«Бычий глаз»
Помню
Е.Я.
Как я любил этот момент, когда земля проваливается и будто становится ничем не стесняемым допотопным шариком с разметкой в спиртовом корпусе- компасе. Мы называли его «бычий глаз». Если на борту отказало всё или почти всё, шарик с засечками «С- Ю - В- З» не откажет никогда. Шарик, взвешенный в своей оболочке.
Очень трудно найти свой аэродром, своё место в этом взвешенном пространстве. Схема захода строго определена. На каждом этапе есть десятки ориентиров. Даже в хорошо знакомом месте без приборов легко ошибиться. Земля несётся под тобой и вращается. Как воздушный шарик. Ты занят лишь тем, что хватаешь её, будто зверя за холку, притормаживаешь, заставляешь бежать на тебя только определённым образом… В небе так легко потерять землю. Потерять и не найти своё место. Что мы без места? Пыль!
Дома встретит жена, дочь: «Папа! Папа пришёл!» Диалектика жизни. Я буду млеть и растекаться блаженной истомой. Я всё сделаю для их благополучия.
Чтобы я поднялся в воздух, нужен труд сотен и сотен людей, я- будто остриё огромной иглы. Я- хорошее остриё, за моей спиной очень многие. За моей спиной цивилизация и технологии…
Воздух в шлангах сдавит руки и ноги. Это будет потом. Плиты бетонки стрекочут подобно пулемётной очереди. Соображать приходится, когда тело скручено в жгут, когда нет ни единой точки опоры в пространстве- только приборная доска за фильтрами шлема. Я беру курс. Я знаю цель. Она может быть где угодно, даже в Средиземноморье. Но на самом деле- куда ближе и глубже.
Подсвеченный восходящим солнцем воздух выдаёт сорвавшиеся с консолей жгуты воздуха. Сегодня последний вылет. Я узнаю, как земля не принимает, как она не оставляет шанса, не оставляет места. «Я не дам тебе места, даже чтобы воткнуть булавку».* Я останусь в воздухе, потому что человек рождается вместе с землёй, по которой будет ходить и вместе с домом, в котором будет жить, вместе со своими занятиями, пищей и достатком… Или без них. Родиться- этого недостаточно.
Сегодня я не вернусь. Я буду до последнего смотреть на вращение «бычьего глаза». Загорится табло аварийного остатка. Мне будут мигать, сигналить, напоминать и приказывать…
Нет места. Душе не нужно место. Я так долго заблуждался сам и обманывал других. Потом я провалюсь и с удивлением буду наблюдать, как кто- то внутри меня, некий навык, будет выравнивать машину и поддерживать необходимую скорость, он даже подберёт площадку и сделает расчёт для захода… Неведомый мне и непрошеный адвокат.
- Не-ет!!!- услышу я где- то далеко и даже вспомню о ком- то…
Мгновения, доли мгновений…
Я дышу, будто стрекочущий пулемёт или те самые стыки бетонки под колёсами. Я совершенно цел под разбитым светофильтром, который тут же срываю. Я ору что- то в воздух, будто желая выдохнуть всего себя, как пловец после подъёма с большой глубины. Я ору и ору, и только через какое- то время этот мой дикий и чужой голос оказывается плачем или стоном…
Пусть так. Пусть… И снова проснуться.
- Утром он, как обычно, вынес мусор и ушёл на дежурство. Всё было нормально…
- О!.. Капитан, "серёжки" обмывать будем?
Он не помнил, что было дальше. Очнулся возле бачка с питьевой водой. Его держали двое, прижав к стене, руки его тряслись, он рванулся ещё, но спина комэска скрылась за дверью.
- Всё! Всё, сказал. - Его отпустили, и он двинулся, шатаясь, к противоположному выходу. Это было- последнее, как контрольный выстрел. «Серёжками» называли звёзды, «заслуженные» жёнами.
- Тебе летать только в ангаре при ПМУ**,- так он оценил способности командира когда- то, да и не он один. Блатная молодёжь, можно сказать, только после училища. Командир… А тут ходишь по два срока…
Разговора дома не будет. Хватит. Раньше он уходил за границы городка на самолётное кладбище. Здесь «жили» его друзья- легендарные летающие лодки Второй мировой. Он обходил их по очереди, знал каждый изгиб и каждую вмятину. Он мог бы читать лекции по их истории и конструкции, пилотажным характеристикам. Здесь были и другие экспонаты, более современные, свезённые с ближайших полигонов. Говорили даже, что после ядерных испытаний. Кто знает. Здесь он был дома. Здесь жила память, всё, чему его учил отец и любимые книги. Он сам казался себе здесь экспонатом, таким же и никому уже не нужным. Всё, что было дорого в жизни, оказалось сегодня свезённым на это кладбище.
Возвращался он обычно посвежевшим и отдохнувшим… чтобы выслушивать опять то же, что выслушивал почти каждый день, когда жена не была на дежурстве.
Сегодня в наряд. Он не целовал по утрам дочку с тех пор, как её мать намекнула на что- то в очередной домашней перепалке.
Скоро зима. Ещё ходишь по земле, которой не коснёшься потом до самого лета. Свежее утро. Сапоги пинали полы шинели, будто подгоняя шаг. Он удивился странному ощущению: «Сегодня?» Только что заключён контракт ещё на пять лет. Зачем?
Портупея, оружие, повязка дежурного на рукаве. Стол, этот стол, видевший столько, что его лучше бы не видеть никому.
Помдеж приоткрыл снаружи дверь и остолбенел: «Товарищ капитан, Вы что…» - И звук пропал…
Помдеж оттирал пол, бегая к тому самому бачку за водой, когда унесли тело, когда долго кричали, бегали и суетились… Когда ничего уже не было нужно.
Я запомнил эти сапоги вдовы на похоронах. Не поднимая взора, останавливался на них и ловил в себе умильную картину исполнения очередной тогда женской мечты- сапоги. Они были очень хороши, модны и качественно сделаны. Они сияли глянцем чьей- то заботы или даже любви… Они казались столь странными! Как запрещённая археология или не постигнутая никем древняя религия, достойная ныне только гонений и клеветы.
А в общем всё это- забытые в недрах ноутбука фантазии, на которые ничего не купишь. Или «бычий глаз», который никто обычно не замечает, пока не случится нечто невообразимое, пока не приходится творить мир заново, с нуля, с первооснов, без которых мир не может существовать. Без которых он просто не нужен.
01.03.20 – 31.03.20
*/Реплика из Махабхараты, послужившая причиной страшной братоубийственной войны.
**/ПМУ- простые метеоусловия.