ужин

Беляев Игорь Леонидович
– Ешь давай! Сидит! Рот открыл. Опять ворон считаешь!?

– Да, пап, – сказал сын и уткнулся в тарелку.

– Как дела на работе, дорогой? – перебила их мать.

– Хорошо. Вчера рекордное количество угля нажгли. Лесорубы даже иногда не успевают за нашими темпами.

– Вы молодцы! Я всегда знала, что из тебя получится отличный углежог. И правильно, что ты ушёл из кожевников! Одна вонь и грязь.

– А у тебя как? – внезапно спросил он.

– У меня? Хорошо. Вчера весь день занимались платьем для князя Отрадненского. Ты знаешь его – вечно недоволен.

– Да. Он редкостный засранец, но на его честь и хвалу – их княжество процветает. И делает лучшие – я действительно так считаю – лучшие мечи и палицы в городе! А кузни! Какие кузни у них там! И целые семьи кузнецов и бронников.

– Согласна. Кстати, о мечах и палицах. Ты поведешь меня на рыцарский турнир? Я весь год готовила платье. Я очень хотела бы следить за играми с тобой за ручку, – она нежно подняла свои прекрасные, серые глаза на него.

– Конечно! Тем более мы с ребятами готовим отдельный стол с медовухой нового урожая с Ходынских угодий, нашего благородного, первого, – заметь, первого –самогонного сомелье в городе – Юрия. Он наконец-то запустил свою самогонную артель – Сусовская пивоварня. В честь его прапрадеда. Надо будет подарить ему что-нибудь полезное, типа плотницкого набора.

– Дорогой, ещё хотела спросить. Слышала, что ироды к нам идут опять...

– Тсс! – перебил он её, – не при ребенке! Придут – значит пойду со всеми, – он посмотрел на неё суровым взглядом и пригладил бороду. – Какие варианты? Не паникуй раньше времени. Ешь давай.

  Семья не спеша поглощала ужин. Тарелки с еле читаемыми под слоем жира надписями «BOLSHOI» играли в теплом освещении лучин. Восковые свечи зажигали только по большим праздникам.

– Ну всё! Спать! Помолимся и ложимся. Кому сегодня молимся?

– Пап! Пап! Давай Стрибогу!! Он хайповый! Он как задует иродов всех!

– Хватит тут панику разводить! А может Дажьбогу? – спросил отец. – Вроде, весна на носу. А?

– Дорогой. Помолимся Живе, – сказала жена и положила его руку на свой живот. – Возможно, через девять месяцев она нам понадобится.

  Отец засветился от счастья, и все стали произносить молитву Живе.

  Шёл 347 год после коронавируса по новому летоисчислению. Солнце садилось, погружая Москву в темноту, и лишь некоторые таверны на крупнейших конных маршрутах отбрасывали свет факелов на останки прежней цивилизации. Тушинское княжество отходило ко сну навстречу новому дню.