Странным и упоительным был этот полёт. Аньи не спешила, они пронизывали пространство по всем направлениям, то медленно кружась, то головокружительно быстро вращаясь, то покачивались, зависнув в одной точке.
Егор чувствовал её горячее, трепещущее тело, мягкие губы завладели его губами, руки расстёгивали пуговицы рубашки. Не отрываясь от её губ, Егор сбросил ненужную одежду, освободил Аньи от тончайшей туники. Он любовался её хрупкой наготой, у него захватывало дух от её красоты и силы, хотя она казалась совсем девочкой, и так не похожа была на женщин его Мира. И одновременно он стыдился своей мужской грубости и огромности, он боялся причинить ей боль, испугать и обидеть напором и силой… Он держал её осторожно и бережно, точно в его руках был тончайший сосуд, который легко разбить, исцарапать, сломать в мозолистых руках.
Но Аньи, запрокинув голову, обхватила ногами его бёдра. Эфемерный, трепещущий мотылёк, готовый вспорхнуть, или – объять, протянуть спасительный луч.
Испугать? Обидеть? Аньи говорила, что им необходима мужская энергия для восстановления гармонии…
Её золотые волосы взлетели - и легли тёплой волной на его плечи. Сладость – и восторг полёта и единения. Любовное упоение – и головокружительные взлёты и падения, встречный ветер, осушающий пот и слёзы, уносящий шлейфом вдаль слова любви и нежности на двух разных, таких разных, и таких понятных языках.
Учащенное, согласное биение двух сердец и целительная энергия Аньи – Егору казалось, что это он сам летит, сквозь время и пространство. Странное существо, сиамские близнецы с едиными крылами – бёдра к бёдрам, сплетённые ноги, сплетённые руки, соединённые губы, смешавшиеся волосы…
Егор лежал на воздушных волнах, словно на глади морского залива, и Аньи прижималась к нему невесомым облачком. Аньи действительно была счастлива – ему не показалось.
Они поймали в воздухе свою одежду. Егор, кувыркаясь в поле её притяжения, точно космонавт в невесомости, или акробат под куполом цирка, неловко и неуклюже натягивал свою нелепую одежду, и они вместе смеялись.
Потом Аньи снова обняла его, и это было совсем иное объятие, объединившее две тайны в одну. И они полетели на сбор. Сердце Егора билось сильно и без боли, но с лёгкой тревогой. Он вдруг подумал, что может принести несчастье ещё одной удивительной женщине. Но Аньи, будто прочла его мысли, покачала головой и поцелуем заставила забыть грустное.
- Ни о чём не беспокойся, - лишь шепнула она. – Это наша грусть…
Вверху, на поляне, в центре которой висел узкий, устремленный ввысь синий конус со шпилем, их уже ждали. Увидев сияющую Аньи, девочки засмеялись и захлопали в ладоши, словно жениху и невесте, и даже Вига улыбнулась без напряжения и тревоги, отчего сразу помолодела.
Егор понял, что они всё знали заранее, но не смутился и не удивился их знанию – так и должно было случиться, ведь они слишком долго ждали. Пока Егор шёл к ним, пока восстанавливался после изнурительного восхождения, пока созрел для единения и выбрал из шестерых – одну-единственную.
Все встали вокруг конуса, взявшись за руки, включив в круг единственного мужчину, и Егор почувствовал, как воздух вокруг начинает трепетать и нагреваться.
Вига запела, и девочки постепенно вплетали в мелодию свои голоса. Пение напоминало полифоническое звучание органа. Низкий голос матери Семейства, высокие и чистые голоса детей, сильный и волнующий голос Аньи, приобщившейся к земной энергии – они сплетали прихотливый, сложный узор, летели далеко – и возвращались, отражённые от стен, и множились вновь и вновь – в воздухе переливчато звучал мощный хор.
Орган – или хор – умолк, и звенящая тишина обрушилась вниз.
- Закрой глаза и постарайся увидеть купол, - сказала Аньи. – Чувствуй меня. Думай о светлом…
Она взглянула ему в глаза, и его снова обдало жаркой волной, волнение прошло по телу, нежность омыла душу. Он подумал о недавнем полёте, зажмурился – синий конус продолжал висеть перед внутренним взором.
Горячее дыхание Дерева снова подняло его в воздух, он познал головокружение от полёта, ощутил силу, не дающую ему упасть. Сила исходила от миниатюрной сияющей женщины, крепко держащей его тонкими пальцами, слитой с ним в одно целое, словно трепещущая бабочка, пронзённая грубой, но влюблённой иглой. Он вновь испытал вибрацию всех нервных окончаний, сладкое опьянение любовью, и сердце, замершее в невесомости. Его чувства передались Аньи, она вздрогнула, напряглась, закрыла глаза…
Мир вокруг начал воспламеняться – сначала пол, потом – потолок, потом пламя потекло со всех сторон. Пространство запылало, огонь стал отовсюду стягиваться к собравшимся, но Егор не испытывал ни страха, ни жара: внутри него хватало собственного огня.
Вот волна пламени побежала по сомкнутым рукам и, оттолкнувшись, вошла в центр, в синий конус. Тусклый, матовый купол стал бледнеть, разгораться внутренним огнём, белое пламя съедало синеву без остатка – и вот он вспыхнул ровно и мощно, и белым ослепительным пламенем полыхнули все остальные купола.
Ноги подломились, Егор упал на колени. Острая боль на мгновение пронзила сердце – и тут же бесследно исчезла, оставив изнеможение, пот, свистящее, неровное дыхание – это частица его силы, его энергии ушла в копилку иного Мира.
Постепенно организм восстанавливался, уходило напряжение, уходили слабость, боль и пульсация в висках. Егор открыл глаза – синего и серого цветов больше не существовало вокруг него. Все купола и шпили горели ровным белым пламенем.
Но Вига сидела неподвижно, обмякшая, с поникшими крыльями, которые то вспыхивали, то затухали, словно неисправный светильник. Девочки, обнявшись, плакали – то ли от слабости, то ли от радости. Аньи на миг потеряла сознание, и опустилась на листву рядом с ним. Она склонилась ему на плечо, тяжело дыша. Она выглядела больной, и растерянный Егор гладил её волосы, целовал лицо – он и не ожидал, что это будет для всех настолько изнурительно.
Первыми успокоились девочки – с трудом взлетели – и исчезли внизу. Затем очнулась Вига, улыбнулась им – и в улыбке больше не было грусти. Крылья её окрепли, и она оставила их возле возрождённого купола.
Егор и Аньи остались вдвоём. Егор невольно подумал о возвращении, обещанном в награду.
«Что же теперь?» – хотелось сказать ему. – «Когда всё свершилось? Что дальше? Когда и как вы вернёте меня домой?»
Но он молчал, не смел вымолвить ни слова, не желая прерывать её размышления, не желая показаться нетерпеливым и неблагодарным – ведь он всего-навсего искупил вину своего народа. Так они молчали, глядя друг на друга, и выражение глаз Аньи было по-прежнему непонятным. Наконец она заговорила.
- Ты вернул нам энергию, и мы отблагодарим тебя. Не буду спрашивать, что ты желал бы получить. Я знаю, что творится в твоей душе. Тионк и Ссьюн разбередили мечты о любимой, о детях. Хотя были посланы к тебе для иного. Ты счастливый, потому что у тебя есть выбор. Любой из трёх возможных путей… Смотри, сейчас ты увидишь своё прошлое, настоящее и – возможное будущее.
Аньи подвела его к куполу, коснулась его ладонью – в куполе засветились два окна. Словно в самодельной детской игрушке, которую ему в детстве подарили: окошечко в пластмассовом шарике – заглядываешь туда против света – а внутри, будто в воздухе, висит крошечный цветной слайд: Красная площадь и Кремлёвская стена. Егор заглядывал туда по сто раз на дню, воображая, что видит фантастический город, зависший в Космосе.
И теперь с замиранием он приник к первому оконцу.
…Он увидел идущую по незнакомой набережной невысокую молодую девушку – короткая чёрная юбочка, белый свитерок. Рыжие волосы коротко острижены, чёлка падает на лоб неровными прядями, милое, не накрашенное лицо серьёзно и неулыбчиво. Левая лодыжка перевязана, она чуть прихрамывает, рядом на поводке семенит смешной чёрный щенок.
Сердце забилось бешено. Яна! Где она, как она, помнит ли его? Милая, милая – казалось, её можно окликнуть, коснуться рукой… Но окошко начало затуманиваться. Егор с отчаянием обернулся на Аньи, но та взглядом указала на второе окно. Егор заглянул туда с волнением и тревогой.
Он увидел Джильду. Она бежала, пригнувшись, по какому-то карьеру, заваленному горами строительного мусора, оскальзываясь на замерзающей грязи. Окно показало крупно её лицо в ярком свете луны – широко распахнутые, затравленные глаза, земля на щеке… Вот она скользнула в щель между горой щебня и грудой останков ржавых автомобилей, затаилась, не дыша, а следом неспешно следовали двое в очках-хамелеонах, с мощными фонариками в руках. И Егор хорошо помнил эти лица.
Он отшатнулся и сжал кулаки. Проклятье! Что он наделал! Он не имел права бросать Джи!
…Окно затянулось белой мглой. Егор снова обернулся к Аньи. Голос его дрожал.
- Ты же знаешь, что я не могу выбрать. Я должен спасти Джи, во что бы то ни стало, я обязан ей жизнью. И времени у нас в обрез. Я не могу отказаться от своей первой любви, она должна хотя бы знать, что я жив. Неужели это невозможно совместить?
Аньи опустила голову.
- Аньи, но ты говорила, что есть три пути?
- Да, Егор, есть и третий путь… - голос Аньи превратился в шёпот, она прикрыла глаза и печально вздохнула, помедлив, словно не решаясь говорить и дать волю надежде. – Ты… ты можешь остаться со мной.
- Бескрылый – в мире крылатых? – усмехнулся Егор.
- Сейчас тебя держат оковы искусственного гравитационного поля. Я могу его убрать, а взамен…
- …взамен – искусственные крылья, которые никогда не станут моими, изуродованное, бескрылое потомство…
Аньи пошатнулась и сжалась, как от удара.
- Я научу тебя летать, и крылья станут твоими.
Егор покачал головой.
- Прости, я не могу остаться в вашем Мире. Лучше скажи – если я вернусь, я вернусь в сейчас?
- В любое время, куда пожелаешь. Но учти, ты можешь попасть лишь в один узел.
- А если необходимо попасть и туда, и туда?
- Это невозможно. Но имей в виду, нижний узел автоматически стирает последующие ветви.
- Значит, можно всё исправить?
- Не всё, но многое. Если сумеешь. Если захочешь. Если не ошибешься.
- И у меня получится изменить ситуацию? Спасти Джильду?
- Всё зависит только от тебя, Егор. Больше я ничем не смогу помочь.
- А вы?
- За нас не беспокойся. Наше время восстановлено, мы вернёмся домой, и Дерево перестанет расти. Туман уже рассеивается.
Сможет ли он начать другую жизнь? Сможет ли повернуть ход событий? О том сейчас никто не знает, да и не может знать.
- Что же, иногда приходится рисковать, - пробормотал он.
И Егор сделал выбор.
Сзади раздался лёгкий вздох, похожий на горестный стон, и Мир покачнулся, накренился и перевернулся…
…Егор стоял у калитки своего сада, и смотрел на старую, недостроенную железную дорогу. Там, по платформе, шла тоненькая девушка. Вот она остановилась и задрала голову вверх, к синему небу с бегущими облаками, потом повернулась к Дереву. Её волнистые, рыжие волосы солнце превращало в красновато-золотой ореол, а лёгкий сарафан сливался с изумрудной тканью луга.
Егор увидел и Дерево – оно как-то одряхлело и съёжилось, хотя его верхушка по-прежнему попирала небеса, и растворялась в зыбкой, туманной, облачной дымке, которая словно бы разъедала её, стирала бесформенным ластиком.
И Егор пошёл к платформе, не сводя с девушки восхищённых глаз.