настигнутая радостью

Саша Ронин
"Настигнут радостью — нетерпелив, как ветер" заметил Уордсворт, а Клайв Льюис взял и использовал эту сентенцию, чтобы как-то начать свою духовную биографию. Ну может и не как-то, а вполне продумано -- не нам судить. И это к лучшему, потому что запараллеливать процессы последнее дело. Нам бы со своими, поставленными по неосторожности и излишней самонадеянности, задачами справиться. И рассказать, наконец, эту историю, которую домогаются от нас уже не первый и не второй год некоторые наши нетерпеливые читатели. Часть из которых даже всячески пыталась подталкивать и понуждать нас к овладению жанром притчи для стилизации этой истории. Так не будем же медлить и ринемся в повествование со всем своим пылом и отвагой, граничащей с дуростью.

Припав один раз к источнику не замутненной временем мудрости Клайва Льюиса, не станем отходить далеко и, черпая из него, обозначим вехами повороты нашего повествования.

"Поля, потоки, небеса в огне —
Все благосклонно улыбалось мне."

Именно так могла бы сказать о себе Наталья, если бы была знакома со Спенсером или на худой конец с Льюисом. И это непременно случилось бы, не будь её поступь по жизненному пути так легка и быстра, а её увлечения ограничены лишь самой жизнью, а не трактовками и обрамлениями смыслов красивыми формами. Важнейшим умозаключением, сделанным ею к своим семнадцать годам, стало принятие всех своих страстей, порожденных в недрах безупречного гибкого тела, в качестве этического идеала. И любые свои поступки с тех пор она полагала единственно верными и обоснованными, экономя на этом массу душевных сил и прочих ресурсов. Ресурсов же этих прочих Природа отпустила ей в полной мере и даже избыточно, чтобы той же лёгкой поступью она взяла вершины естественных наук, поступив сразу в несколько высших школ физического, биологического и медицинского профилей. Выбор из которых она сделала несомненно так же предельно легко, как обычно, и на девять долгих лет нырнула в медицинскую науку, вынырнув из нее дипломированным, сертифицированным детским неврологом. Все давалось ей легко, желания возникали, множились и исполнялись, ни в чем она не видела препятствий, стремительно перемещаясь в in Wellen der Raumzeit своей судьбы, но тоска то ли по утраченному, то ли по недостижимому не оставляла ее.
Его звали Томас, он прилетел в промозглый Петербург из южных штатов Индии по праву младшего сына состоятельных родителей и осваивал науку лечить детей в одной с Натальей группе. Жили они на Васильевском острове в большой квартире с Натальиными родителями и бабушкой, оставившей свой ум и сознание в далеком прошлом жены ответственного работника, расстрелянного по доносу. В каникулы они расставались -- Томас улетал домой, где его ждала любящая многочисленная семья, включая уже давно выбранную родителями невесту. Возвращаясь, он привозил Наталье ворох массивных золотых безделиц, которые Наталья никогда не носила, но считала единственно приемлемыми из всех других вариантов подарков. Томас вел их небольшое хозяйство практически один -- убирал, готовил, покупал продукты и вещи. И был необыкновенно и неизменно нежен со своей подругой. Когда учеба закончилась, они расстались, обойдясь без чрезмерного драматизма, но все же с сожалением о быстро минувшем времени, и Томас вернулся на родину.

"Радость — не сублимация пола, скорее половой инстинкт подменяет собой Радость. Я иногда задумываюсь: а может быть, все удовольствия — подмена истинной Радости?"(c)

С Игорем Сергеевичем Наталья познакомилась еще тогда, когда жила с Томасом, почти не скрывая от него эту связь. Не болтала, но и не врала, считая все обязательства фикцией, лицемерием и атрибутами пошлой драмы. Что думал Томас, никого не интересовало и не беспокоило. Игорь, детский врач-кардиолог в разводе, переехал к Наталье почти сразу после отъезда Томаса. Очень быстро их с Натальей отношения испортились до степени постоянных скандалов и рукоприкладства. Они сходились и расходились снова и снова, увязая в бессмысленности своих отношений, не в силах остановиться. В это время и появился Саша. Он был сильно старше Натальи, имел свой бизнес, довольно успешный, и бывшую жену с двумя детьми, которые бывшими не бывают, а любимыми -- еще как. Часто он увозил Наталью за город, обычно в Комарово или Репино, немного развлекал, немного любил и много рассказывал о своих детях. Это был первый мужчина в Натальиной жизни, которому она отдавалась, ничего не чувствуя. Впрочем, скоро она стала чувствовать к нему отвращение. Примиряла ее с ним только возможность путешествовать. Он всегда брал индивидуальные туры и предпочитал экзотику. По этой причине настоял, чтобы Наталья занялась дайвингом. И она увлеклась тренировками, а заодно и тренером Андреем, чье прекрасное тренированное тело не могло не вызвать физического влечения любой молодой страстной женщины.
В то время Наталья, так и не прочитавшая Льюиса, была так же, как и он, далека от морали настолько, насколько это возможно для человека. И так же, как и Льюис, получала не то, чего искала. Наконец, вопрос -- чего я хочу? -- стал таким навязчивым и мучительным, что она, оставив в Петербурге все свои привязанности, отправилась с подругами в путешествие по Норвегии. В поездке она была резка, раздражительна, бесцеремонна и практически невыносима, пока на обратном пути путешественницы не заехали в церковь Святой Сигфрид в Финляндии. Там она притихла, замолчала, зажгла свечу и быстро сказала несколько слов, глядя куда-то вверх. Похоже, она вошла в здравомыслие и сформулировала, наконец, то, чего хотела.

"Здравый смысл стал для меня отказом или скорее паническим бегством от всякой романтики, наполнявшей прежде мою жизнь."(c)

Судить о том, насколько четкими были формулировки Натальи в пустынной церкви центральной Финляндии, и насколько благосклонной оказалась к ней Св. Сигфрид, стало возможно довольно быстро после той поездки. Уже через пять лет. Через пять лет у нее был сын от Андрея, сын и дочь от Саши, Андрей в качестве партнера и отца детям, большая старая квартира на Петроградской стороне, подаренный Сашей Жук, небольшая дача на Карельском перешейке и совершенно испорченные отношения с родителями.
А вокруг был
"...тот самый мир,
То место, где находим счастье мы
Иль не находим."