Родился я в далёком 1953 году ещё при Сталине, в уездном городке Ряжск, что на Рязаньщине. Отец мой Кудряшов Борис Васильевич 1929 года, был родом из Самары и на тот момент служил авиатехником на аэродроме военно транспортной авиации. Его отец и мой дед Василий Никитич происходил из крепостных. Рассказывал, что семью его деда один помещик у другого выменял на свору борзых собак. И как после отмены крепостного права семья получила надел земли и поселилась в слободе. Сам дед всю жизнь проработал на Жигулёвском пивном заводе в Самаре. От туда и известная марка пива Жигулёвское. Мать моя Кузнецова Вера Ивановна, была уроженкой Ряжска и по материнской линии относилась к известной, в Рязанской области фамилии Серовские. Серовские получили грамоту от царя Михаила Фёдоровича, за участие в ополчении Пожарского, против польского нашествия. Деда Кузнецова Ивана Лаврентича, в живых я не застал. Знаю, что он был адвокатом. Отец служил то в Рязани, то в Иваново, то в Конотопе. Более или менее чёткие воспоминания сохранились в памяти уже с шести лет. В Конотопе ватага пацанов делала набеги на продовольственный склад. Склад представлял собой огороженную колючкой площадку, которая была заставлена деревянными бочками с различными соленьями. Склад охранял часовой. Когда часовой уходил за постройки, пацаны пролезали под колючку, выбивали камнями пробки из бочек и сосали через соломинки рассол из бочек. Однажды я выбил пробку и всосав в рот жидкость, почувствовал необычный, незнакомый вкус. Что-то кисловато - терпкое разлилось теплотой по животу. Я с трудом добрёл до дома. Мать решила, что сын заболел и уложила в постель. На следующий день мне рассказали, что в бочке оказалось виноградное вино и взрослые ребята ночью через шланги высосали всю бочку. Ещё помню будочку где продавали мороженное. Мороженное привозили в алюминиевых тубах по 10 кг., отдельно были вафельные стаканчики. Пустые тубы продавщица выставляла на улицу. Остатки мороженного со стенок таяли и пацаны вылизывали их. Однажды мы открыли тубу и она оказалась полнёхонька. Мы ели мороженное горстями. Потом конечно от родителей досталось, ведь им пришлось заплатить. Ближе к осени 1959 года, отца перевели на Кавказ, в город Орджоникидзе, ныне Владикавказ. Шло глобальное сокращение вооружённых сил и отцу пришлось переквалифицироваться из авиаторов в ракетчики. Неподалёку от ингушского села Сурхахи строились позиции для батарей баллистических ракет стратегического назначения (РВСН). Макеты ракет возили по всему Кавказу, чтобы дезориентировать разведку США. Отец и прослужил командиром стартовой батареи, до самого дембеля. Вспоминаю компанию пацанов, лидером которых был Жека Сокол. Собравшись ватагой, с десяток пацанов, ходили на речку Камбилеевка, что в пяти километрах, от военного городка. Речка была чистая, но холодная. Купались мы в канале заброшенной электростанции, где вода прогревалась до комфортной температуры. Местность изобиловала дикорастущими абрикосами, алычой, малиной и ежевикой. Мы ловили в канале огромных лягушек и жарили их на костре, пробовали и змей. В 1963 году отца отправили на учёбу в Ригу. Поселились мы на съёмной квартире в районе Сарканас квадрат. В местной школе я учился в третьем классе. Одним из предметов был - латышский. До сих пор помню несколько слов. Школьная форма отличалась от нашей. Наша - была серая гимнастёрка, фуражка с кокардой и ремень с медной бляхой, в Латвии же, ученики носили чёрный пиджак и брюки. На голове - маленькая кепочка, с блестящим козырьком. В русской школе, на уроках труда мы строгали табуретки, в Латвии - учились штопать носки, вышивать крестиком и делать бутерброды. Мне очень нравилась Рига. Я садился на трамвай - восьмёрку и ездил по кругу любуясь городом. Уже тогда кондукторов в трамваях не было. Сверху касс лежала разменная мелочь и пассажиры сами брали сдачу и выкручивали себе билеты. На Кавказе этот номер бы не прошёл. Это к вопросу о воспитании. Помню россыпи разноцветных леденцов похожих на самоцветы, в витринах магазинов. Бесподобное мороженное и аромат кофе из кофеен на узких улочках. Часто вспоминаю девочку, одноклассницу Иру Кудрявцеву. Её, как и меня обзывали Кудряшкой. На уме у меня тогда были пистолеты и танки, и только спустя годы я понял какая она была красивая и добрая. Учился со мной один мальчик из еврейской семьи. Учился очень плохо. Я сам-то далеко не отличником был, но Сёма...
Домой из школы, какой-то отрезок пути, нам с ним было по пути и он постоянно уговаривал меня пойти к нему домой. Дома его ждали двое голодных младших братьев и сестра. Сёма жарил на большой сковороде колбасу и хлеб. Мне колбасы не предлагали вообще, а за пару кусочков жаренного хлеба - было предложено решить Сёмино домашнее задание по арифметике. Хватка - без прицендентная. Как-то специально я решил его задание с ошибками, больше в гости он меня не приглашал. В середине лета 1964 года мы уехали обратно на Кавказ. По пути во Владикавказ мы заехали на мою родину в Ряжск. Мне очень там понравилось и в последствии всегда хотелось туда вернуться. Хочу описать один случай. Где-то между шестым и седьмым классом, меня и ещё двоих приятелей взяли подсобниками на стройку. Мы две недели месили раствор, таскали кирпичи и заработали аж по тридцать рублей. Деньги я отдал матери, но с уговором, что поеду погостить в Ряжск. У Отца был знакомый проводник поезда, с ним он договорился, чтобы тот меня сопроводил. Деньги за проезд я должен был отдать ему. В назначенный день мать с утра поехала на рынок за гостинцами. Время поджимает, я весь на иголках. Понимаю, что мать вовремя не приедет. Отец на службе. Решаюсь, иду к отцовскому другу и сослуживцу дяде Жене Клейнос. Звоню. На кухне сидит компания офицеров, раскатывают бутылку. Рассказываю, что мать уехала, а мне надо на поезд и прошу тридцать рублей. Дядя Женя говорит, что в курсе дела, роется по карманам, извлекает горсть помятых купюр, насчитывает около двадцати рублей, оборачивается к друзьям и командует: "А ну мужики выворачивай карманы!" Сообща наскребли 29 рублей с мелочью. Мужская солидарность! Спасибо им огромное и память. Виктор Харламов и Евгений Шиян. На поезд я успел.
Жили мы в военном городке, который находился в посёлке Спутник. С одной стороны - воинская часть, с другой ингушское село Карца, с третьей большой фруктовый сад и с четвёртой полигон и стрельбище. За стрельбищем начинались горы. Сначала лесистые сопки, а за ними возвышалась гора Столовая. В хорошую погоду блистала вечными снегами вершина Казбека.
Всё свободное время мы пропадали на стрельбище, ходили в сопки за ягодами, лазили в сад за грушами. Нас периодически ловили военные и сторожа. Заставляли мыть сортиры, возили в милицию, но это мало помогало. Из Карца частенько приходили задиристые подростки, с которыми не редко возникали стычки. Ингуши в 1943 году были репрессированы и сосланы в среднюю Азию. В начале шестидесятых им разрешили вернуться, но обида осталась и она выплёскивалась на нас. Тем не менее в военном городке жила семья ингушей Албаковых и я был очень дружен с их сыновьями Юнусом и Хароном. Учился я в 10 школе, что на Шалдоне. В нашем классе учились русские, грузины, армяне, осетины, греки, украинцы, белорусы, литовец, ингушка, азербайджанцы. Межнациональной розни не было. Я дружил с грузинами и учился у них говорить по грузински. В Спутнике у меня тоже было много друзей: Коля Вальц - немец, Коля Тибилов - осетин, Валерка Саморуков, Сергей Есин. Был у меня ещё один друг Толя Герасимов. Его мама была против нашей дружбы. Мы даже однажды убежали с ним в горы. Прожили в шалаше две ночи, пока его отчим нас не выкурил. Потом его отправили к бабке в Ленинград. Перед отъездом он успел дать мне адрес и телефон. потом я нашёл его. В пятнадцать лет я подружился с Михаилом Плотниковым, он был старше меня и уже работал на заводе. Он увлёк меня горами и мы регулярно совершали походы. Как раз прошёл фильм "Вертикаль",и горы, и гитара были в лидерах интересов. Однажды вечером гуляя по проспекту Мира увидел, как разгружают в магазин гитары, огромный дефицит тогда. На следующий день выклянчив у матери 17 рублей, 50 копеек, первым автобусом приехал в магазин. Очередь уже стояла немалая, но гитара мне досталась. Всю зиму с Клочковым Сергеем, торчали в подъездах и под портвешок разучивали модные тогда шлягеры. Ещё я увлекался стрельбой, благо стрельбище было рядом, и даже дорос до первого разряда. На стрельбище я ходил с Галей Месхиевой, моей первой любовью. Увлекался филателией и радиолюбительством. Был собран радиопередатчик, через который я выходил в эфир, пока это дело не пресёк отец. Как только я получил паспорт, сразу же ушёл из дневной школы в вечернюю и пошёл на завод. Меня взяли учеником токаря, и через месяц я уже самостоятельно точил детали для ремонта вагонов. А ещё через две недели уже мне привели ученика. Мы быстро становились на ноги. Осенью 69-го я уволился и стал учиться на курсах радио механиков в ДОСААФ, параллельно заканчивая 11 классов в вечёрке. Весной 1970 года, я получил сразу два аттестата: О среднем образовании и о том, что я радио механик четвёртого разряда. Я уже умел ремонтировать телевизоры, пользовался популярностью в поселке и имел карманные деньги.
Многие мои товарищи решили поступать в военные училища, ну а я поперечный - в мореходку. В Ленинграде вместо усиленной подготовки к экзаменам я прогулял с Толиком и естественно экзамены завалил, да и конкурс был двадцать рыл на место. Короче моряк из меня не вышел.
Приехав домой и погуляв недельку, задумался о работе. По телевизору дали объявление, что на республиканский радио телецентр требуется радио механик. Поехал. Проверили мои знания, удивились и взяли на работу. Спасибо преподавателю Гарри Михайловичу Налбандяну. Работа была интересная, но мало оплачиваемая - всего 78 руб. грязными, но опять моя профессия меня выручала, телевизоры тогда были не очень надёжные. Перед самым призывом в армию в походе в Куртатинское ущелье, познакомился с Танечкой, которая со слезами провожала меня в солдаты. И повезли нас с гитарой через пол страны в Польшу. Ростов, Харьков, Киев, Брест. Пять дней на сухом пайке. В Польше кидали банки с опостылевшими консервами из окон вагонов полякам.
Служить я попал в 510 учебно-танковый полк. В гарнизон Страхув. Карантин проходил в учебно-мотострелковой роте, где сержанты украинцы гоняли нас как вшивых по бане. К порядку конечно приучать надо, но методы были просто садистские. Однажды в курилку пришёл майор и спросил: "Есть-ли среди нас радио механики". Я назвался, показал корочки. Майор записал мою фамилию и сказал, что если я хочу служить по специальности, то по окончании карантина меня переведут во взвод управления. Когда перед принятием присяги, я стрельнул из автомата лучше всех в роте, меня стали уговаривать остаться. Прикинув все за и против, решил совершенствоваться в профессии. Вскоре за мной пришёл сержант и увёл на постоянное место службы. Взвод управления состоял из отделения связи и отделения писарей. Во взводе были нормальные человеческие отношения. Дедовщина конечно была, но не зверская. На молодёжи первого года службы лежали обязанности заготовки в столовой, уборке помещения и топке двух печей. Жили в помещении двадцать персон. Тогда же я познакомился с Виктором Табачниковым, старшим радио мастером полка, которого осенью я должен сменить. Виктор тоже был из Осетии, только из Моздока. На другой день мы пошли с ним в танковый парк. В здании ремонтных мастерских, под радио мастерскую была выделена отдельная комната, где мне предстояло провести ближайшие два года. Танки того времени Т-55 и Т-62 оснащались радиостанциями Р-113 и Р-123. Ни чего сложного для меня в их устройстве не оказалось. Сами радиостанции были довольно надёжными. Неисправности возникали чаще всего в блоках питания. Вместе со мной во взвод попал Виктор Курыкин из Волгограда, с которым мы познакомились ещё в эшелоне. Он хорошо рисовал и играл на гитаре. Виктор занял место художника при клубе. Всё свободное от службы время я пропадал в его художественной мастерской, где многому от него научился.
Хочу несколько слов сказать о Польше и поляках начала семидесятых. В Польше того времени была слабо развита радиоэлектронная промышленность, поэтому поляки с удовольствием покупали наши радио приёмники, магнитофоны, часы, электробритвы. Причём по цене значительно превышающей цены в СССР. Все возвращающиеся из отпусков, везли на продажу советскую технику. Напротив в Польше был хорошо налажен выпуск ширпотреба. На много дешевле стоили модные ткани, джинсы, обувь, грампластинки мировых исполнителей, бижутерия. Советские девчонки визжали от восторга, когда им дарили польские кулоны и духи "Быть может". Отношение поляков к Радзецким жовнежам(Советским воинам)тоже было хорошим. Однажды мы везли эшелоном танки и на станции Пила предстояла длительная стоянка, лейтенант Гагарин разрешил сходить за пивом. Я и ещё двое пошли искать магазин. Проходим мимо строящегося дома, на крыше рабочие. Я к тому времени уже сносно говорил по польски. Спрашиваю дорогу к магазину. Двое польских работяг спустились с крыши и пошли нас проводить. В магазине нас угостили пивом, мы мило побеседовали и расстались едва не целуясь. Ездили на встречи с польскими студентами и солдатами Войска Польского. Везде чувствовался интерес к нам и доброжелательность. Мне пришлось поучаствовать в учениях стран Варшавского договора Щит 72, на них приезжал Брежнев и тогдашний министр обороны маршал Гречко. На учениях общались и с поляками и с немцами. Угощали друг друга сигаретами и понимали без переводчиков.
Уже на втором году службы, на соревнованиях по стрельбе из автомата я занял второе место в полку. Мной заинтересовался капитан Писанов, спорт инструктор полка и предложил поехать на соревнования Северной группы войск по стрельбе. Я с удовольствием принял предложение. В Арсенале полка оказалась спортивная мелкокалиберная винтовка МЦ 12. В Программе соревнований было упражнение АВ - армейская винтовка, калибра 7,62 из которой я раньше не стрелял. Спортивной винтовки не оказалось и мне выдали легендарную трёхлинейку Моссина, со следами снайперского прицела и целую цинку пулемётных патронов. В течении месяца я три раза в неделю, вооружённый до зубов двумя стволами, шёл на стрельбище тренироваться. На соревнованиях я занял вторые места в двух упражнениях, получив звание мастера спорта по стрельбе. Мне предложили перевестись в спорт роту, но до дембеля оставалось меньше полугода и я отказался, а может и зря. Если бы остался на сверхсрочку получал бы три зарплаты.
В нашем взводе служил мед брат из санчасти сержант Магомед Исаев, он был аварец из Дагестана. С ним мы и поехали на дембель, вернее полетели на Ил-18, самом надёжном но очень шумном самолёте. С военного аэродрома в Легнице воздушный мост был протянут в солнечный Ереван, где через пять часов полёта мы и оказались. Я ещё успевал на автобус в Орджоникидзе, но Магомед уговорил меня ехать поездом через Баку. Ночь мы перекантовались на железнодорожном вокзале и утром отправились на поиски пищи. В кафе кучерявый человек дал нам бутылку коньяка и этой же бутылкой, вместо гири, отвесил какой-то жареной холодной рыбы, порезал лаваш. Стоя за высокими столами мы быстро управились и с коньяком и с рыбой. Ещё в полку мы ходили к знакомому Магомеда, Ашоту из Еревана. Он служил на продовольственном складе. Умеют же армяне устраиваться на сытные места. Ашот просил позвонить к нему домой, когда будем в Ереване. Дал телефон и адрес и ещё несколько банок консервов из офицерского сухпайка. Магомед позвонил и нас пригласили приехать на проспект Камитаса к 12 часам. Встретили нас радушно, угостили обедом под водочку. Показали полуслепой бабушке, которая что-то лепетала по армянски, приняв Магомеда за внука. Потом мы бродили по городу, по парку. Поезд на Баку отправился поздно вечером, я отключился на второй полке мгновенно. Проснулся, когда уже было светло. За окном вагона тянулась граница с Ираном. Забор из колючки, какая - то речка и повсюду красно от цветущих маков. В Баку приехали часов в десять утра и на перегонки понеслись в банк. Деньги, что каждому дембелю выдали по прилёту - 10 рублей, уже закончились. Но в банке за два года службы за границей, скопились приличные суммы. А в Ереване получить не могли - было воскресенье. Очередь из дембелей у дверей банка скопилась солидная, но отстояли. Я получил на руки 180 рублей. Гуляем! Переоделись в туалете в гражданку, форму в чемодан. Сходили в ресторан, а вскоре и поезд. С Магомедом распрощались под утро, а через три часа в Беслане вышел и я. До дома оставалось каких-то тридцать километров. Через два часа я уже включался в гражданскую жизнь. Включался и ни как не мог включиться. После армейского распорядка, где всё расписано по часам: подъём, завтрак,служба, обед, ужин, отбой. Многие моменты за тебя решены. Здесь всё решаешь сам и сам отвечаешь за ошибки. Мать, к тому времени развелась с отцом и уже жила у другого мужчины. Отец большей частью пропадал на службе, а может где ещё, мне то не ведомо. Брат в интернате. Да, я ещё ни разу о нём не обмолвился. Сергей на три года младше меня и он с детства глухой. Его пытались лечить, но вскоре выяснилось, что это бесполезно и ему всю жизнь придётся провести в тишине. С раннего детства ему пришлось хлебать казённые интернатские щи. Но несмотря на глухоту, парень оказался умным и способным.
Вечерами офицеры играли на дворе в шахматы на высадку. Сергей заинтересовался игрой и сначала наблюдал. Через некоторое время, смотрю, Сергей сидит играет, а мужики меняются один за другим. Потом начал изучать шахматы серьёзно, решать шахматные задачи. Сейчас он живёт в Белоруссии имеет звание мастера спорта по шахматам, ведёт шахматный клуб для глухих. Неоднократно защищал Беларусь на международных пара олимпийских играх. Удивительно, но он ещё и мастер спорта по футболу. Ещё в детстве, когда мы делились чтобы сыграть на дворе в футбол, Сергей был нарасхват, все хотели чтобы он играл в их команде. Благодаря спорту, Сергея ещё в молодости пригласили в Беларусь. Там он и нашёл своё счастье. У него прекрасная дочь, преподаватель английского языка, замечательные внуки. Внук вообще с феноменальной памятью. В восемь лет помнит дни рождения всех родственников и уже играет в шахматы и в футбол.
Приехал я короче в пустую квартиру, нашёл ключ под ковриком и стал думать как жить дальше. Татьяна за два года ко мне охладела и перспектив с ней я не видел.
Через неделю я уже работал на заводе радио монтажником. Ещё через неделю меня познакомили с белокурой девушкой из Ленинграда. Она отрабатывала диплом в медтехнике. Девушка мне понравилась и мы стали встречаться. Через год мы поженились. К тому времени мы вместе с Людмилой работали на заводе рядом с домом, заработок был хороший. Коллектив на заводе был молодой. Был там один заводила Вано Кашарский. Называл себя греком, но говорил на всех языках Кавказа. Мы с ним часто ездили на выходные дни, то на Каспий, то в Пятигорск, то в Тбилиси по Военно-грузинской дороге, ходили в горы. Но Людмила мечтала уехать в Ленинград и склоняла к этому меня. И в 1976 году я нашёл под Ленинградом работу, где давали лимитную прописку и ставили в очередь на жильё. Я снял квартиру в частном доме и мы перебрались в неё. Отопление печное, вода и удобства - во дворе. Работал я на птицефабрике. Может кто и удивится, но в птицеводстве много автоматических систем поддержания температуры, влажности и прочих параметров. В общем было не скучно. Я быстро въехал в тему и стал внедрять различные рацпредложения, за что получал дополнительный доход к не очень большой зарплате.
На почве стрелкового спорта я подружился со спорт инструктором Шаповаловым Николаем. Он приобрёл спортивное оружие, я возглавил стрелковую секцию. Десять лет на районных соревнованиях наша команда занимала первое место. В 1979 году Людмила подарила мне дочь Юленьку, а через год нам дали двухкомнатную квартиру в новом доме. В 1982 году мне предложили должность инженера по контрольно измерительным приборам, к этому времени я уже учился на четвёртом курсе института, по специальности. Электротехнической службой фабрики руководил Родионов Анатолий Михайлович, очень грамотный и требовательный специалист. Он многому меня научил, светлая ему память. Летом 1984 года я с отличием защитил диплом в институте, а осенью похоронил отца. Он умер от онкологии в 54 года. Служба в контакте с ракетным топливом и ядерными боеголовками сыграла трагическую роль.
Не могу не затронуть родителей Людмилы. Степана Ивановича и Александру Сергеевну, светлая им память. Степан Иванович, псковский самобытный мужик, научил меня всем сельским премудростям. Косить, заготавливать дрова, охотиться и рыбачить. А Александра Сергеевна - доброте. Сын их пьяница и балагур, прибаутки и анекдоты сыпались из него как из шкатулки. Работал он шофёром на грузовике, он же научил меня водить машину. В июле 1986 года меня, как офицера запаса призвали на ликвидацию аварии в Чернобыле. То, что происходило там я описал в очерке "Мой Чернобыль" и добавить собственно мне больше нечего. Жизнь казалась замечательной. Квартира, машина, дачка. За копейки ездили по путёвкам, куда хотели. Ереван, Рига, Самарканд, Вильнюс. Денег хватало. Но всё хорошее не вечно, наступили - девяностые. Одна из крупнейших птицефабрик фабрик страны стала загибаться на глазах, начались перебои с кормами и лекарствами. Персонал стали сокращать. Прежде цветущее предприятие - миллионер сдали без боя, причём сдали те кто на собраниях стучал себя в грудь и клялся в верности идеям коммунизма. Мой приятель Юра Архиреев организовал кооператив и предложил мне должность энергетика. В кооперативе мы барахтались до средины девяностых, но когда птицефабрика рухнула окончательно, заказов не стало и у кооператива. Ещё в начале девяностых я и мой друг Толя Мишуков купили на двоих дом в деревне, отремонтировали его и завели скотину. Начали с четырёх поросят и пяти овец, а через год уже имели десять свинок, стадо в тридцать голов овец и две тёлки, не считая кур, гусей и кроликов. Своё хозяйство здорово поддержало нас в трудное время. Тогда же я познакомился с Александром Широковым, у которого купил микроавтобус. Саша предложил мне повозить для него грузы из Финляндии, помог с визой и я больше года возил мебель его клиентам, пока наша таможня не установила драконовские пошлины. Потом я устроился в итальянскую фирму Оливетти, она строила в Ленинграде завод Ленэлектронмаш, который ни кому оказался не нужен и его перепрофилировали под табачную фабрику. В фирме я подружился с итальянцем Бруно Стацонелли и дружба эта протянулась на долгие годы. Я несколько раз был у него в гостях в Италии и с его слов написал рассказ Лилла.
В начале 1998 года от онкологии умерла Людмила, а летом я выдал дочь замуж и остался один. К этому времени я выстроил дом и уже жил в нём, дочь с мужем жили в квартире. Осенью появилась на свет Сашулька, любимая внучка. Брак у дочери оказался неудачным, она развелась, а через два месяца привела нового мужа, курсанта военного училища. Весной курсант стал офицером и увёз Юльку с Сашулькой под Новгород, к месту службы. Я в это время уже работал в жилищно коммунальной конторе начальником аварийной службы. Обслуживали инженерные сооружения всего Ломоносовского района. Аварии на сетях случались ежедневно, работать приходилось и днём и ночью, в любую погоду. Приходил с работы усталый, бывало за полночь в пустой дом. Мне стало совсем грустно и я начал искать женщину для жизни. И со второй попытки нашёл. Это была Валентина. Мы жили в одном посёлке, работали на одном предприятии и друг друга не знали, а познакомились в Финляндии. В то время были очень популярны поездки в соседнюю страну. Финны с удовольствием покупали у нас водку и сигареты, а наши бабы неплохо подрабатывали на жизнь. Валентина тоже занималась коммерцией. Так с тех пор и живём. Теперь Сашульке -21 и внуку Илье -15. Зять Саша из армии уволился, оказался трудолюбивым и хорошим отцом. Мы с ним ладим. Я ни когда не занимался стяжательством и накопительством. Если появлялись деньги тратил их на путешествия. С Валентиной мы объездили почти всю Европу, проще назвать страны, где мы ещё небыли.
Как бы там ни было, а я считаю, что жизнь удалась.