Строительный концлагерь
Я хотел, чтобы летом поработал и сын, а не только дочь, но Вадим не слишком спешил трудиться. Пару недель прошли в ничегонеделании, но я всё настаивал. И вот Вадим, наконец, поехал со своим другом Петей в Черноморск. Там дядька Пети устроил их в строительную шарашку. В бригаде было около 30 человек. Никакого официального оформления, конечно же, не было. Ребята быстро сошлись с семейной парой из Черкасской области. Работали супруги уже второй месяц, но без зарплаты. Парни только со временем поняли, какая здесь существует система. Костяк бригады состоял из 10-15 человек местных, которые получали неплохую зарплату. Остальных просто добирали, где только могли. Много было гастарбайтеров из соседней Молдовы. Зарплату им, как правило, не платили, но работать заставляли весь световой день. Многие не выдерживали и через месяц-другой уезжали, не солоно хлебавши. На их место быстро находили других рабов. И так постоянно.
«Бугром» на стройке был крепкий детина, который мог не только матом обругать, но и «съездить» по физиономии. Рабочие его побаивались и все команды выполняли беспрекословно. Если кто-то заикался о зарплате, то причин для невыплаты всегда было несколько: некачественное или несвоевременное выполнение работы, заказчику что-либо не понравилось, или самая главная причина – сейчас денег нет, когда будут – неизвестно.
Большинство гастарбайтеров спали на том объекте, где работали. Так, ребята ложили на груду кирпичей деревянные двери и на них спали, укрывшись взятыми из дому покрывалами. Подъём был в шесть утра. Через полчаса или давали работу на месте, или развозили по объектам. Парни, как правило, работали на месте. В обед женщина из Черкасс готовила для мужа и наших добровольных невольников дешёвенький супчик. Хуже стало, когда семейная пара, не дождавшись никакой зарплаты, уехала домой. Тогда мальчики стали больше налегать на осточертевшую мивину, пирожки и чай с хлебом. Иногда умудрялись приготовить себе вечером дохлый супчик на плитке, что осталась после уехавших бедолаг.
Практиковались в этом концлагере и ночные работы. После двух-трёх часов отдыха приходил «бугор» и громко командовал: «Ты, ты и ты идёшь на работу!» Петю не тормошил, так как знал, что он чей-то там родственник, а Вадиму приходилось пахать и ночью, как лошадь. Усталость у сына была такая, что он на своей двери засыпал мгновенно и снов никаких не видел. Ему ничуть не мешало, что «кровать» была жестковатой.
Только один раз за полтора месяца ребяткам удалось вырваться на один день домой. Этот день был днём рождения Вадима. Счастье было безмерным, как будто вырвались из тюрьмы или афганского плена. Правда, Петя оказался хитрее: попросил у «бугра» аванс. Тот вызверился, какой, мол, такой аванс, но 100 грн. дал. Потом при выдаче обещанных 700 грн. он их вычесть забыл. Ребята нарисовали жуткую картину. Выходных не было. В основном процветал ручной труд. Строили для «новых» украинцев баньки, дачи, фонтаны и «домишки». Работы всегда было много.
Я начал настаивать, чтобы Вадим остался дома и больше не возвращался в строительный концлагерь. Но сын меня не послушал, ему хотелось всё-таки увидеть зарплату. Получив по «блату» обещанную зарплату, ребятки зареклись работать на стройке. Сын съездил на оптовый рынок и приоделся, от его заработка почти ничего не осталось. Однако были и плюсы работы на износ: Вадим за лето загорел и возмужал и даже … немного поправился.
Дикий капиталистический рынок нещадно «пережёвывал» тела и уродовал души. Выживали сильнейшие и более наглые. Государство не обращало на это никакого внимания, действуя по принципу: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». «А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо!» Как в песне Утёсова.