Умереть при жизни, умереть живя, так легко и возможно убить свою жизнь, не дав ей распуститься и бросить её под ноги прохожим, как нагло сорванный цветок. Он теперь у их ног, а они топчут его, а он топорщится и ломается, он обрюзг, потерял свою красоту, эти великолепные светло-желтые лепестки покрылись коварной тротуарной пылью. Ветер швыряет его от одной пары ног к другой, будто просит: " Ну возьмите же его, наклонитесь, протяните руку, быть может вам удастся его оживить", а может он над ним лишь только смеётся, быть может он растягивает погибель цветка, мучительно метая его тело от одной стороны тротуара к другой. Смеется зловещим смехом над цветком за его слабость,за то что он дал себя сорвать и не смог удержаться в человеческих руках и удостоился только их ног...
Вот еще один лепесток оторвался и пополз по тротуару, подгоняемый ветром. Всё уродливей становится цветок, всё его тело изломано и изорвано. Наглые бездушные человеческие ноги топчут жизнь, которая им не принадлежит.
А ведь было незабвенное время цветка, когда он цвёл в своем дворе перед домом, совсем одинок он был, не было рядом не единого ему подобного, лишь только сорная трава. Но он был счастлив своим одиночеством. Каждое утро, когда солнце вставало и птицы витали над головой, его лепестки жадно бросались навстречу теплым лучам, пили солнечный свет и утреннею росу. Блаженство быть таким маленьким, но всецело ощущать себя частью чего-то большого, целого, таким для цветка был окружающий мир, природа. Начинался день, начиналась жизнь вокруг и цветок всеми своими жилками, всеми своими лепестками ощущал, чувствовал это зарождающееся светлое движение. Утро, оно всегда было особенным для цветка, даже если не было солнца, а на небе висел темный занавес, он знал, что пришёл свет, день, а он любил день, ведь именно днём ему суждено было распуститься, высвободить свои лепестки, позволив ветру шаловливо пробегаться по ним. Он знал, что за темным занавесом ждёт своего выхода солнце. Пройдет время и оно вновь согреет его своими лучами.
День проходил всё в таком же сладком блаженстве, чувстве своего единения с миром, уютности своего существования. Так незабвенно тянулись его дни уединенного счастья, он и не мог помышлять о большем. Нет, он не завидовал птицам, парившим над его головой и одним легким движением сливавшимся с небом. Нет, он не завидовал им, он знал, что его счастье состоит в созерцании этого блаженства, что его счастье не менее бесценно, не менее легко, он знал, что он тоже может летать, расправив все свои лепестки, встретить благодарно лучи солнца, слиться с этим благоговейным теплом, ощутить легкое покачивание, объятие ветра- не то ли же самое полёт? Он знал и жил каждым моментом, благодарно подаренным ему временем. И не думал о том, что кто-то может отобрать у него этот момент, а вместе с ним и всю жизнь.