Прошло много десятков лет, но события происшедшие со мной в далекой молодости, оставили в сердце неизгладимый след. Давно ушли в мир иной, немолодые участники моего рассказа, а молодые выросли и постарели, но случившиеся со мной, никогда не покидало меня.
В том году зима задержалась. Весь декабрь был дождливым и слякотным, снег изредка выпадал и вскоре таял. Лишь в канун Нового года начался обильный снегопад, крупные хлопья снега падали на подмерзшую землю, укрывая ее белоснежным ковром. Утром, после Новогодней ночи, люди просыпались и удивленно наблюдали побелевший за окном пейзаж. «Это ж ведь надо, зима пришла как по заказу, в Новогоднюю ночь» радостно говорили многие. Мы собирались навестить родителей супруги, живущих в небольшом селе, в тридцати километрах от города. Поездка в село была не из приятных, час езды в переполненном небольшом автобусе, с годовалым сыном. Ну делать было нечего, мы поехали.
Кристина села с ребенком, а я поставил подле них сумки на пол, стал около сидения. В автобусе было душно и тесно, сидящие, уткнувшись в воротники пальто, дремали, стоящие терпеливо переминались с ноги на ногу. Наконец показалось село и с чувством облегчения мы покинули автобус и зашагали к дому. Сын был одет в пальтишко, цвета леопарда- на белом фоне характерные черные пятна. Пальто ему пошила Кристина, но правильно вшить рукава ей было не под силу, поэтому ребенок был похож на большую куклу с растопыренными руками. Мы зашли в тепло натопленный дом, пахло пирогами и сыростью. В зимние холода тонкие стены дома промерзали, на них была влага, а в углах плесень. Дедушка с бабушкой были рады первенцу внуку, передавали его из рук в руки.
Для меня жителя окраины города, не была чужда сельская жизнь, я вырос на природе, возле овощных грядок и сада. Во дворе стояли клетки с вислоухими кроликами, в курятнике жили куры. Если сельская жизнь была мне не в диковинку, то для односельчан супруги – я был в диковинку. Наша женитьба дала много пищи для сельских обывателей, им было невдомек, как односельчанка Кристина «Знайшла жидка з миста».
Единственное, что меня поразило в сельском укладе, не знавшее границ, тотальное пьянство. Почти за каждой трапезой выставлялась горилка, своей или соседской выгонки. Наравне с взрослыми мужчинами, свою порцию получали женщины и подростки.
На свадьбе младшей сестры Кристины, была выгнана бочка самогонки, так литров под сто. Была середина августа, жаркий солнечный день, мы приехали в разгар свадьбы. Ряды столов были заставлены домашними закусками, к свадьбе закололи откормленную свинку и разную домашнюю птицу. Но главным атрибутом каждого стола был стеклянный двухлитровый графин с домашней горилкой. Мне с ходу налили три четверти стакана первака и под крики подвыпивших гостей « Штрафна, за запизнення» я пригубил стакан и отпрянул. Алкоголь был теплым, с резким неприятным запахом. Но, не тут- то было, меня буквально силой заставили выпить, я с отвращением глотал мерзкую жидкость, мне казалось, что мои внутренности готовы отторгнуть все, что я ел в последнее время.
Я сел за стол, выпил немного воды и решил что-то поесть. Напротив меня, прямо за столом уснул пожилой селянин, его голова покоилась в большой тарелке с остатками салата, он тихо посапывал и пускал пузыри. Мне чего-то расхотелось есть. Через полчаса, меня стало мутить и все выпитое, покинуло меня.
В селе люди знают все и обо всех, такова сельская жизнь. Когда мы приехали к родителям Кристины в первый раз, ближайшие к ним соседи, заходили в дом по разному поводу, но причина была одна-увидеть меня. Все это напомнило картинку из детских лет. Я с матерью шел по главной улице, нашего провинциального города. И вдруг мы увидели необычную картину, навстречу нам шел интеллигентный мужчина, лет пятидесяти, одетый в красивый цвета «кофе с молоком» костюме. За ним удивленно разинув рты, на небольшом расстоянии, шествовала группа селянок, с коробками на спине, прозванными в народе «телевизором». Бедный мужчина, увидев слежку зашел в ближайший магазин, преследовательницы тоже остановились и терпеливо ждали его выхода. Я тоже впервые, как и многие прохожие видел негра, но никто его не преследовал своим назойливым любопытством. Когда мужчина вышел из магазина, селянки дружно двинулись за ним. Мама не выдержала и накричала на них «Що, вы не бачылы черношкиру людыну». Крестьянки остановились, преследуемый ускорил шаг и в вскоре скрылся. Таковы сельские кумушки и кумы.
Ну, а когда летом я взял косу и помог косить траву, то все соседи разводили руками «Ай да-жидок». Научился я косить по причине «Жизнь заставила», отец требовал от меня каждый день мешок свежей травы, для прожорливых, беспрерывно жующих кроликов. Часть травы сушилась на сено, к зиме поголовье ушастых уменьшалось. Мне очень нравилось косить траву, особенно рано утром. Не спеша, уходила ночь, таяли в утреннем рассвете ночные звезды. Просыпались первые птицы, то тут, то там были слышны их голоса. Солнечный диск медленно, но неумолимо поднимался над горизонтом, рассеивая предрассветный туман. Влажная от росы трава, мягко ложилась под лезвием косы, которая пела от каждого взмаха « Вжик, вжик, вжик». Ароматом зеленого поля, свежестью лесных полян-благоухала свежескошенная трава. Эта кажущаяся, на первый взгляд- простая, физическая работа, приносила умиротворение и покой.
На следующий день, после нашего приезда, мы сели завтракать. Мать Кристины приготовила блины с домашней сметаной, о которых можно сказать «До этого, ничего вкуснее- не едал». Вообще пища, приготовленная в русской печи и оставленная на ночь, в медленно остывающей печи -млеть, делают эту еду божественной. Любая еда, приготовленная в городских условиях- проигрывает ей. После Кристина с сыном пошли прогуляться, тепло укутанный ребенок, сидел в старых санях, которые дед приспособил для своего внука. Я взял большую фанерную лопату и расчищал двор, от выпавшего снега. Был солнечный, с небольшим морозцем день, голубое небо было чистым и бездонным, оттого тени на белоснежном снегу были голубыми, как небо.
В обед дед нахваливал, привезенную нами водку, подливал и подливал, пока не показалось донышко. Вечером перед ужином все сидели «в зали», так называли гостиную комнату и разговаривали. Вдруг раздался стук в двери, хозяйка пошла открывать. Было слышно, что она с кем-то препирается, спорит. В конце концов непрошенная гостья зашла в комнату, за ней шла хозяйка и разводила руками, давая нам понять, что не могла ее остановить.
Незнакомая женщина поздоровалась со всеми «Добрый вечир, усим» и села напротив меня. Это была пожилая селянка, старше матери Кристины. На ней была новая фуфайка и старый вытертый пуховый платок. «Що ты хотила, Ганнюсю» спросил ее хозяин. «Зайшла поздоровиты сосидив, з Новым Роком» . «Дякуемо Ганнюсю, за поздоровлення» поблагодарил ее хозяин. « Це чоловик Кристыны» спросила она , указывая на меня. « Цэ Дмытро , чоловик Кристины, а цэ ихнэ дытятко» ответила мать Кристины. «Гарне дыдятко» сказала соседка. Она вздохнула и расстегнула фуфайку, было видно ее волнение. «Цэ було такеж малэ еврейське дитятко, колы вин, Льонька, кинув його жывым до полуммя» произнесла она, глядя на меня. В комнате повисла гробовая тишина.
Отца Кристины звали Льонько, я знал отрывистые разговоры, что он во время оккупации, служил в местной полиции, знал, что он был судим и отбывал наказание. Но этот ужас, который я услышал сейчас, поверг меня в состояние бегства из этого дома, «Взять ребенка и бежать куда подальше» было моим желанием. Я посмотрел на отца жены, он побелел и сжал кулаки, было видно, что он готов на все. « Ганнюсю, цэ помылка, Льонько був у полиции,алэ вин ныкого не вбывав» сказала примирительно мать жены. «Ни, цэ нэ помылка, Льонько кынув еврейське дытятко у палаючу будивлю, де ж воно й загынуло» решительно ответила Ганнюся. Стало опять тихо, лишь трубы, вмонтированные в печь для лучшего обогрева жилья, остывали и тихо потрескивали.
Закапризничал сын, видно пора было спать и Кристина ушла положить его в кроватку. Непрошенная гостья-встала « Звыныть любы сусиды, доброго вам року» сказала она, на ходу застегивая фуфайку. Мать Кристины, закрыв за Ганнюсей дверь вернулась к нам « Дима, ты не слухай цю жинку, вона псыхычно хвора, що вона мовыла -це брехня» сказала она мне, я в знак согласия кивнул головой. Но я был более, чем уверен, что «сумасшедшая» Ганнюся говорила правду. «Ну що, пора до вечери» сказала мать Кристины. За столом все молчали, отец Кристины опрокинул пару стопочек домашней горилки и только тогда на его лице появилась улыбка. С нетерпением я дождался следующего дня, чтобы покинуть этот дом.
Через год мы разводились. Я написал для адвоката, черновик просьбы к суду, оставить мне ребенка, ввиду преступления в годы войны и сложившихся обстоятельств. Кристина выкрала письмо из моего кармана и показала его родителям. Советский суд – самый справедливый в мире, оставил сына матери.