Не хочу в садик!

Ольга Денисенко
- Вставайте! Пора в садик!
Первый миг после пробуждения окрашивается в мрачный цвет! Я не хочу в садик!!!
Но мама опаздывает на работу, наспех нас одевает. Иногда мы устраивали истерику, ложились на пол и ни в какую не хотели вставать: не пойду в садик!
Но деться некуда. И мы идем.

Дорога в садик долгая, около 1 км и мы ее всегда преодолевали пешком.  Но идти было интересно: пришкольный парк, где целый ряд вкопанных шин и мы запрыгиваем с сестрой и пытаемся пройтись по колесам, не упав. По тропинке рассматриваешь жучков, острые следы от каблучков, пробивающуюся травку. Собираешь божьих коровок или улиток, вдыхаешь утренний воздух, а вдали дымит котельная труба, и кажется, что облака - это и есть тот дымок, что отделился от трубы. И птички поют! Воробьи! Спустя годы воробьи пропали и сейчас редко их услышишь.
Если зима, то мама везла нас в садик на самодельных двухместных саночках, их смастирил дедушка, раскрасив досточки в разные цвета. Закутывла нас по глаза шарфом, от чего дышать было тяжело. Потом на этих саночках мы семьями ходили кататься в балку с крутых горок и радости было не только детям. Эти саночки украли из подвала дома.

Иногда бывало, что иду в садик и размышляю над извечными вопросами бытия: предопределены ли события или нет? Если я пойду по этой дорожке, то встречу каких-то людей, а если по этой, то других, а тех – никогда не встречу. А встреча влёчет за собой другие события и жизнь будет другая. А если я остановлюсь и пойду позже, то уже другие люди встретятся, а тех, которых я могла бы встретить, не остановившись, - я не встречу никогда.
И я так стою и не знаю по какой дорожке пойти. Мама на работу опаздывает, тянет,  а я стою и реву, т.к. хочу познать одновременно и то, что будет со мной если пойду по той дорожке и по той! И встретить и тех людей, и других. Но нужно выбирать что-то одно и это “ одно” необратимо.

Когда мы первый раз пришли в садик, то это был стресс, мама нас оставила и мы с сестрой испугались, что больше никогда ее не увидим! Мы стали лицом друг к другу и вместе ревели.
Воспитательница не могла нас покормить, дает ложку, но я не беру, сует еду в рот, но я не глотаю.
Когда пришла мама, она говорит:
- Они совершенно не готовы посещать садикю Они ж даже есть не умеют!
Мама:
- Девочки, давайте быстрее кушайте и пойдем домой!
Содержимое тарелки было проглочено сразу! Воспитптельница была удивлена!
Домой! Ура домой!!!!
Но на следующий день снова в садик. И мама не знала как нас уговорить.
- Хорошо в садик не пойдём. А пойдём в цирк!
-УРА! В цирк!
Подрываюсь, умываюсь, одеваюсь. И…мама ведёт в садик.
-Мама, но ты же говорила, что в цирк?! Реву от боли и обиды!
На следующее утро:
- Вставайте! Пойдем в цирк!
Но я не ведусь. Ведь в садик поведет. Но обреченности вставала и шла в садик.
Снова очередное:
- Пойдем в цирк!
Я не верю, но мы на самом деле идем в цирк!

Это было целое событие!!!!!!! Мы с сестрой в зеленых комбинезончиках и в красных футболках с лошадкой, - этот наряд нам очень нравился! Мама в желтой ацетатной кофточке, папа тоже с нами. И мы идем в цирк! Даже еще не входя в помещение цирка, уже начинаются чудеса: тут возле ступенек продают шоколадеые “медальки” в фольге с объемным рисунком. Разворачиваешь, шурша, и испытываешь счастье.
Рассматриваешь афиши.
Цирк пахнет особенно, не так как театр или филармония, пахнет теплом, уютом.
Стучат откидные кресла, рассаживаемся, гаснет свет и начинается представление.
Столько всего интересного, увлекательного: акробаты, жонглёры и настоящие дикие звери! И вот на арену выходит рыжий клоун, показывает смешной номер, а потом говорит, что ему нужен помощник и обводит глазами зал. И вдруг бежит в нашем направлении, пробегает несколько рядов вверх подбегает ко мне и хватает за руку: пойдём!
Караул!!!!!!! Меня охватывает ужас! Это ж сейчас потянет на арену и меня будут видеть ВСЕ! Я боюсь такого внимания, хватаюсь за маму и плачу! Он не отходит. Мама что-то ему говорит и клоун уходит, найдя себе нового помощника. А я смотрю и представляю, что на его месте могла быть я и меня бы все видели и мне было бы страшно.
А потом антракт, в антракте – буфет и можно наесться пирожных. Обычно покупали воздушную белковую корзинку или заварное пирожное-трубочка. И сок: сливовый с мякотью, яблочный, томатный. Продавщицы в фартучках и чепчиках и от них сладко пахнет. Впечатлений было на много дней.

А потом снова садик!
В садике кормили, как говориться, “на убой”, порции были большими. Я не могла столько съесть и приходилось измышлять способы избавления от еды. Фу, какая невкусная эта свекла! И мясо тоже! Не могу я всё это съесть. Беру и бросаю под стол и размазываю сандаликами. Остальное, чтоб не было так заметно – запихиваю в карманы: мясо, картошка. А теперь и очередь компота – тоже в карман. Бедная мама, ей каждый день приходится стирать нам одежду. И в садике не переоденешься, так и гуляешь до конца дня в вымазаных карманах.
Смотрят воспитательницы, что худая я шибко и решили заняться вплотную моим окормом. Они насильно вливали мне суп, запихивали котлету, а потом я рвала, потому что такой объем еды не вмещался в желудок. Эти пытки рвотой были тяжелей, чем пытки запихивания едой. Рассказала маме и она им сказала, чтоб больше они меня не писали, а сколько сама хочу, столько и съем.
На завтрак всегда подавался хлеб с клугляшком масла и столовый прибор – зазубренный тупой нож. Нужно было самим намазать масло на хлеб, потом ножи забирали.
Каждый день в группе назначались дежурные (по два человека), в их обязанности входило раскладывать еду по тарелкам, а потом после всех убирать тарелки, мыть столы. Дежурными любили быть все, потому что можно было себе наложить меньшую порцию. После обеда сразу “тихий час”, а дежурные оставались еще на двадцать минут, чтоб поубирать со столов, а это было лучше, чем лежать в кровати.
И еще дежурным выпадала возможность побывать в поварской, им выдавали кастрюли с едой и несёшь через кордоры в свою группу.
Однажды мне дали кастрюлю с винегретом. Не помню, тяжело ли было нести, но на ступеньках я споткнулась и вывернула содержимое. Эх, воспитательница ругала! Я попыталась руками собрать со ступенек обратно в кастрюлю, на что услышала еще большее возмущение. Больше меня не посылали носит еду. Сестра тоже споткнулась однажды и перевернула хлеб.
Самая ненавистная еда была кипяченое молоко, потому что оно было с пенками, а пенки я ненавидела. Были еще дети, кто тоже их не любил. Зато в группе был мальчик, который их обожал! И мы пальцами вылавливали пенки и бросали ему в чашку! Если мальчика по близости не было, тогда просто на край чашки убираешь эту пенку.
В полдник подавали какао с печеньем, его делали, пропуская тесто через мясорубку. То же кипяченое молоко, но с какао, но вкус-то другой и его пили озотней. Прям на улицу, где мы гуляли выносили поднос с чашками и кофейником. Чашки были белые в зеленый горошек и с зеленым ободком.
Однажды кто-то разбил чашку и свалил вину на нас.
- Это они разбили!
- Я не разбивала!
- Нет, это ты разбила.
Воспитательница мне не поверила и показала, чтоб теперь я из дома принесла новую чашку.
Рассказываю маме, что я не разбивала, мама мне верит. Но новую чашку мы купили и отнесли.

-Тай, тай, налетай, а потом не приставай! В интересную игру,а в какую - не скажу!- заводила собирает на очередную игру,и нужно было хватать большой палец руки, соглашаясь участвовать. Но я предпочитала одиночество, любила просто кататься с горки или ходить по колесам и ждала, когда же домой!

Кто умел рисовать советскую пятиконечную звездочеку, да еще и не отрывая руки, тот у одногруппников вызывал зависть! Таких было всего несколько человек, мы с сестрой тоже умели. Все собирались кучкой и смотрели как умелец на земле палочкой в пять взмахов рисует звездочку. Кто-то из ребят рядом рисует свастику, воспитатель шарахается:
- Немедленно вытри и больше никогда такое не рисуй! Свастику рисовать нельзя!
Но детям сложней нарисовать звездочеку, чем свастику, иногда она получается с загнутыми концами в разные стороны. Пока воспитательница не видит, дети все равно рисуют.

На улице жил серый садиковский кот, он нечасто к нам приходил в наш павильон, но зрелище было тяжелое: у котика не было ушек, они были заподлицо отрезаны. Видно кто-то прям ножницами чиканул по ушкам. Головка и зияющие дырки в шрамах. Я не могла без слез на него смотреть! Котика было жалко! И мне казалось, что ушки у него все время болят.
- Первые горелые! Вторые загорелые! Третие танкисты! Четвертые артисты! – строимся по парам идти в свою группу ужинать.
Мама забирала нас как правило поздно, т.к. работала по сменам, и иногда рабочий день у нее заканчивался в 8 вечера. В садике к этому времени всех забирали, воспитательницы заканчивали свою работу,а нас отводили к дедушке-сторожу в сторожку. Когда нас отводили, я страдала,что вдруг мама никогда нас не заберет, вдруг с ней что-то случилось.
В сторожке висели деревянные шторы: такие мелкие ниспадающие трубочки на проволочных закрепках, когда они были распущены, то можно рассмотреть картину. Проходя через шторы, палочки издавали стучаще-щуршащий звук и от них пахло краской. Но с дедушкой было проще, чем с воспитательницами, он ничего от нас не требовал.
Однажды пришла страшная весть: сторожа убили! Его зарезали на месте, позарившись на масло в холодильнике. Там было несколько кусков масла. Преступников поймали сразу, они, украв, тут же недалеко от садика, расположились на тротуаре и стали им торговать. Цена жизни - несколько кусочков масла!


Продолжение http://proza.ru/2020/04/05/1917