Королевство Франция,
графство Фландрия.
1246 г. н. э.
5-й день до июльских Нон
«Неподражаемый и несравненный, непобедимый и несокрушимый, гроза всех рыцарей (к слову, трепещущих от одного только его имени), образец честности и неподкупности, любимец (любимец!) дам, Сэр (не так), СЭР! Николас Пейтье-неустрашимый!.. Нет, не то, лучше: СЭР Николас Пейтье-великолепный! Точно, ве-ли-ко-леп-ный! Красота! Ах, да и я до чего ж хорош!»
– О чём задумался, Ник?! Да не вздрагивай, это всего лишь я.
– Тьфу ты, напугал меня, Пьер.
– Везёт же тебе. Вот так сразу — из оруженосца и в Рыцари. Давненько у нас никого не удостаивали такого расположения, лет пять — как. А всё с подачи сеньора Невера. Он утверждает, что присваивать громкие титулы на потешных боях — только оскорблять и принижать высокие звания!
– Везёт?! Было бы дело в одном везении, я бы тут не сидел и с тобой не разговаривал. Всё дело в силе, ловкости, мужестве, сноровке…
– Эк тебя понесло! Да не хвались, не хвались… Теперь тебе по статусу возносить себя не положено. Интересно, что теперь будет делать твой шевалье? Остался-то перед самым турниром без своего оруженосца, такого неблагодарного малого, который всё же вышел на ристалище к его вящему неудовольствию.
– Я же насквозь тебя вижу, всё меня задеть хочешь? Не выйдет! Твои слова, как мухи для слона, на них и внимание обращать не стоит. Ты вот неплохо выступил же, показал, что и ты, хоть и юн, но уже для оруженосца вполне годишься…
– Как? Ваша милость снизошла и до моей презренной особы? Да я не стою, право…
– Не паясничай! Выступил ты, я говорю, очень даже сносно, в рамках своего уровня, конечно. Но до рыцаря не дотянул, так что смирись, поработай над собой, через годик-два и тебя, может, увидят, заметят.
– Куда нам, простым смертным. На богов мы только смотрим, но на их место никоим образом не претендуем… Ты, кстати, хоть бы эту дурацкую ленту снял, ещё, небось, спать с ней ляжешь.
– Эта, как Вы, дорогой Пьер, отважились выразиться, «дурацкая» лента, показывает, что не зря я дни и ночи трудился, готовился, закалялся духом и телом, что и я достоин высшего звания, несмотря на моё происхождение! К тому же это нелестное обращение даёт мне право вызвать вас…
– Уже не даёт! Мы, увы, званием не подоспели, а «Рыцарю» (Пьер даже с деланным ужасом закатил глаза) не годится вызывать на бой какого-то (!) оруженосца.. А мы-то со своей стороны уж не дадим таким неравным и нелестным для вашей чести поединком скомпрометировать вас перед лицом наших девиц и Дам. Прекрасная Мабилия, ах! Красивейшая и добродетельная, юная и благородная, прелестная.
– Лучше не зли!
– Держу пари, она уже выбирает наряд для церемонии. И даже если тебя завтра убьют, — заметь, это всё-таки будет настоящий турнир, со взрослым оружием (Николас изменился в лице)! — то уж найдётся тот, кто удостоит её таким желанным для неё титулом: там, конечно есть красотки, но по сравнению с ней и Хейла, и Верта, и даже дородная Имма — тень! пыль! Ведь поклонников у розовощёкой Маби и без тебя хватает. Хм… — как бы только сейчас улавливая новую для себя мысль, Пьер нахмурился. — А вы ведь как бараны в стаде: что тебе твой титул дороже отца родного, что ей милее матери…
– Знай же, низкая и недалёкая душа, что только победа на турнире даст мне, выходцу из мелкого дворянства, право на жени…
– Что?! Так вот куда ты метишь?! — Пьер даже присвистнул. — Хочешь подняться за счёт семьи жены?.. Эй-эй, не бесись, я же не всерьёз, меня не покалечь!
– Моё происхождение не даёт мне права даже появляться в обществе, где она бывает, ходить по той улице, на землю которой ступает её нога, но победа и только (!) победа могут дать мне законное право просить её руки. И, когда я назову царицей турнира мою единственную и нежную, то уже никто не будет вправе мне отказать, намекая на мою дерзость и называя плебеем. Да будь она даже дочерью короля! Никто ничего и сказать не посмеет.
– Хм… допустим. Однако вернёмся к реализму?
– К чему?!
– Как бы это попроще тебе разъяснить-то, Николя… Короче, ты уже выбрал себе турнирного стражника? Всё-таки дилетантов завтра не будет, учти!
– Надеешься, что я выпаду из седла? Не дождёшься. Моя смелость и отвага, знание дела и мастерство дают мне все основания полагать, что…
– Это тебе, конечно, виднее, и про мастерство, и про отвагу. Но только сам Готфрей, который уж никак не пренебрегал правилами, считал за необходимое каждому рыцарю иметь при себе такого помощника!
– И где же твой Готфрей? Напомнить?
– Там, где он сейчас – спаси господь его душу – он оказался не ИЗ-ЗА стражника, а даже НЕСМОТРЯ НА его присутствие. Есть разница, согласись!
– Вот видишь! Сам же подтверждаешь мои слова.
– Но это не доказывает его бесполезность! Просто он не гарантирует абсолютное сохранение твоей шкуры, но значительно увеличивает шансы на выживание! У всех уважающих себя рыцарей они есть! Только благодаря своевременному вмешательству и сноровке Грязного Луи в прошлом году, рыцарь де Шато до сих пор участвует в походах и ест жареного кролика по воскресеньям!
– Ни в одной хронике не упоминается про твоего стражника, — начал сдавать позиции Николас.
– А ты их много читал? — довольно усмехнулся Пьер. — Да только не всему, что написано, следует верить.
– Даже Библии?!
– Э, так далеко я бы забегать не стал, — Пьер быстро повёл головой из стороны в сторону и приглушил голос. — Главное, Ник, знай, что за внешней лёгкостью и красотой всегда скрывается большой труд! И далеко не одного человека!
– Ну, хорошо! Уговорил. Поищу кого-нибудь.
– Поищи-поищи. Да, не переживай! В случае чего, он разделит только твоё поражение, но славу — никогда! Таков удел тех, кто в тени.
– Отчего же? Вот я смог снискать славу бОльшую, чем у сэра Арнульфа, а ведь это он готовил меня! Ни разу ему не удавалось так красиво переломить копьё о щит своего противника…
– Да-да! Только не начинай. Я же видел твой подвиг! Нет смысла пересказывать мне его в приукрашенном виде.
– Да что… кто… как?! Как у тебя ещё язвы не повылезали на твоём шелудивом языке за такие чернящие речи!
– Ну, точно! Ни дать, ни взять, вылитый рыцарь. Никаких сомнений во мне не осталось. Потрать-ка свою энергию на поиск стражника, а я пойду пропущу стаканчик-другой грушевого пуаре в таверне Хромого Симона.
* * *
«Благородные и прекрасные Дамы! Смелые и благородные сэры, и просто честной народ! Только сейчас закончилась месса. Сегодня только самые доблестные и отважные, опора нашего короля, встречайте! Участники турнира. Они въезжают на ристалище, приветствуем».
– Ну, и голос у этого зазывалы!
– А то без него не видим, что въезжают! Ах, это же Арнульф!
«на бесподобном вороном скакуне…»
– Какая разница, на какой он лошади, дубина! Про глаза, про глаза говори!
– Имма! Ну, кто будет отмечать подобные вещи! Да и по правде сказать… Отсюда даже и не видно!
– Мне вот всё видно, дорогая Верта! И этому слепому полурослику тоже, потрудись он оторвать свой похотливый взгляд от нашего ложа.
– Думаю, Имма, он, увы, уже не тот прежний Арнульф. К тому же он остался без своего оруженосца. После вчерашнего…
– Какая гнусная неблагодарность! Предательство! Как он вообще посмел выйти на бой, когда сэр Арнульф ясно выразил своё нежелание…
– Да ну тебя, Имма! Это же было так красиво! Он был так точен, так ловок! А как держался в седле!
– Это с тобой что, Хейла? Какой-то бывший оруженосец не должен стоить твоего внимания.
– Но, Маби, разве не ты кинула ему вчера ту розу?..
– Просто хотела поддержать бедного парня.
– Он влюблён в тебя!
– Как и все! Но сегодня весь мой интерес только Урии.
– Ну, и имечко!
– Нечего хихикать, Верта! Между прочим, это очень древнее и благородное имя!
«Жонглёры исполняют бодрящие композиции на виеле и флейтах! Хм, этот парень хотел перебросить несколько яблок одной рукой! Ну, и убожество, я вам скажу!»
– Эти жонглёры только и знают, что петь и играть! Надоели.
«Колонна рыцарей почти поравнялась с ложей, где находятся дамы!»
– Он, кажется, считает нас тупыми! Будто мы сами не видим!
«Во главе шествия с высокими белыми шестами в руках герольды и судьи турнира. Приветствуем!»
– Дряхлые селезни! Ещё и машут!
«А вот и он: почётный судья! Дамы особо рьяно приветствуют его и возлагают все свои надежды на этого честнейшего, доблестнейшего и благороднейшего господина!»
– Рьяно? А, это, видно, из-за тебя, Имма! Не тряси платком!
– Отстань, я машу Арнульфу!
«Сэр Жерар Визгливый! Сегодня к его копью привязан несравненной красоты шарф с множеством камений, золота и парчи. Как все знают, эта «Дамская милость» призвана защищать и оберегать наших воинов».
– Конечно, а то с их манией к походам и кровопусканию после каждой выпитой чарки пунша мужчин совсем не останется. Придётся к бегинкам податься.
– Ох, Хейла, не порть момент! Аа! Как это романтично!
«Напоминаю участникам турнира! Если почётный судья опустит на раненого рыцаря копьё с повязанным к нему платком, то этот участник мгновенно переходит под покровительство дам, и уже не может быть атакован».
– Знаем мы их! Сделают вид, что в ажиотаже схватки просто не заметили судью, а наш платок тем более!
«Именно вчера две благороднейшие и прекраснейшие дамы…»
– Ну, я бы с этим ещё поспорила!
– Верта, надеюсь, ты не считаешь, что…
– О, Маби, тебя-то я не имею в виду, но вот вторая избранница…
«Мабилия и Адализа»
– Да, в этот раз их выбор и меня разочаровал.
– Ну, она из благородной семьи.
– Но что в ней прекрасного, Имма!
– Тсс! Она же недалеко сидит!
– Ага. Как будто на похороны пришла. Интересно, кинет ли она кому-нибудь платок…
«Прямо сейчас красивые и благородные, заботливые и нежные девушки…»
– Аа, уже скоро! Меня так трясёт.
– Сядь, Верта, а то с балкона выпадешь!
«Одарят своего избранника, вернее, того, к кому они проявляют свою благосклонность»…
– Имма, ещё рано, оставь рукав в покое!
«Элементом одежды. Дамы, не стесняйтесь!»
– Ура! Арнульф, держи!
– Ты ленту ему хочешь бросить или всё платье целиком? Зачем так сильно пришивала?
– Помоги! Не отрывается!
– Не вертись, а то придётся голой сидеть.
«В участников летят перчатки, ленты, платки. Девушки входят во вкус. Я рад сообщить, что турнир начинается!»
– Адализа ничего не бросила, вы видели?!
– Она такая бледная, может, заболела?
– Чума?!
– Тише, Верта! Какого дьявола! Или ты хочешь, чтобы обезумевшая от страха толпа погребла нас под своими ногами? Какая чума?
– Ну, или оспа!
– Всё! Цыц! Рот на замок. Сдалась вам эта Адализа! Вы посмотрите, как Урия бьётся.
– Интересно, что в этом году подарят победителю?
– Медведя?
– О, да! В прошлом году они соригинальничали!
«Рыцаря Вильгельма берут в плен, какая неприятность».
– Не повезло, теперь откупаться придётся!
– Я бы запретила все эти взятия в плен! Скука смертная! А делается это только ради чьей-то выгоды!
– Как и всё, что здесь происходит!
– Имма, хватит! Ты уже босая. Второй твой башмак чуть не угодил Арнульфу в голову.
– Ах! Я просто не могу себя сдержать! Он так прекрасен, так могуч, так силён.
– Не описайся от восторга!
– Фу, как приземлённо! У тебя у самой одной туфли не хватает.
– Я не виновата! Тот удар Урии, ах… А лент уже не осталось!!! Вы видели? Он нацепил мой платок на свой шлем! Прямо к бурлету!
– Ага, теперь, как петух!
– Не завидуй, Хейла.
«Напоминаем, что победитель турнира не только получит славу, почёт, заберёт главную награду и богатство, но и назовёт царицу турнира!»
– О, Боже!
– Господи!
– Мама!
«Королеву любви и красоты!»
– Я сейчас лишусь чувств.
– Спокойно, Верта! Королевой станет наша Маби, как и в прошлый и позапрошлый, и позапозапрошлый разы… И как это ты до сих пор не замужем?
– Молчи…
– Она всё ждёт, что её Гильом посватает…
– Больно нужно быть невесткой этой Маргожабы…
– Если только Арнульфик не выиграет, тогда все лавры Имме.
– Да, Арни уже сдаёт, к сожалению. А любой, кроме него, захотел бы выбрать Маби!
– Это что — ревность? Мы же подруги! Ах, если победит Урия…
– А если оруженосец? Он так посматривает сюда всё время, как ещё шею не свернул…
«Определены победители в схватке с мечом. Осталось выявить последнего, в самом почётном и зрелищном виде. Дамы и сэры, а также все остальные! Конно-копейная сшибка!»
– Вот оно, вот!
«Урия Прекрасноволосый лёгким движением руки, почти не прилагая усилий, выбивает Тощего Эда из седла. Сэр Эдмунд должен сказать спасибо своему турнирному стражнику, иначе бы и костей не собрал…»
– Маби, нет!
«Упс! Хорошо, что сэр Урия носит шлем. Знак расположения и благодарность за доставленное удовольствие от мадемуазель Мабилии».
– Теперь и ты боса, как крестьянка!
– Заткнись, Имма…
«А вот и открытие нашего турнира. Это невероятно! Вчера оруженосец, а сегодня уже рыцарь! Николас Пейтье-Неоперившийся против Фомы Недовольного. Ух, какой грязный приём, Фома! И он удерживается! Николас удерживается в седле! Вперёд, Ник! Удар! Копьё вдребезги. И это победа молодости над угрюмостью. Без обид, Фома! Без обид!»
– Их осталось двое, только двое!
– Урия будет сражаться с оруженосцем! Какой стыд!
– Он тоже удостоился звания рыцаря!
– Кто к нам пожаловал…
– Да, Адализа, удостоился, но в потешном бою. А Урия получил это звание, сражаясь за короля.
– Именно поэтому вы сейчас истекаете слюнями и кое-чем ещё по «потешному бою»?
– Какая низость! Что за грубости!
– Лучше подумай о том, моя краснощёкая Маби, где достанешь обувь! А то дорога до трона — сплошь грязь и песок, а королева турнира с чёрными пятками не лучшее завершение турнира.
– Что за странные речи? Язык нечистого!
– Я её не понимаю.
– Это зависть, девочки! Не обращайте внимания… Хм… Может, у кого-то есть с собой запасные туфли?
«Невероятная схватка. Какое упорство, храбрость и гнев! Они как два разъярённых льва! Как титаны! Это цвет Фландрии, любезнейшие зрители!»
– Ах!
– Ох!
– Ого!
«Какая дерзость. Юность не хочет уступать опыту и зрелости. Каким-то чудом Урия сдерживает удар. Какой накал, вы поглядите!»
– А он не так плох…
– Я это с самого начала твержу, Маби!
«И вот он — последний бросок. Всадники разгоняются, они, как византийский огонь, как шаровые молнии…»
– Ой-оо!
– Ох!
– Ай!
«Урия пробивает своим копьём защиту неоперившегося Ника… Тот падает. Он жив? Он не двигается! Он побеждён? Но что это? Что там показывает главный судья… Не верится, но... Сэр Урия допускает удар в ногу...»
– Не может быть!
– Абсурд!
– Обезглавить!
«Да, друзья мои. Согласно правилам турнира удар, нанесённый в ногу, является грубым нарушением. И победа присуждается… сэру Николасу Пейтье-Неоперившемуся… К нему спешат лекари… Он в ужасном состоянии. Тяжёлое копьё раздробило ногу. Сколько крови… И он… Он что-то говорит герольду. Да, он хочет объявить царицу турнира. В таком состоянии не забывает о своей Даме сердца. Как это трогательно, как по-мужски. Я готов заплакать!»
– Не тяни!
– Готовься, Маби, готовься.
«Ну, сэр Николас, мы ждём Ваше, боюсь, последнее слово…»
– Адализа!