Он их помыл. Перед дальней дорогой был у него такой маленький ритуал. Хотя нет. Вовсе не маленький. Этот процесс занимал очень много времени! Так много, что само Время, казалось, успевало состариться, умереть и родиться заново. Ведь он, Иван Иванович Иванов, мыл перед дорогой очень необычные части своего тела. Вот сколько надо времени, чтобы помыть, скажем, руки? Минуты три? Вот ноги подольше. При тщательной промывкой между пальцев до двадцати минут! Тут уж лучше искупаться полностью, накинув ещё по десять минут на голову и тело. А вот, чтобы вымыть ИХ, уходит аж пять часов! Вы спросите, что же так долго можно мыть!? Так вот, отвечаю – Крылья! Да, да именно крылья, что вальяжно развалились за спиной Ивана Ивановича. Хотя на вид они всегда чистые. Даже когда Иванов иногда переусердствует с соображением на троих и поблуждает в городских канавах, измазавшись с головы до пят, крылья его остаются белыми. Они лишь немного тускнеют, как будто им становится грустно и немного стыдно за поведение Ивана Ивановича. Вообще они были у него этакие детекторы совести. И «пачкались» не от физической грязи, а скорее от «высокодуховной» . Иногда Иванов понимал, что сделал что-то не то именно по бледности крыльев! Например, сутра он видел, что крылья потеряли свою лучезарность в цвете и лишь потом замечал пару незнакомок в недрах своей постели. Но не надо думать, что Иванов такой сякой разэдакий. Вовсе нет. Просто ничто человеческое ему не чуждо, несмотря на то что он с неба упал. И да, некоторые были уверены, что он ангел. Но большинство, в связи с запретом религиозности в СССР, считали его инвалидом. По большей части сверхъестественным существом представлялся он тем, кто, укутавшись паутиной страсти, оказывался с ним в кроватке (подоконнике, столе, у стен, у шкафа, у стен шкафа или в шкафу, на шкафу, у двери, в проёме дверей, дома, на работе, в общественном транспорте...). Иногда они, ослеплённые наслаждениями, повышали его с чина простого ангела до... ну сами понимаете кого... а то не дай Бог кого-либо оскорблю ненароком. Сам же Иванов думал про себя, что до Человека ему ещё подняться надо. Мол, даже если вдруг я и ангел, говорил Иван Иванович виновато улыбаясь, то падший же! А вернуть крыльям прежний блеск можно было только тщательно помыв их. Ибо, как сказал кто-то из великих: «вода проточная способна очистить не только тело бренное, но и душу».
Так вот в последне время Иванову приходилось частенько мыть крылья. По этому и отправлялся он далеко-далеко с глаз долой. Так сам генерал сказал. Тот самый генерал каких-то специальных служб, который в своё время приютил у себя несчастного упавшего и полюбил его, как сына, обучил, устроил на работу... а точнее на службу.
- А не охерел ли ты, Ваня, в конец? - увидав бледные крылья Иванова сказал генерал тогда.
- А что я?
- Крылья помой!
- Так я ж вчера мыл.
- Вот именно!!! - сокрушался генерал. - Сколько можно?!
- Так вчера она сама набросилась...
- Хватит!
- Так я...
- А ну цыц!!! - рявкнул генерал. - Она ж дочь самого... А ты... языком чешешь, когда ни попадя.
- Ну почему же?.. - язвительно шутил Иванов, - я знаю, когда и язычком поработать можно.
- Отставить пошлости!
Иванов понял, что перегнул, вытянулся в струнку и ждал, когда генерал успокоится. Потому как тот не мог долго злится на Ивана Ивановича. Но не в этот раз...
- Поедешь ты, Ваня, в степи Казахстана для выявления личностей, что Родину не любят. И для охранения секретов запуска летательной ракеты.
- Куда???
- Туда!
- Так там же глушь!
- Я прикажу, и ты поедешь хоть в жопу мира, хоть к чёрту на рога!!!
Иванов хотел было отпустить скабрёзную шутку, но понял, что у бати, так называл Иван Иванович генерала, серьёзные проблемы, и виновник им сам Иванов.
И вот спустя три дня после того разговора, упаковав чемодан, Иванов собирался на вокзал. Предвкушая спуск в метро, он выходил из квартиры в прекрасном расположении духа. Уж очень ему нравились пружинистые подушки сидений в вагоне поездов. Когда он впервые увидел облака, то подумал, что там тоже спрятаны пружины, как в метропоездах. И с тех пор Иван Иванович, путешествуя в метро и подскакивая на сидушках, представлял себя на облаке. Но поездка по подземному городу отменялась. Выходя из подъезда, Иванов увидел знакомую чёрную волгу. Обычно улыбчивый лейтенант – был грустен. Кивком головы с водительского сидения он пригласил Иванова в машину. Значит батя тоже там, сделал вывод Иван Иванович, потому как летёха обычно выскакивал и рассказывал Иванову пару баек, и они вдвоём успевали выкурить по паре сигарет, при чём делали это даже если опаздывали куда-то. Сев в машину, Иван Иванович заметил странность – батя с лейтенантом как-будто поменялись сознаниями. Вечно говорливый и улыбчивый лейтенант был угрюм, как старик с разгулявшейся подагрой. А батя наоборот, он то шутил и балагурил, то как бы убегал в воспоминания и сразу возвращался, по-свойски кряхтя и подмигивая. «Вот они, думал Иванов, самые близкие люди. Такие смешные! Не успел уехать, а они уже скучают.»
Всё когда-то бывает впервые раз: первые шаги, первая драка за то что ты не такой как все, а чувак с крыльями, первый трепет от её прикосновения, когда огромное стадо мурашек бежит от макушки до кончиков перьев, первая вязкая, стыдная мокрость после акта наслаждений, первое «прости, давай останемся друзьями», когда эта фраза стягивает сердце до полной остановки, первое ощущение свободы от произношения тех слов, что когда-то заставили остановиться твоё сердце, первая похвала, первый выговор... Первое путешествие...
Очень странные ощущения испытывал Иванов, сидя у окна в вагоне поезда дальнего следования, подперев голову рукой и наблюдая, как пухленький мужчина в возрасте пытается на бегу что-то досказать ему через толстое стекло. Ивану Ивановичу показалось, что он слишком сильно всхлипнул и вдохнул в себя свой нос, который комом застрял в горле. И что именно от этого потекли слёзы, а вовсе не из-за расставания с дорогим человеком – батей.
Всей романтичностью дороги Иванов насытился уже через пару часов. И вот сидел он и просто скучал. Ждал остановки, чтобы немного пройтись и размять конечности. Скрежет колёс возвестил о приближающейся станции. Иван Иванович вывалился на последождевую землю слегка укрытую асфальтом, вдохнул полной грудью свежий воздух и наступил на что-то мягкое и скользкое. Посмотрев на подошву, Иванов с облегчением выдохнул. Всего лишь червь. Вот откуда они берутся, думал Иван Иванович? Если представить, что земля это их дом, то дождь это стук в дверь. Тук, тук, тук, тук... Притворюсь, что меня нет, думает червяк. А этот кто-то неугомонный продолжает стучать. Да иду я, иду... точнее ползу я, ползу! И вот наш червь выползает на поверхность, а вокруг никого. Только лужи. И червь такой: «но кто-то ведь стучал! И причём так настойчиво. А вдруг я кому-либо нужен? Может этот кто-то не уполз далеко??? Я догоню тебя! Стооой!!!» И вдруг – хрусть... некто наступает на бедолагу. И ломаются кольца тельца, как баранки в руках. А может у этого несчастного семья? А я... Что ж я делаю? Ломаю жизни прекрасным девам, как баранки. Всё. Больше не буду. Новое место – новая жизнь.
- Молодой человек, проходим. - Вырвал Иванова из дум голос проводницы.
Послушный, как корова, Иван Иванович побрёл в стойло своего вагона.
- Ну дай ты мне хоть один чемодан - услышал Иванов девичий голос.
- Нет. Я справлюсь. Я ж мужик.
- Тогда поторопись! - Ответила она своему спутнику.
- По моему это наш. Простите, это какой вагон?
- Девятый - ответила проводница.
- Наш.
- Билеты.
- Щас, щас... Люсь, достань. У меня в кармане.
Торопливо шныряя по карманам, девица нашла билеты. Иванов решил помочь бедолаге с чемоданами и сумками, потому как субъект вызывал жалость. Складывалось ощущение, что это не человек с чемоданами, а ожившие чемоданы с человеческой головой. Иванов спрыгнул и первым делом помог девушке влезть в вагон.
- А теперь я буду снимать с вас по одному - говорил Иван Иванович - и закидывать в вагон. А вы - обратился он к пассажирке - принимайте и оттаскивайте, чтобы не мешались.
- Тут очень сложная последовательность снимания. - Предупредил человек-чемодан.
- Разберёмся.
Слаженно работая, как хирурги во время операции, они управились с погрузкой за пару минут. И когда поезд тронулся и уже вошёл в нудный темп, к Иванову в купе постучали.
К этому моменту дорожная скука уже женила Иванова на себе, и по маленькому купе бегали маленькие крылатые «скучата». То есть было уже удобно, и совсем не хотелось разводиться и размениваться на молоденькую весёлость; зачем, ведь и так уже хорошо? «Притворюсь, что меня нет» - подумал Иван Иванович. А этот неугомонный продолжил стучать, сбивая полиритмичный ритм вагонных колёс.
- Иду, иду - сказал Иванов. - А точнее ползу...
«Я как тот червяк прям, подумал Иван Иванович, ничему жизнь не учит. А вдруг меня сейчас кааааак раздавят...».
В проёме купейной двери стоял тот самый человек-чемодан. Оказалось, что у него есть имя, хотя «чемоданом» называть его было приятнее. Иванов так и делал про себя. А по имени назвал то всего два раза – один раз за столом в вагоне ресторане, куда его пригласили отужинать в благодарность за помощь. Они сидели втроём, пили чай и строили из себя приличных. А потом Иванов сказал:
- Вась, а ты пьёшь?
- Я ж говорила, что водки надо брать - воскликнула Люся, так звали ту самую девушку.
- А я думал ты не пьёшь. - смутился Вася.
- С чего это?
- Ну как... Ты ж крылатый.
- За...али - выругался матом Иванов, и тем самым он окончательно подтвердил свою человечность.
И понеслось...
Я не буду описывать всю вакханалию приключений, потому что вы сами можете вообразить что там творилось, опираясь на собственный опыт или рассказы о вагонных гулянках. Скажу лишь, что на любое ваше «а было ли у них...?» – отвечу да, было. Да, да, и это тоже. И это, причём несколько раз. Но всё в пределах разумного, ведь крылья Иванова оставались белоснежными. Пока...
Иванову нравились эти двое. Она – сильная, независимая женщина с безумным неверием в себя. Он – как влюблённый богомол, обожженный знанием, что в конечном счёте она его съест. Но он жаждал называть её своей. И вот на какой-то длинной остановке «Чемодан»-Вася, несмотря на все запреты покидать вагоны, вынырнул в окно за чем-то важным, а Люся постучала в дверь Иванова...
И вот минут сорок спустя, лёжа в обнимку на узкой купейной кровати и уткнувшись в плечо, она шершавила его ноги тараканьими лапками небритых волос и вдыхала терпкий запах страсти.
- А меня замуж зовут... - сказала Люся расслабленным голосом.
- Здорово... - ответил Иванов.
- И вовсе нет.
- Почему?
- А стоит ли соглашаться?
- Ну... За мужем наверное не хуже, чем перед...
- Хм... Шутник.
- Не, не ходи. Пожалей бедолагу.
- Он хороший.
- По этому и не соглашайся. - Они молча полежали, а потом Иванов продолжил. - А где он?
- Пошёл за цветами. Я сказала, что люблю полевые цветы.
- А ты любишь?
- Да мне как-то всё-равно.
И они ещё немного помолчали. Она отдавила Иванову крыло, и ему уже хотелось избавиться от неё.
- Я придумала. - Хитро улыбаясь сказала она. - Если он принесёт мне чистый букетик, без корней и грязи, то я соглашусь. А если с комьями земли на корнях, то нет. Как тебе?
- Не плохо. - Сказал Иван Иванович лишь бы что-то ответить. Мыслями он был уже в тамбуре и курил.
- Ваня!!! - Раздался голос «Чемодана» из коридора, а затем и бешеный стук в дверь. - Вань!!! Спишь?
Люся резко вскочила и посмотрела на Иванова таким взглядом, как смотрит кошка, которая увидела появившийся бантик.
- Да ползу я, ползу. - Лениво прикрикнул Иванов.
Он встал. А она с головой метнулась под простынь. Иван Иванович приоткрыл дверь.
- А, ты спал? - виновато сказал «Чемодан».
- Да, Вася. Спал. - И это был второй раз, когда Иванов назвал его по имени.
- Прости, что разбудил. Значит Люська не у тебя?
- Нет. В ресторане смотрел? Она говорила, что есть хочет.
- Нет. Не смотрел. Пойду туда. - Сделав пару шагов, Василий обернулся. - Вань, у тебя крылья испачкались. Где ж ты лазил?
- В тамбуре курил.
Весело хмыкнув, «Чемодан» побежал в вагон-ресторан.
Ничего смешного не было, но она, резко скинув простыню, смеялась.
- У тебя минут десять, - обратился к ней Иванов, в попытке вернуть её в реальность. - Скажешь, что в туалете была.
- Скажу... - и в её глазах забегали шальные огоньки новой идеи. - Но это не у меня есть десять минут. Это у нас есть десять минут.
«А почему бы и нет, подумал Иванов, крылья всё-равно уже грязные».
Стоя на перроне и прощаясь со своими попутчиками, Иван Иванович Иванов чувствовал себя тем самым раздавленным червяком. И виной тому было толи похмелье, толи радостный и ничего не подозревающий взгляд «Чемодана». И когда тот поскакал укладывать багаж в такси Люся вдруг обратилась к Иванову:
- А я вот замуж выхожу.
- Ммм... - Ответил Иванов. - Цветочки были без корней?
- Нет. С корнями.
- Тогда почему?
Она стрельнула глазками, задорно улыбнулась и сказала:
- Он их помыл...
:)