Жил у нас один ветеран по соседству. Мой дом был как раз напротив его. Я могла наблюдать, как часто сидел он, одинокий, у окна и смотрел на происходящее. Часто видела я и как ходил он по утрам в магазин. Но всегда был один, молчаливый. Один раз оказалась я с ним в одной очереди за молоком. У нас завязался разговор: - Скажите, может, вам помочь чем? - Нет. Спасибо девушка, как-нибудь сам справлюсь, правда стар стал,– застенчиво сказал старик. - Давайте я все - таки помогу, - я взяла его старенькую сшитую сумку. - Спасибо! Меня зовут Александр Петрович. А вас? - Алена. - Красивое имя, - при этом он как-то загрустил. - Вам плохо? - спросила я. - Нет, вспомнилось....у нас на войне медсестру так звали ..хорошая девушка была..спасла она меня. - Расскажите мне, пожалуйста - Ну, пойдем, пойдем.... Всю дорогу мы с ним говорили обо мне. Подойдя к подъезду, дедушка вдруг сказал: - Да, Алена...Алена....Если хочешь, расскажу я тебе и о милой девушке Алене, что спасла мне жизнь, и о страшной войне... Тут Александр Петрович замолчал, словно комок в горле застрял у него. Мы молча зашли в подъезд. И вот мы с Александром Петровичем зашли в его квартиру. Я попала в удивительную, ни с чем несравнимую, и уже никогда не повторившуюся вновь для меня атмосферу. Вся стена была увешана старыми, пожелтевшими, «еле выжившими» фотографиями. От них я узнала, что
Александр Петрович во время Великой Отечественной войны был летчиком-истребителем. На верхней полке этажерки лежал шлем с очками, на которых была небольшая дырочка. Это потом мне мой ветеран расскажет мне, что была она от пули и что несколько раз он был ранен. Я как вкопанная рассматривала медали, каски и даже фляжку, которая осталась еще со времен войны. «Надо же, а ведь ей уже 75…» - задумалась я. – Наполненная водой, она спасала от жажды, а 100 граммов в ней и от страха…Мои мысли оборвал ветеран. Он подошел ко мне и сказал: - Что же вы стоите, проходите не бойтесь. -Ой да что –то я засмотрелась, задумалась, а вы играете на баяне? – Я подошла к стоящему прямо в центре стола инструменту. -Да были времена играл. Сейчас уже не очень хорошо играю, в годы войны она нас очень спасала. Тогда у меня было прозвище Шарманщик. Ребята, помню, махнут рукой: «Эх, чего горевать! Споем еще! А ну, заводи свою шарманку!» Вот я и играл, хоть и самоучкой был. Батя у меня играл до войны…Эх…Чего там.
Ну чай пойдем пить. Нечего горевать!
Ты чего ж, плачешь? – спросил меня дед, заметив блеск в моих глазах. - Ваши фотографии мне дедушку напомнили, он тоже воевал в Великую Отечественную войну. Вот только недожил до такого счастливого дня.
- Да….всех коснулась война своим черным крылом. Матери детей теряли, нелегко похоронку по детям получать. И от горя умирали. Да и есть нечего было. Страшно сказать, что ели, доченька.
А мы вот сегодня и чай пьем с печеньем. Хорошо. Дед посмотрел в окно и задумался. Там шел какой-то парень.
- Что такое, дедушка? – спросила я.
- Парень какой красивый идет. Совсем как Отар Кохашвилли , друг мой,.....воевали вместе во второй эскадрильи. – и тут старик начал сбивчиво рассказывать. - Однажды мы долго с другом бились, все не как не могли подбить одних фашистов. Это было в 1943. Горючее уже было на исходе, да и пулемет
отказал, а у Вано еще работал пулемет, так вот значит, летим мы, а внизу под нами Мессершмитт, я говорю: «Отар, давай ты с права заходи я слева. Я начинаю снижаться и вижу с отражении окна, что сзади меня еще два появились, я думаю «Пулемет у меня сломан, сейчас меня подобьют и все, но не тут-то было: я начал отклоняться влево, и он влево. Я в право - и он вправо. Играет со мной значит. А я вниз спустился - там пехота была. Ну и подбили немца. Я лететь дальше уже не мог, начал еще ниже спускаться, потом чувствую, горелым пахнет - меня подбили, самолет стал не управляемым и разбился. Увидели меня пехотинцы, и набросились на меня, я говорю им: « Я свой, русский, а они «Нет», я говорю им: « Ну на форму посмотрите», а они давай драться со мной, ну я ударил одного, он отскочил и упал. Сидит, смотрит на меня, и челюсть вправляет, а потом поднялся, посмотрел на меня и говорит: «Вроде свой». Потом меня проводили в штаб я там своего друга и встретил, ну и медсестру, про которую я говорил, Алёна. Вот сидим мы с другом, я докладываю по связи генералу в свой штаб, что мы живы и все нормально, я говорю ему: «Дружелюбное у них приветствие», а командир пехоты в стороне говорит мне: «Ну ты не серчай, немец тут один летает и бьет сюда постоянно, ну ребята и подумали, что ты тот немец и погорячились. Давай-ка лучше выпьем за рода войск наших». И тут я почувствовал какую-то боль в груди, посмотрел под мундир, ранен. Потом подходит ко мне медсестра и говорит: -Вы ранены, дайте я вас осмотрю. У вас серьезное ранение, еще бы чуть- чуть и вас бы не было в живых, пуля попала в грудь, я её вытащу.
Два дня провалялся я у них. Алена глаз с меня не сводила. Вытащила. Оказывается заражение могло быть. Было ей 25 лет, детей у нее не было, да и одна мать осталась, а отец погиб. Братец был. Да тот как узнал, что фашисты отца в плену растерзали, убег из дома – партизанить стал. Потом отправили меня в госпиталь.
По прибытию туда меня сразу же стали оперировать. После операции пробыл я в больнице недели две, а потом отправили нашу эскадрилью на следующее задание.
На этих словах Александр Петрович замолк. Встал, подошел к комоду и вытащил из нее какую-то коробочку. - На, держи, Аленка. На память. Он протянул мне медаль - Да, она самая, за тот бой. Нет у меня никого. Ни детей, не внуков. Пусть тебе будет. Дорога мне эта медаль. О войне напоминает...Война-страшно, дочка.
- А что же ваш друг? Вы знаете о нем что-нибудь? – поинтересовалась я.
- В 44ом разошлись наши пути. Потом говорили, что под Ржевом пропал он..без вести. Светлая ему память. – ветеран отвернулся
- Ну смотри-ка совсем стемнело. Домой тебе пора, дочка. – вдруг резко сказал он. – Пойдем, провожу тебя.
Мы вышли из подъезда. Послышался крик детей, играющих в войнушку: «Сдаемся! Сдаемся! Опускай оружие!»
- Что же вы сдаетесь, ребята?!- вдруг обратился старик к мальчуганам. – Не сдавайтесь, как мы не сдались врагам с 41 по 45. Страшно было, холодно, голодно было, больно, но не сдались! Вот и Победа, вот и хорошо!
Мальчишки вдруг сбились в кучку, пошептались и неожиданно встали в ряд:
- Дедушка, дедушка, посмотри, это тебе! – с этими словами они запели «День Победы, как он был от нас далек…» и промаршировали.
- Ну вот и хорошо, вот и хорошо, вот и славно. – прошептал Александр Петрович и направился в подъезд.
- До свидания, Александр Петрович, - крикнула я от неожиданности я.
- До свидания, до свидания, - не оборачиваясь ответил дед.
Всю дорогу домой я думала о том, как много пережил этот человек, как много пережили они, люди, жившие в те ужасные годы войны. На душе стало страшно и вместе с тем спокойно от того, что живу я в мирное время. На след день я пораньше пошла за молоком, но не встретила
Александра Петровича. Его не было и через два, три дня. Его не было и у глядящих напротив меня окон. Обеспокоенная, я пошла к нему домой. "Умер", - услышала я от соседки. Умер...Как невыносимо больно стало на сердце...Умер..."мой" ветеран. Я стояла в оцепенении и понимала, что словно ждал от чего-то, словно ждал кого-то, чтобы рассказать о той страшной войне, о горестях людей, о слезах близких, о подвигах солдат. Рассказать о том, как надо жить, что надо помнить о великих, да о великих людях, подаривших нам возможность жить, любить, радоваться. Да, нужно помнить, чтобы не повторить ошибок войны. Спасибо тебе, ветеран, за эту возможность... ведь когда приходит война и забирает людей, только тогда мы начинаем вспоминать о потерянном. Когда забывают войну начинается новая. Память - главный враг войны.