Последняя прогулка

Виктор Пятница
                                                     
   Последнее время Павел откровенно захерел и скис, такого с ним не было никогда. Вечно весёлые, восторженно смотрящие на мир глаза, теряя свой блеск - угасали. Поселившаяся у самого сердце болячка, надёжно сковав беспощадною рукой, преследовала денно и нощно. На горе - врачей, он давно махнул рукой - нечего кормить ненасытную, потерявшую честь и совесть ораву в белых халатах. Болезнь  же, чувствуя его бесхребетность, куражилась всё сильнее, наслаждаясь безраздельной вольготностью.
   - Павел?… - дивились знакомые, - Что - то, ты лапки совсем вверх задрал! Недавно, мы все с тебя пример брали… Кто по утрам водой холодной обливается? - Палыч… А зимой, по снегу, босиком часами шастает - опять Палыч. Про тренажёрку вовсе молчим. Где это видано, чтобы в таком возрасте такие веса поднимать - последнее здоровье ухайдокивать…
   - Я на досуге, как - то покумекал… - кривясь от боли, еле слышно выдавливал Павел, - Так вот, милки, представьте, что я дожил до  ста лет!… Друзей и близких давно нет! Да и не заводят нынче, почему - то их… Дети мои, уже деды со своими болячками - если конечно доживут… Внуки и те - пенсионеры… Кому, я такая рухлядь нужна при нашей жизни и отношении к старшим?… Да и надо - ли оно?

   Но даже при таких разговорах, жизнь он любил во всём её разнообразии. Любил и безропотно принимал - судьбу не обманешь. А ещё, он любил весну - нашу, алмаатинскую, порой такую неожиданную, но всегда тёплую, пахучую и безветренную.
    Находясь в относительном здравии, с удовольствием побродил по улицам недавней столицы. Любил, до головокружения, не вдыхать, а именно пить настоянный буйством цветов свежий воздух. При этом, нежась от удовольствия, что мартовский кот, подставлял лицо под ещё нежаркие лучи играющего светила.

    - Сынок?… Ты случаем не уделишь мне пару часов - в город надо…
   Сын - великовозрастной парняга, хотел, как всегда, отбрехаться, но увидев измождённое лицо отца, осадив, резко передумал.
   - Куда ты хотел, батя? Неужель в больницу надумал?…
   Стараясь лишнее не говорить, отец отрицательно качнул головой.
   - Нет, Паша… Ты меня, старого дурака, если конечно можно, покатай маненько по городу. Когда ещё будет такая погода, да и будет ли ещё - по крайней мере для меня? За бензин не парься...
   Сын, полный тёзка своего отца, пытливо всмотрелся в жёлтое лицо.
   - Что - то батяня, ты совсем раскис. О чём говоришь - поехали, хоть сейчас, и с бензином брось.

  Наливающаяся теплом степь щедро паря, взялась яркими островками зелени. Солнце, не желая отставать, вовсю изгалялось над последними останками снега, забившегося в глубокие овраги и щели.

  - Как поедем? Через Бурундай или Камаз Центр?…
  - Камаз, Паш, - буркнул Павел усаживаясь на переднее кресло, - И не гони сильно - Шумахер.
  Миновав Комсомол, Декабрь и Ащибулак, они выкатили на плотину.
  - Смотри - смотри, сынок… А ведь раньше, мы купались здесь - весь город! А сейчас, барчуки сраные, отгородились кованным забором! Видишь шлюз?… Так я, прям под мостиком раздевался. Вода чистая, да и людей не шибко густо. Потом надыбали местечко, во-о-он там. Тоже нечего. Цивильно, да и девчонки - одна краше другой…
   Сын ухмыльнулся, скосив глаза на старого отца.
   - Да ты бать, смотрю, у меня был ещё тот фулюган!
   Пал Палыч слабо усмехнулся:
   - Нет, мы так, как сейчас, не озорничали… Но то, что были молодые и красивые - это факт.

   - Ты смотри, а Алма - Ата и впрямь соединилась с Первомайскими прудами. Ранее кругом было голо.
   - Куда повернём? - спросил сын, когда замаячил светофор незабвенного Камаз Центра.
   - Махнём к вокзалу - только, ради Бога, не гони…
   Город после зимней спячки, стремительно оживал. Редкие сады оперившись в цветочное многообразие, млели от кратковременной красоты источая такие запахи, что всяким заморским духам было - как до луны.
   - Видишь - Ленинская Смена…
   - Сейчас, она по другому называется.
   - Неважно… Так вот, однажды, я от вокзала 1 Алма - Аты, пёхом, шёл до Орбиты, вернее - СМУ 15. Ночью - один.
   - Да ну-у-у… - засомневался сын,. - А чё-о-о не на автобусе или накрайняк - такси.
   - Денег не было. Рубля бы хватило с небольшой мелочью, но увы, был гол, как сокол. Всяко бывало.

   За разговором, уже катили по центру города. Как из рога изобилия щедро полилось прошлое.. Каждая улица, проулок или закуток, будили казалось напрочь затёртые воспоминания. Будили ярко, красочно, со вчерашней свежестью.
   - Вон там, в парке 28 панфиловцев, была классная, летняя танцпощадка. По моему чехи играли. Как назывался ансамбль?… Фэ-э-… - нет не помню. Молодёжи было море. Всяко было - были и драки.

   Выплывший Центральный стадион мало чем изменился. Всё те - же футболисты и легкоатлеты застыв в азартном порыве, стояли на страже главных ворот.
   - Посмотри от входа немного вправо. Там, под трибунами, был зал тяжёлой атлетики. Тренировалась сборная Республики. Через те окна я и увидал впервые штангистов, и сразу запал - на всю жизнь.
   - А вот дворец бракосочетания, мы там, с твоей мамой расписывались… Господи, а куда делся «Тёщин язык»?!….
   - Хватился батя, этого языка, в обед будет  сто лет, как нет.
   Ничего не сказал Павел, лишь негромко буркнул, что его в своё время в цирк, что слева, приглашали работать.
   - Что не веришь?!… Думаешь я всегда был такой… И ни в какой нибудь, а Московский. Был - бы сейчас какой нибудь заслуженный, перезаслуженный артист и жил в самой Москве… Одно слово - молодой, молодой дурак.
   - Ну ты отец, шибко здесь не парься. Ведь тогда не было бы и нас…
   - И то верно. Откуда - бы ещё взялись такие оболтусы. Ба-а-а… И стадион АДК, тоже не тот… А ведь сколько всякого было там…
   Пал Палыч кратковременно нырнул в сладкий омут ностальгии. Вот он, здоровый, как лось, носится по кругу наворачивая бесконечные круги. Нет, длинные дистанции он не любил. Может потому что уже тогда - после Армии, он весил далеко за стольник. Глядучи на него, тот вес ему никто не давал, от силы восемьдесят пять, да и то с натяжкой. На удивление, он был сух, резок и прыгуч.
   Легко выбегал из двенадцати секунд. С такими габаритами играючи прыгал в длину с разбега на шесть с половиной. Да и ядро летело, как из катапульты - под пятнадцать метров. 
   - Да было времечко… - он протяжно вздохнул, - Пожалуй лучшие годы, если не считать детства…
   Старик прикрыв глаза, надолго задумался. Казалось, что он спит и лишь слабо прищуренные, мокрые ресницы выдавали глубокую задумчивость.

   - Господи, так мы уже к СМУ-15 подъезжаем! Что - то я совсем раскис. Ты смотри, а здание бани ещё живое. А ведь  какое пиво продавали рядышком, в пивнушке - зимой с подогревом… Не то что нынешний суррогат. 
  Но пивнушки давно не было, как не было уютного стеклянного продуктового магазинчика. Да что тут говорить - кинотеатр и тот, как корова языком слизала - вот тебе и культура…
   Сын, резко повернув налево, не спеша пополз в верх.
   - Стоп сынок! Нырни вправо и сразу влево, к торцу этого здания. 
   Над одинокой дверью, горделиво красовалась вывеска со странным названием. Пришлось напрячь все свои слабые познания иностранных языков, чтобы понять, что по русски это «Слон». А ведь раньше был просто «Зал тяжёлой атлетики» - его зал.
   Да, мало здесь что изменилось… Если не считать, что по ту сторону Пришвина исчез благоухающий в бесконечных садах, частный сектор. Вместо него ощетинились однотипные высотки, полностью закрывающие чарующую панораму гор.
   - Вот этот дом - общежитие, в котором, я без малого прожил десять лет. А за этой дверью, сынок, я провёл лучшие годы. Здесь я, как тот апорт, наливался силушкой… Чего смеёшься?!… Ты что, думаешь, что я всегда был таким дряхлым и хилым - ошибаешься! Не обижайся, но с такими, как ты сын, я бы играючи управился и с пятью - а ты, не из хилых. Всяко бывало... Приходилось рубиться и с большим числом. Вот дураки были! Некуда было дурь девать…
    После минутной задержки, он вновь тяжело заговорил - ему было и впрямь плохо.
   - Здесь - же, за этой плюгавенькой дверью, родился и твой брат.   Да - да, Сашка...- не веришь?…
   Сын только слегка повертел головой, недоверчиво цокая языком.
   - Да Паш, начинали жизнь с твоей мамкой тяжеловато, как все, но интересно. Это сейчас вы вымахали, да и лет вам под сра...у. А раньше, какие были милые карапузы, делающие первые шаги.
   Отец натянуто улыбнулся.
   - Ещё одна просьба… Будь добр, свози к речке - тут рядом. Тысячу лет там не был. Если в спортзал изредка заглядывал, то туда, ни разу…

   С трудом проскочив улицу Навои, джип глухо ворча, подкатил к речке. Её не было!… Нет - нет, речка конечно была, но совершенно другая, беспощадно закованная в бетон, несясь по строго указанному курсу. Не было той, чистейшей воды весело бившейся о огромные валуны. Не слышно её разноголосого рокота пронзительно холодных струй, рождённых высокими, гордыми горами - лишь скучный, однотипный шум.
   Усиленно потирая левую сторону, Павел отрывисто выдавил: 
   - Поехали быстрее! Такую красоту угробили, заковав в безликий бетон…

   Домой ехали не спеша. Сын молчал. Отец, казалось спал, тяжело уронив голову на левое плечо. Его крупная голова слегка покачивалась, наклоняясь всё сильнее.
   - Батя ты чёво-о-о? - чертыхнулся сын.
   Отец молчал…
   Резко, на сколько это было возможно, джип взял вправо. Бессловесный родитель слабо повторил движение автомобиля.
   - Ну что ты, Батя?!… - сдавленно, сквозь слёзы, сипел сын, - Что ты, малость не дотерпел - что ты?…

   Неожиданно набежавшая на город небольшая тучка, разразилась коротким ливнем, Робко, совсем не ко времени, тихо скорбя, пророкотал гром, вернее его слабое эхо. Наверно так прощался со стариком любимый город, которым он всегда восхищался и искренне любил. Ведь у каждого дома, большого или малого, наверняка есть своя душа. У большого города тем паче... И он - город, со своей многоликой душой, искренне сожалея, провожал одного, из своих верных сыновей...