Ещё когда «счастливочное» масло,
я жирным слоем мазал на ломоть,
твоя улыбка надо мной не гасла,
незримый, но всевидящий господь.
Тогда и дни текли куда живее,
и ёмче был их временной охват,
я был наглее, думал, что умнее,
и продвигался, в общем, наугад.
Но продвигался!
Был порыв стремлений,
у юности всегда в запасе – век,
и если без особенных умений,
зато трусцой, переходящей в бег.
И с сердцем,
прогнозирующим радость,
с уверенностью в дружбе и в любви
жизнь начиналась…
много ли осталось?
Увы, да уж такая «се-ля-ви».
Но возраст – это вовсе не причина
оправдывать бессилие и грусть,
открыть своё лицо, а не личину,
хоть время его старит, да и пусть.
Иначе как же быть с твоей улыбкой,
незримый, но всевидящий – Господь,
ведь не напрасно над моею зыбкой
ты отделил дымящийся ломоть?
Иначе как же быть с предназначеньем,
с предначертаньем воли и судьбы,
я не хочу быть неким исключеньем,
но разве я дожился до мольбы?
Ещё не припекло, не пригорело
там, где набил оскомину эрзац,
и не конец строке, любви и делу,
через пробел начну ещё
абзац…