрий, – к нашей ситуации более подходят стихи Александра Блока: «И снова бой! Покой нам только снится…», поскольку обоим предстоит сильно постараться, немало потрудиться и претерпеть. Мы победим твою болезнь, только если будем действовать заодно. А собственную судьбу, какой бы она ни была, следует принимать благодарно: она наделяет нас ношей в строгом соответствии со спиной! Уверяю, что в твоей истории финал будет счастливым…
– Спасибо. Я знаю, что ты сделаешь всё возможное, и даже более того.
Друзья помолчали, глядя друг другу в глаза.
– Представляешь, – задумчиво проговорил Сергей, – однажды в десятилетнем возрасте, меня рисовал молодой художник... Наша семья жила тогда в военном городке, а он приехал в гости к соседям и решил написать мой портрет. Мы полдня сидели с ним в каком-то гараже, я ужасно устал и проголодался, а мама меня обыскалась... Я думал, что давно забыл тот случай, но неделю назад увидел эту картину на экспозиции в художественной галерее. Называется она «Сергуша», именно так звали меня в ту пору ребята. Автор – Фёдор Странный. Казалось бы, ничего выдающегося, ранняя работа какого-то малоизвестного мастера, но меня словно кипятком окатили! В душе всё перевернулось, нахлынули воспоминания о детстве, о родителях... – рассказчик достал пачку сигарет и неспешно закурил, прищурив свои светлые глаза. – Обычно у детишек в СССР утро начиналось с передаваемой по радио бодрой песенки: «На зарядку становись!», а после неё следовало: «Здравствуйте, ребята! В эфире – «Пионерская Зорька»... Точно так же просыпался и наш городок. Дедушка-молочник развозил на телеге парное молоко по домам офицеров. Потом родители уходили на работу, а мы выбегали во двор. Выносили на улицу лото и домино, шашки и шахматы. Играли «в ножички», чехарду и «казаков-разбойников», догонялки, прятки и волейбол через бельевую верёвку, строили шалаши и землянки, лазили по деревьям, чердакам и подвалам, что-то там постоянно прятали или раскапывали. На углу продуктового магазина стояла тётенька в белом передничке и торговала газированной водой. В жару мы каждый час бегали туда «заправляться». В самом магазине тоже было много интересного: прежде всего – это мороженое и сухие кисели, которые мы с азартом грызли, покупая на мелочь. Здесь же были установлены большие конусообразные сосуды с соками: яблочным, виноградным, берёзовым и очень популярным – томатным. Рядом на прилавке обязательно находилась тарелочка с солью и чайная ложка – для её размешивания. В булочной висели лозунги: "Без хлеба нет обеда" и "Хлеб – всему голова"…
Дмитрий согласно кивал головой, разглядывая на обочине тропы три берёзки, выросшие из единого корня. А Сергей увлечённо продолжал:
– Старое доброе слово "коллективизм" не было тогда ругательным. Людям даже в голову не приходило, что можно жить как-то иначе. В гости ходили без приглашения, двери квартир почти всегда оставались открытыми. Можно было стукнуть в стену, и соседи прибегали спросить: «Что случилось? Чем помочь?» С самого нежного возраста нам внушали, что следует уважать пожилых людей и уступать им место в автобусе. И любая незнакомая бабушка с видимым удовольствием протягивала тимуровцу свою авоську с продуктами, когда он предлагал ей помощь, а не бежала прочь, прижав сумку к груди, чтобы пенсию не отобрали... – оба грустно улыбнулись. – Не удивительно, что мне ужасно захотелось проснуться однажды тёплым июньским утром, и порадоваться тому, что я снова десятилетний мальчишка, школьные каникулы в самом начале, а у нас с друзьями полно увлекательных и важных дел. Как же прекрасно вновь ощутить, что мама и папа живы, молоды, а впереди у всех нас такая долгая, интересная и счастливая жизнь! Жаль, что всему этому не суждено сбыться… – закончил своё ностальгическое повествование Сергей.
Высинился ранний февральский вечер. Прохладный воздух постепенно густел, а деревья теряли свои очертания. Ветер поутих, небо местами очистилось от облаков, а сквозь прорехи, хитро подмигивая, мерцали холодные звёзды. Двое друзей мчались по автостраде к областному центру. До операции оставалось полтора дня…
И вот наступило утро вторника. Подготовленного пациента на каталке доставили в операционную и переложили на стол. Анестезиолог дал ему общий наркоз и заинтубировал , а ведущий хирург, Дмитрий Васильевич, блеснув очками, пророкотал: «Работаем!»

…Несколько мгновений растерянный Сергей находился в полной темноте, и слышал лишь биение своего сердца. Наконец, немного отдышался и пришёл в себя. Внутри всё согрелось и успокоилось. Пространство вокруг стало периодически освещаться разноцветными всполохами, похожими на Северное сияние, потом окончательно развиднелось, и он обнаружил, что стоит в палисаднике, обсаженном по периметру изумительно пахнущей жёлтой акацией. На нём был голубой джинсовый костюм, а в руке он держал дипломат, с которым накануне приехал в клинику. Сергей огляделся и сразу же всё узнал: беседку, скамейки, теннисный стол… Это был двор его детства! Тут же им овладело жгучее любопытство, а сердце заполнила великая радость: «Вот это экскурсия!» Он сделал несколько шагов по направлению к своему подъезду, но остановился: «Нет, так сразу нельзя! Сначала надо собраться с мыслями…», после чего присел на деревянную скамейку, во многих местах покрытую выжженными увеличительным стеклом надписями: «Саня, Лёха…» А вот и знакомое имя: «Сергуша». «Да, это – несомненно, мой двор…» Внутри что-то тихо загрустило.
Ещё ощущалась утренняя свежесть, но солнце начинало понемногу припекать. Через час-полтора оно станет невыносимо жгучим. Ни день, а подарок! «Судя по погоде, сейчас лето, а время – около десяти часов», – рассудил он. Настроение было отличным, а тело бодрым и полным сил. Голова тоже соображала превосходно. На какое-либо умопомешательство, его самочувствие и всё происходящее мало походило. Мимо сердито пробасил шмель. Сергей Петрович похлопал себя по карманам, извлёк из курточки пачку сигарет и щёлкнул зажигалкой. Провёл ладонью по залысинам: «А моя полянка, вытоптанная мыслями, никуда не делась…» – с юморком отметил он. Глубокая затяжка табачным дымом помогла сосредоточиться. «Итак, я снова в военном городке, где когда-то служил штурманом мой отец. Здесь всё мне знакомо, ничего не изменилось, хотя минуло почти полвека. Следует вывод: непостижимым образом я оказался в своём прошлом. Но разве такое возможно?»
В эту самую минуту из подъезда дома, спугнув стаю голубей, со смехом выбежали трое мальчишек лет десяти. Двое – в шортах и сандаликах, третий в спортивных штанах с продавленными коленями, кедах и подпоясанный широким ремнём с солдатской бляхой. На его голове красовалась выцветшая пилотка с красной звёздочкой. В руках каждый из пацанов держал по деревянному пистолету. Очевидно, они намеревались поиграть в «войнушку», но заметив взрослого дяденьку, скорее даже – дедушку, поумерили свой пыл, и стали о чём-то перешёптываться.
«А тот белобрысый, что в пилотке, похоже, у них за командира», – решил Сергей, глядя на компанию ребят. Одновременно парнишка показался ему очень знакомым. Стрижка под полубокс, серые глаза и выгоревшие на солнце ресницы, конопатый нос и пухлые губы... «Где же я видел его лицо? Ба! Так это же Сергуша с портрета Фёдора Странного! Получается, что я встретил себя самого, только в детском возрасте? С ума сойти, как интересно!» Словно в подтверждение его догадки один из мальчишек выпалил:
– Сергуша, айда в школьный сад за яблоками! А потом у магазина попьём газировки с сиропом! Я сегодня богатый: мне батя пятнадцать копеек дал!
«Сейчас они убегут! Надо срочно что-то предпринять…» – заволновался Сергей и, обращаясь к предводителю ватаги, громко, но мягко позвал:
– Серёжа, подойди ко мне, пожалуйста…
Тот неторопливо приблизился, теребя пальцами мочку своего уха, и с любопытством разглядывая пожилого мужчину. 
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Не удивляйся, приятель. Просто я твой двоюродный дедушка. Ты меня, конечно, не помнишь, зато я тебя хорошо знаю. Вот приехал, чтобы повидаться с тобой и родителями… – «на ходу» выдумывал Сергей свою «легенду».
Говорить правду было категорически нельзя. Во-первых, мальчик ему вряд ли поверит, а во-вторых, это может, так или иначе, повлиять на их общую дальнейшую судьбу. Но изменив её хоть на волосок, он нарушит естественный ход событий, и скорее всего никогда уже не вернётся в привычный для себя мир. Такую теорию, когда-то давно, он прочитал в одном из романов.
– Но мама на работе, а папа сегодня на парашютных прыжках, – объяснял тем временем Сергуша. – А как вас зовут?
– Я – Сергей Петрович. Мы с тобой полные тёзки, внучек. У нас даже фамилия одинаковая.
– Как здорово! – заулыбался мальчуган. – Знаете, мой папа на вас очень похож. Мама говорит, что у него тоже скоро будет лысина. Также многие считают, что я – копия своего отца, получается, наша семья – как матрёшки, – засмеялся он. – А откуда вы приехали?
– Из бывшего немецкого города Кёнигсберг, – ответил Сергей. – Но теперь он стал анклавом России и называется Калининградом. Очень красивый современный город.
– А там живут наши, советские люди? – решил уточнить Сергуша. Было видно, что он не понял смысла всего сказанного.
– Конечно, такие же строители коммунизма, как и у вас, – исправился Сергей Петрович. – Вот только добираться оттуда далеко и долго.
– Так пойдёмте к нам домой? – предложил Сергуша. – Вы же, наверное, проголодались с дороги, а мама вчера целую сковородку картошки с салом нажарила. Есть огурцы и зелёный лучок. А потом я напою вас чаем с вареньем.
– Что ж, веди, поглядим, как вы живёте. У меня тут кое-какие гостинцы для вас припасены, – похлопал Сергей по кожаному боку своего дипломата.
Попрощавшись с ребятами, которые тут же пустились по своим неотложным делам, «родственники» вошли в свой подъезд. Сергей Петрович живо припомнил, как в детстве он лазал по этим самым перилам, играя с пацанами в «слепого кота», как они сушили на чугунной батарее свои промокшие рукавицы, обменивались на ступеньках марками и этикетками со спичечных коробков, расставляли здесь отряды оловянных солдатиков. На этой лестнице полсотни лет назад устраивались детские концерты, викторины и КВНы. Днем все придумывали сценарий, репетировали номера, готовили декорации и костюмы: оборачивались простынями, мамиными платками и скатертями, привязывали под них подушки-животы, а затем ходили по квартирам и раздавали жильцам пригласительные билеты. Народу на представления собиралось много…
Сергуша ловко отпер знакомую дверь ключом, что висел на шнурке у него на шее. Прихожая показалась Сергею Петровичу не такой просторной, как в детстве. Из неё выходили двери в две комнаты, чулан, туалет и ванную. Изгиб коридора вёл на кухню. На дощатом полу лежала розовая дорожка. Решив освежить свои ребячьи воспоминания, взрослый Сергей вымыл руки в ванной, где громоздился водонагреватель "Титан", который отец в банные дни разжигал старыми газетами, а затем топил дровами. Заглянул в туалет с чугунным бачком, деревянным стульчаком и висящей на гвоздике газеткой. Полюбовался ковриком над своей кроватью, украшенным петухом и курочками, вышитыми "крестиком" заботливой бабушкой. Обошёл в зале круглый стол под бардовой скатертью с бахромой, осмотрел содержимое серванта, громоздкий диван с деревянной спинкой и швейную машинку на колёсиках.
– Проходите на кухню, – пригласил Серёжа, а сам ловко разжёг керогаз, по-хозяйски плюхнул на него большую сковороду, и стал мыть пупыристые огурцы водой из медного крана.
Под раковиной стояло жестяное мусорное ведро, застеленное обычной газетой, а рядом находилась вместительная тумба для круп, макарон и муки. У противоположной стены расположился стол, покрытый клетчатой клеёнкой, и три табурета, над ними до самого потолка громоздились деревянные антресоли, забитые кастрюльками и банками, тарелками и чашками, свёртками и коробками. На широком подоконнике стояли два горшка с цветами и один с алоэ. Небольшой пузатенький холодильник «Саратов» неприятно дребезжал в углу. На дверном косяке висел отрывной календарь. Сергей Петрович пригляделся – 10 июня 1970 года. «Ого, да это же – год векового юбилея Владимира Ильича Ленина и 25-летия Великой Победы!» – дошло до него. После чего гость водрузил дипломат на табуретку, щёлкнул замками и откинул крышку.
– Так, посмотрим, что у меня есть… – произнёс он, и выставил на стол бутылку «Фанты», два фруктовых йогурта в пластиковых стаканчиках, выложил пару бананов, батончик «Сникерс» и небольшую вакуумную упаковку тонко нарезанного сервелата, – всё то, чем собирался перекусить в больнице.
– Ух, ты… Вот это богатство! – восхищённо выдохнул Сергуша. – Я такого никогда не пробовал…
Видя, как от удивления распахнулись глаза мальчишки, дед-самозванец соврал:
– Я вчера был проездом в Вильнюсе, это – столица Литвы… По случаю празднования Дня Победы там много такого добра продают. А ты что нынче ел на завтрак?
– Молоко с булкой, – ответил тёзка, заворожено глядя на «Фанту».
– А теперь попробуй моей еды, – улыбнулся Сергей Петрович и стал открывать упаковку сервелата. – Сейчас мы с тобой приготовим отличные бутерброды с копчёной колбаской. Отрежь, пожалуйста, белого хлеба.
– Надо маме с папой оставить… – затаив дыхание, предложил Сергуша. – Они обещали заглянуть во время обеденного перерыва.
– Правильно, – одобрил его великодушный порыв Сергей Петрович, – поэтому сделаем сразу четыре порции.
Сам он прекрасно помнил, как отец брал его в лётную столовую, где тётеньки в белых передничках подносили им разные кушанья. Также ранней весной папа извлекал из своих салатов первые душистые огурчики и, завернув в белую салфеточку, приносил ему в кармане лётной куртки. Сергей до сих пор не забыл их аромат… А матушка служила в санчасти. Строга она бывала крайне редко. И даже решившись на это, никогда не могла сыграть свою «роль» до конца. Для искупления любого прегрешения было достаточно просто видимости раскаяния. Сыночек прощался ею даже в тех случаях, когда вовсе того не заслуживал...
– А кем вы работаете? – поинтересовался Сергуша, перемешивая шипящую картошку.
– Врачом в крупной клинике, – ответил Сергей, с трудом отстранившись от нахлынувших воспоминаний. – Также я читаю лекции студентам.
– Теперь понятно, почему вы так модно одеты, – кивнул мальчик на его джинсы. – У меня мама тоже доктор, – гордо заявил он. – Правда, в гарнизонном лазарете… Я сам собираюсь стать врачом, когда вырасту!
– Ты обязательно им будешь, – заверил Сергей Петрович. – Но для этого необходимо хорошо учиться. Как у тебя дела в школе, дружок? Ты в какой класс перешёл?
– В четвёртый, – мальчик заметно погрустнел. Видимо эта тема ему не очень нравилась. – Вообще-то у меня пятерки и четвёрки… – сделав над собой некое усилие, произнёс он. – Правда, за диктанты часто ставят «трояки»... – признался будущий доцент и автор сотни научных статей в медицинских изданиях.
– Отчего так? – расстроился Сергей Петрович. – Знаю, что ты любишь читать. Не ленись, смотри в текст и запоминай, как правильно пишутся слова.
– Но у меня не получается! – воскликнул мальчик, вновь ухватившись за мочку уха. – Когда я читаю интересную книгу, то не вижу слов, а представляю далёкие страны и воображаю удивительные картины. Это намного интереснее, чем зубрить скучные учебники. Надоели мне все ваши падежи и склонения! – похоже, он здорово разозлился.
– Я когда-то тоже так думал, – сдержанно возразил «дедушка». – Но, поверь, достичь чего-то значительного сможет только тот, кто постоянно работает над собой, стремится к своей мечте и никогда не пасует перед трудностями. Подумай над этим… Ты же – пионер! А пионер – всем пример!
– Вообще-то я ещё октябрёнок, – указал Сергуша на звёздочку с маленьким Володей Ульяновым, что была приколота к застиранной рубашке.
– Не это главное, – продолжал воспитывать его Сергей Петрович. – Понимаешь, мы сами выбираем, как прожить свою жизнь: лёжа на диване или с рюкзаком за плечами, покоряя неприступные вершины. У всех нас абсолютно равные шансы превратиться в гордо парящую птицу или же в толстого неповоротливого пингвина! Надеюсь, ты не желаешь сделаться неуклюжим пингвином?
– Нет, я хочу быть похожим на космонавтов Юрия Алексеевича Гагарина и Алексея Архиповича Леонова! И боксом собираюсь заняться, что бы стать, как наш двукратный Олимпийский чемпион Борис Лагутин!
– Да-да, что-то такое я припоминаю… – пробормотал наставник, и одобрительно добавил: – Спорт – это хорошо, спорт закаляет тело и воспитывает силу воли! 
В детстве он думал, что зимой футболисты становятся хоккеистами, а лыжники и конькобежцы по окончанию сезона переквалифицируются в легкоатлетов – бегунов и прыгунов. Ведь мальчишки в их дворе именно так и поступали. С приходом лета все они начинали мечтать о славе великих футболистов и с утра до вечера усиленно тренировались. Также детвора очень хотела, чтобы взрослые парни приняли их в свою команду. «Ну, а без формы с номерами кто же нас возьмёт?» – рассуждали дружки Сергея, поэтому для начала решили подобрать себе номера. Серёге присвоили его любимую цифру «5», Лешка, как и положено вратарю, стал «№ 1», а Санька взял номер своей квартиры – «10». Матери вырезали эдакую «красотищу» из белой материи и нашили её на верхнюю часть от синих трикотажных костюмчиков. Надо сказать, что номера получились знатные – во всю спину! Когда всё было готово, приятели гордо двинулись на стадион, где играли «мастера». Тогда им казалось, что весь городок смотрит и завидует: ещё бы, такие шикарные цифры на спинах! Только вот на самих спортсменов они почему-то никакого впечатления не произвели. Ребятишкам пришлось всю игру сидеть на траве в сторонке и грустить. По окончанию матча отец Сергея, к слову, тоже заядлый футболист, упросил взрослых парней поиграть с малышнёй. Так что минут пять они мяч всё же попинали, и домой вернулись абсолютно счастливые. Вот ведь, как мало человеку нужно...
– Давай, тёзка, немного покушаем, – очнулся от воспоминаний Сергей Петрович, – и отпразднуем нашу встречу заграничным лимонадом.
– У меня уже слюнки текут, – откликнулся Сергуша, накладывая скворчащую и удивительно пахнущую картошку в тарелку деда. – А можно я буду только газировку и бутерброд?
– Как хочешь. Можешь заодно и мой скушать, поскольку я жутко соскучился по такой вот поджаристой «с корочкой» картошечке. На десерт рекомендую тебе отведать йогурт и шоколадный батончик. У нас в Калининграде много разных сладостей выпускают. Но мои внуки… Кстати, тоже твои родственники, больше любят чипсы или попкорн с колой и гамбургеры из «Макдоналдса».
– Я даже не слышал про такую еду… – вновь удивился мальчик.
– Придёт время – услышишь и попробуешь, – обещал ему взрослый Сергей.
– Нам в школе говорили, что через десять лет в Советском Союзе будет построен коммунизм, – уплетая колбасный «деликатес», тараторил Сергуша. – Скорее бы уже… Наверное, тогда мы каждый день станем есть такие вкусности, а пока в нашем магазине ничего похожего нет.
– Поживём – увидим, каким будет это «Прекрасное далёко»… – туманно изрёк Сергей Петрович, и потянулся за своим дипломатом. – У меня для вас есть небольшие сувениры, – объявил он. – Вот одноразовый бритвенный станок для отца, дезодорант и душистое мыло – маме, а тебе я привёз пачку жевательных подушечек «Орбит»…
– Ого! Большое спасибо, дедуля! – искренне обрадовался Сергуша. – Ребята умрут от зависти!
«Жаль, больше у меня ничего нет, – с грустью подумал Сергей Петрович. – Только смена нательного белья, но она уже ношенная. Вот если бы знать заранее…»
– А теперь давай посмотрим телевизор? – предложил старший Сергей. – Ужасно интересно узнать, что в мире творится? – он заметил, что в квартире стоит чёрно-белый «Неман».
– Вы разве не знаете, что трансляция начнётся только вечером? Но сейчас можно послушать радио. Правда, там лишь о «девятой пятилетке» и решениях XXIII съезда КПСС рассказывают, – объяснял «внук», – про надои, урожаи и передовиков производства.
– А музыку передают? – спросил озадаченный «дедушка».
– Конечно, в обед будет концерт по заявкам радиослушателей. Там часто хорошие песни поют.
– А кто из исполнителей тебе больше нравится? – лелея надежду услышать имена солистов группы «Битлс» или «Роллинг стоунз», спросил Сергей Петрович.
– Здорово поют Муслим Магомаев и Эдуард Хиль, а ещё «Песняры» и «Самоцветы», – ответил мальчик.
– А какие фильмы привозят в Дом Офицеров?
– Разные… Только про любовь мне не интересно. Зато весной показывали «Фантомаса»! Вот это, действительно, клёвый фильм!   
«Да, было дело… – думал Сергей Петрович. – Помнится сразу после демонстрации киноленты «Спартак» у ребят нашего городка разгорелись нешуточные баталии с мечами и щитами. Посмотрев картину "Чёрный тюльпан", все разом возомнили себя благородными разбойниками. Спустя какое-то время, мы стали «королевскими мушкетёрами» и повсюду фехтовали самодельными шпагами. Когда в прокат вышли фильмы про индейцев с участием Гойко Митича, все «заболели» новой страстью – принялись строить индейские вигвамы и поселения «бледнолицых», пришивать к одежде бахрому, вставлять в волосы перья и стрелять из лука… В ненастную же погоду детвора любила ходить в гости к друзьям на просмотр диафильмов. На стене или потолке комнаты зажигался яркий весёлый квадратик, и начиналось магическое действо. Кто-нибудь из старших ребят читал субтитры, а остальные охали и ахали, грустили и радовались, переживая проделки незадачливого Незнайки или приключения хитроумного Насреддина ...»
– Больше всего мне нравится кино про революционеров и красноармейцев, – увлечённо рассказывал Сергуша. – Вот «Чапаев» и «Котовский» – отличные фильмы. «Подвиг разведчика», «Четыре танкиста и собака»… – перечислял он. Но вдруг как-то не по-детски посерьёзнел и с тревогой спросил: – Скажите, а почему американцы так хотят войны? Им что ли Вьетнама мало? И зачем китайцы напали на нас на острове Даманский? Мы же всегда им помогали. Я очень боюсь, что империалисты развяжут новую войну – ядерную! Как вы думаете: когда она начнётся? Если нашу Родину вновь атакует враг, мы с ребятами решили создать партизанский отряд, даже ножички и рогатки со свинцовыми пульками для себя запасли…
– Не переживай, дружок, – успокоил его Сергей Петрович, – СССР и весь социалистический лагерь теперь очень сильны. Войны не будет, – а сам вспомнил Афганистан и Чечню… Но мальчишке про них знать не следовало. Как и того, что в современной Польше чудесный фильм о совместной борьбе наших народов с фашизмом теперь под запретом, а во многих бывших «братских» странах, сносят памятники павшим советским солдатам и прославляют нацистов… – Лучше расскажи мне, внучек, чем вы с друзьями занимаетесь? – спросил пришелец из будущего. – В моём детстве было много увлекательных развлечений.
– Недавно мы с ребятами телескоп смастерили, теперь по вечерам звёзды считаем, – с воодушевлением начал мальчик. – Акваланг, как у Жака Ив Кусто, хотим сконструировать из старого противогаза, строим секретные «гнёзда» на деревьях или разоряем чужие, «вражеские». А в гаражах у нас есть свой Штаб, – перешёл на заговорщицкий шёпот Сергуша. – Но о нём никому ни слова…
– Конечно, конечно, – поспешил заверить его Сергей Петрович. – У меня в детстве тоже был Штаб…
Он тотчас вспомнил ту детскую затею. Как через дыру в крыше друзья проникали в заброшенный сарай, и обсуждали в нём насущные дела, придумывали пароли и шифры для переписки, давали Клятву строго хранить свои тайны от недругов. Их фантазия во истину была неистощимой. Так за трёхэтажными домами офицерского состава находились глубокие воронки, оставшиеся ещё с войны. Ватага сорванцов приноровилась жечь в них костры – «по-хитрому», чтобы огня не было видно взрослым. Каждый приносил что мог: хлеб, сало, огурцы, лук и начинался пир до поздней ночи. В золе запекали выкопанную украдкой на ближайших огородах картошку и ели её вместе с обугленной кожурой, измазавшись по уши, обдувая и перебрасывая с руки на руку, чтобы не обжечься. Домой все возвращались чуть живые, жутко грязные и насквозь пропахшие дымом. Родители, конечно, ворчали, но мальчишечьих сил для того, чтобы умыться и раздеться, уже не было… Да, их жизнь казалась очень интересной и богатой на значимые события. Например, весной и осенью в гарнизоне проводились субботники и воскресники. Родители выходили убирать придомовую территорию, а ребятня им в этом охотно помогала. Потом в каждом дворе жгли большие костры из опавших листьев. Из всех окон слышались бодрые марши и патриотические песни. Сизая дымка окутывала городок. И не было ничего слаще запаха тех костерков. Нравилось и торжественное ощущение праздника, когда учителя выводили нарядных детишек колонной на демонстрации: с красными флажками, цветами и связками воздушных шаров. Кругом развешивались транспаранты: «КПСС – Ум, Честь и Совесть нашей эпохи!», «Вперёд – к победе Коммунизма!», «Человек человеку – друг, товарищ и брат!» А во второй половине дня счастливые родители собирались на традиционную «маёвку», которая проводилась обязательно на природе, с разнообразными закусками, разложенными мамами на отцовских плащ-палатках, песнями и танцами под гармошку…
– Когда, говоришь, вернутся твои родители? – обратился Сергей к «уничтожившему» два больших бутерброда, Сергуше.
– К часу дня.
– Так, а сейчас, сколько времени?.. – и он машинально взглянул на часы своего смартфона, достав его из заднего кармана джинсов. Телефон предательски пискнул.
– Ух, ты! Что это у вас? – живо поинтересовался «внучек».
– Новейшая модель будильника на батарейках: с музыкой и фотоаппаратом… – замялся Сергей Петрович.
– Шпионская что ли? – с тревогой в голосе спросил мальчуган.
– Ну, что ты! Просто это… Последняя зарубежная разработка, – пытался выкрутиться из щекотливой ситуации «дед». – Вырастешь, и у тебя такой прибор обязательно будет.
– А посмотреть дадите?
– Конечно, только чуть позже… А сейчас идём, подождём родителей во дворе. Заодно я покурю.
Они вышли в палисадник, и присели на скамейку под высоким тенистым тополем. Непринуждённо болтая, два Сергея скоротали ещё четверть часа... Наконец из-за кустов сирени показалась пара: спортивно сложенный мужчина лет тридцати пяти в военной форме, а с ним миловидная женщина в лёгком голубеньком платье до колен. Они шли под руку и о чём-то беззаботно переговаривались. Сергей Петрович сразу их узнал, и ощутил прилив радости и нежности: «Боже мой, это же – мои отец и мать! Такие молодые! Как я хочу вас обнять… Стоп! Необходимо держать себя в руках. Сначала предстоит отрекомендоваться отцовым дядюшкой. Думаю, у меня получится, ведь я хорошо помню нашу родословную…» А пара уже заметила сына: папа помахал рукой, а на мамином лице расцвела улыбка. «Им невдомёк, что через какие-то три десятка лет обоим предстоит уйти из жизни, – думал Сергей Петрович, – матушке от онкологического заболевания, а следом – отцу от сердечного приступа. Как страшно знать всё это наперёд…»
И вот, когда до скамейки оставалось не более тридцати шагов, смеющийся Сергуша, раскинув руки, бросился навстречу родителям. Мама и папа тоже раскрыли ему свои объятия. «Какой прекрасный миг! Может получиться замечательный кадр, – подумал Сергей Петрович, и достал свой мобильный телефон. – Сделаю всего один снимок, надеюсь, ничего ужасного не произойдёт?» Он навёл на своё семейство объектив и коснулся необходимой кнопки. Фотоаппарат глухо щёлкнул…
И вдруг закачались деревья, а по окружающей реальности побежали волны, словно на зеркальную гладь воды бросили камень. Следом – медленно, как в кинотеатре, погас свет, и вновь наступила тишина, в которой слышалось только биение его сердца…

Очнулся Сергей Петрович в совершенно белой комнате. Он открыл глаза, и первое время равнодушно глядел на висящие над ним флаконы с растворами, и проплывающих мимо людей в лёгких голубых костюмах. Как хорошо: никакой суеты и волнения. «Лучшее из того, что мне когда-либо приходилось слышать, это – тишина, – думалось ему. – Она – символ покоя, отдыха и глубоких раздумий. Тишина появилась в природе прежде всего и, как заботливая мать, вынянчила всякий звук, став первоосновой для добрых слов, хороших стихов и прекрасных мелодий. Была бы моя воля, – вяло рассуждал он, – то на каждом углу висели таблички: «Люди, берегите тишину!», и за нарушение данного правила неотвратимо следовало бы строгое наказание. А вот на пение птиц и шум морского прибоя мой запрет пусть не распространяется…»
Наконец, над ним склонилось лицо улыбающегося Дмитрия Васильевича.
– Очухался, болезный? Как твоё настроение и самочувствие?
– Как у препарированной лягушки, – слабым голосом попытался шутить Сергей Петрович.
– Значит так: я своё дело сделал, операция прошла успешно, – отчитался Дмитрий, – а дальнейшее выздоровление теперь зависит от тебя самого. Чтоб никакой хандры и уныния: завтра на перевязку ты должен явиться на собственных ногах! Запомни: самолёт, который не летит вперёд – падает!
– Спасибо, дружище, я очень постараюсь, – ответил Сергей. – Но не уходи, хочу поведать тебе любопытную вещь: пока ты вырезал для домашней собачки лакомые кусочки моего ливера, я успел побывать в своём детстве и повидаться с родителями. Свидание было удивительно ярким, но до обидного коротким…
– Не бери в голову, голубчик. Явление «ложных воспоминаний» называется конфабуляциями  и после наркоза отмечается довольно часто. Человек порой может вспомнить о событиях, которых никогда не было или в коих он не участвовал. Тебе, как неврологу, это должно быть известно...
Окна палаты интенсивной терапии выходили в парк. Сергей Петрович наслаждался вновь дарованной ему жизнью и безмятежностью, глядя на кусочек неба, по которому плыли высокие полупрозрачные облака, на раскачивающиеся ветви старых лип, и мысленно беседовал со своими оппонентами: «Рассеките мозг вдоль и поперёк, господа, только не найдёте там ни следа того, что называется «памятью». Но несомненно, что запись прошлых событий нашей жизни где-то незримо существует. Вот только где? Тому, кто отыщет её вместилище, Нобелевская премия обеспечена! Дмитрий убеждён, что у меня возникли ложные воспоминания, а я почему-то не уверен. Иногда наше сознание выкидывает такое, что непременно надо остановиться и подобрать. На первый взгляд, путешествие во времени – это абсурд. Пусть на нынешнем этапе с помощью технических средств это невозможно, но вероятно осуществимо посредством человеческой мысли? Если вдуматься, то со временем вообще происходит много необычного. Например, всем известно, что оно имеет три составляющие: прошлое, настоящее и будущее. Однако вот что любопытно: минувшего «уже» нет. Настоящее – это ничтожная точка, миг. А грядущего, как известно, «ещё» нет. Как можно говорить о целом, когда не существуют его составные части? Или всё-таки прошлое с будущим реальны? Тогда возникает интересный вопрос: можно ли в них побывать?..

Эпилог
Через неделю Дмитрий Васильевич снял Сергею швы, и лично повёз его домой, чтобы тот мог помыться, сменить бельишко и просто отдохнуть от больничной обстановки. Когда друзья пытались припарковаться во дворе, плотно заставленном иномарками, в мусорном контейнере невозмутимо ковырялся косматый бомж, а какое-то сиротливое дитё лет семи, не зная, чем ему заняться, барабанило палкой по железной ограде. И тут, словно нарочно, из приёмника автомобиля полилась звонкая песня в исполнении детского хора: «Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко…» А Сергей Петрович сидел и думал: «Что следует понимать под словами «прекрасное далёко»: Сергушино будущее или моё прошлое?» Однозначного ответа на данный вопрос у него не было. И то, и другое представлялось теперь пусть и не безупречным, но, тем не менее, светлым, незабываемым и чудесным...
Первое, что сделал Сергей Петрович, оказавшись в своей квартире, это – достал, покряхтывая, с антресолей коробку с парой семейных альбомов и стопками прочих бумаг. Заварив чашку чая, доктор принялся не спеша разбирать старые фотографии, открытки и письма. Давненько он этим не занимался. Наконец, Сергей взял в руки пожелтевший конверт с изображением Ильича на фоне Красного Знамени, и вытряхнул из него на стол свою детскую коллекцию фантиков. Среди прочих «реликвий» он обнаружил там этикетку от «Фанты», обёртку от жевательной резинки «Орбит» и блестящую крышечку фруктового йогурта. Надпись на конверте гласила: «Дед Сергей. Июнь 1970». Почерк был неровным, детским. Он помнил данный конверт, но прежде не знал: кто такой этот «дед Сергей». Теперь всё встало на свои места…
А ещё в его смартфоне имелся потрясающий кадр: бегущий навстречу родителям десятилетний мальчик. Столько надежды и радости, добра и любви было в том снимке, что Сергей Петрович решил: «Обязательно закажу красивую рамку и повешу эту фотографию над своим рабочим столом». Но прежде следовало навестить могилки отца и мамы...