Утром у, промучившегося всю ночь без сна, Сережки опять измерили температуру, взяли кровь на анализ и, события стали развиваться стремительно. Сначала его на каталке отвезли в процедурную, где, распилив гипс, вызволили из плена опухшую и затёкшую руку. Присутствовавший при этом пожилой хирург высказал несколько, мягко говоря, нелицеприятных замечаний по поводу оперативных действий своего молодого коллеги, дежурившего накануне. Затем – рентгеновский кабинет, из кабинета на той же каталке - в палату, где у его койки уже стояла капельница (штатив с банкой, наполненной прозрачной жидкостью). На прикроватной тумбочке своей очереди дожидались ещё три таких же ёмкости. Сережка происходящее воспринимал с трудом: в полуобморочном состоянии. Но, на исходе второй банки ему немного полегчало, и он даже поинтересовался у мужчины, лежавшего по соседству, временем. Оказалось – уже шесть часов вечера.
За следующую ночь вся левая половина Сережкиного тела сильно распухла. Любое прикосновение к коже вызывало боль, как при ожоге. На утреннем обходе хирург буркнул - будем вскрывать. «Вскрывали» прямо в процедурной. На лицо Сережке надели маску с трубкой, велев дышать и считать. При счете пять по его затылку ударили кувалдой (ощущение было именно таким). Кстати, этот наркоз так и назывался – оглушающим. А когда Сережка очнулся, то увидел на левой руке и левой ноге глубокие сочащиеся гноем разрезы. Сестричка гной убирала тампонами и причитала, – гнилой какой парнишка, ох, гнилой. Раны забинтовали. И в этот момент Сережку стошнило на не успевшего отпрыгнуть в сторону хирурга. Тот засмеялся, – ты зачем это? Я тебя кашкой не кормил!
В палате его уже ждала капельница. Днем пришла мать. Выглядела она очень обеспокоенной, но Сережку старалась ободрить. Сказала, что у Юриной (друг) мамы есть знакомый в военкомате, и что она похлопочет о переводе Сережки в областной город. Там, мол, есть госпиталь, специализирующийся на подобных заболеваниях. Когда мать ушла, Сережка с трудом слез с кровати и отправился в туалет.
В коридоре, из за приоткрытой в ординаторскую двери, доносились голоса. Сережка прислушался:
- … и что, с таким РОЭ живут?!
- Молодой, спортом занимается, сердце здоровое.
- Тетрациклин помогает?
- Плохо, надо мономицин попробовать, процесс очень бурный, септикоэмия.
Сережка догадался – речь идет о нем. Дольше задерживаться у двери не стал. И только сейчас он понял, насколько плохи его дела. Однако сама мысль о смерти казалась ужасно нелепой. Он же ещё только начинал жить, строил планы, влюблялся и был любим, да и со здоровьем ещё пару недель назад у него был полный порядок. А тут вдруг больница, капельницы, пугающий диагноз. Нет, он будет бороться с болезнью – он молод, спортсмен, наконец!
Один раз Серёжке уже доводилось умирать. На последнем курсе техникума, во время летних каникул, группа ребят, во главе с преподавателем физкультуры, поехала в Анапу – подзаработать на уборке урожая и заодно отдохнуть на море. Вот там-то Серёжка и … утонул; заплыл далековато, не рассчитав свои силёнки. Пока тонул, вся его короткая жизнь прокрутилась перед мысленным взором как на экране, при ускоренной перемотке киноплёнки. Эпизод сменялся эпизодом, а затем изображение, звуки и ощущения вдруг исчезли.