Ноги Якоба по колено проваливались в рыхлый белый снег, он затягивал, словно зыбучие пески. Но Якоб, превозмогая адский холод, продолжал идти. Движение — это жизнь, если ты остановился хотя бы на пару минут, ты обречен. Откровенно говоря, его родная страна и раньше не была похожа на тропики, теперь же всё походило на ледяную пустыню. Когда восемь лет назад учёные стали трубить тревогу во всех СМИ, обыватели попросту посмеялись над очередной "угрозой конца света". Конечно, кто обратит внимания на предупреждения о "возможном катастрофическом понижении температур... Новом ледниковом периоде". Смех, да и только. Теперь же половина этих обывателей, если не больше, давно в мире ином, но Якобу казалось, что остался он один. Один среди бесконечной зимы. Вокруг ни души, а значит, он последний человек на земле. С такими мыслями он упорно продолжал идти, переваливаясь через бесконечные сугробы и сгибаясь под тяжестью рюкзака. Сколько он уже так идёт? Час, два или целые сутки? Якоб попросту не помнил. А ведь как уверяло правительство, что природная катастрофа не сможет уничтожить человечество, да что там уничтожить, не сможет даже помешать обыденной жизни. Интересно, как скоро превратились эти толстосумы из телевизора в окоченелые трупы, сокрытые под толщей снега и льда? Хотя вряд ли, такие точно построили себе какие-нибудь убежища ещё в самом начале, пока уверяли народ, что нет причин для беспокойства. Они снисходительно улыбались с экранов телевизоров, шутя и смеясь, убеждали, что нет никаких причин для опасения, а сами уже пристраивали себе местечко. Теперь это всё казалось таким глупым и нелепым, как народ мог верить им, как сам Якоб поверил в то, что всё хорошо. Он вспомнил, как однажды его бабушка, старуха лет девяноста, которая большую часть своей жизни провела на митингах по защите природы и окружающей среды, старалась убедить свою семью в том, что скоро придёт конец беззаботной жизни. Конечно, все решили, что несчастная тронулась умом, и бабушка очень быстро отправилась в тихий и мирный дом престарелых. И как бы теперь Якоб не сожалел об этом, он и сам посмеялся тогда вместе со всеми над «бреднями» пожилой женщины. Да, тогда всё это казалось бредом.
Вокруг всё ещё только белый цвет. В последние дни Якоб стал задумываться, зачем вообще он продолжает эту бесполезную борьбу за жизнь? Какого чёрта, он по-прежнему старается всеми силами не умереть? Даже если он сможет добраться до какого-нибудь жилища, или сохранившегося городка, что дальше? Дальше ничего, найдёт, возможно, немного еды и сравнительно тёплое место для ночлега. И всё, рация молчит, никаких вестей от человечества. Почему то, он всегда думал, что если настанет конец света, в любой его вариации, то будут строить лагеря беженцев, создаваться общины, которые можно будет найти. Но в реальности, в его реальности, нет никаких лагерей, нет никаких общин. Есть только снег и лёд. Холод. Якоб медленно переставал чувствовать ноги, увязшие в снегу выше колен. Каждый шаг давался ему с огромным трудом, ещё немного и он попросту свалится. Он упадёт в этот снег и закроет глаза, можно не сомневаться, что уже через минут пять его тело заметёт метель, и он присоединится к тем миллионам людей, которые нашли своё последние пристанище в ледяной могиле. Взгляд начинает мутнеть, адская боль в мышцах усиливается, конец уже близок. Но тут Якоб замечает впереди какое-то тёмное пятно. Не может быть, неужели судьба смилостивилась на ним? Нет… Нет, конечно же, это обыкновенные галлюцинации, когда это ему везло. Но пятно не исчезает. Оно продолжает увеличиваться по ходу приближения. Теперь отчётливо видно, что это наполовину заметённый снегом дом. Будущее начинает приобретать более оптимистичные очертания. Главное- не свалиться замертво в шаге от цели. А если внутри есть люди? Но вот Якоб уже достиг порога дома, дорожка к которому была протоптана сквозь множество сугробов. Как только он сумел поднять руку и постучать в дверь, тело подвело его, и он рухнул на пороге дома, потеряв сознание.
Очнулся Якоб уже внутри. Он лежал на небольшом диване, перед ним горел камин. Тихое потрескивание поленьев, на какой-то момент мужчине показалось, что всё как раньше.
- О, вы проснулись! - послышался чей-то голос. Заскрипели деревянные половицы, и к дивану подошёл невысокий человек лет сорока. Он был закутан в потрёпанный пуховик, явно ему не по размеру, на голову была натянута драная вязанная шапка, уже давно потерявшая изначальный свой цвет. Полноватое, слегка обрюзгшее лицо, круглые очки с треснутым правым стёклышком и многодневная щетина. Всем своим видом он напоминал старого и толстого облезшего грызуна, недавно вылезшего из норы.
-Я даже не думал, что в округе ещё остались люди, мы с мамой начали уже считать, что мы последние, что мы остались совершенно одни, а теперь...- затараторил он, присаживаясь на край дивана, на котором лежал Якоб: - Ну конечно же я не мог вам не помочь, да даже если бы и я не захотел, мама убедила бы меня. Она, знаете ли, истинная христианка, всю свою жизнь помогала страждущим, да и меня вечно приучала, мы обязаны всем, чем можем помогать нашим собратьям, вот мы с ней и…
Человечек остановился и пристально всмотрелся в лицо Якоба сквозь мутные стёкла очков.
- Как вас зовут? - резко спросил он.
-Якоб. Я… Спасибо вам, я думал, что совсем уже окочурюсь…- еле смог выдавить из себя Якоб, смотря на человечка сквозь полузакрытые веки.
-А… я Карл. А вы один? Вы один или же путешествуете с какой-нибудь группой? Мы с мамой будем рады любым гостям, да и места всегда сможем найти, вот только с едой у нас туговато в последнее время, но мы можем…
-Один -оборвал тараторящего «грызуна» Якоб.
- Жаль, жаль - пробормотал человечек и встал с дивана. Отойдя в сторону, он вскоре вернулся, держа в руке небольшую кружку от которой поднимался пар.
— Вот, выпейте. Вам станет теплее - сказал Карл, протягивая кружку Якобу. -Куриный бульон, это, конечно, всего лишь кубик, настоящей курятины вы нигде уже не найдёте, но всё же... Выпейте-выпейте.
Якоб протянул всё ещё слабую руку и взял чашку. После первого же глотка он почувствовал, как приятное тепло медленно разливается по всему телу. Карл внимательно наблюдал за тем, как тот пьёт. Через пару минут человечек снова встал с дивана и нервозно огляделся, помотав головой.
- Угум. Я вас пока оставлю. Вы пейте, вам должно помочь, скоро отогреетесь. А я… Мне пока нужно посмотреть, как там мама. Она уже совсем стара… Спрошу, не нужно ли ей чего. - скомкано промямлил он и быстрыми шажками засеменил по лестнице на второй этаж, скрывшись наверху.
Проводив человечка взглядом, Якоб осмотрелся. Домик, снаружи показавшийся небольшой избушкой, заметённой снегом, оказался довольно просторным, добротным домом, коих множество было раньше в небольших пригородных селениях. Раньше. Теперь же Якоб не мог бы сказать точно, сохранились ли большие города с их величественными небоскрёбами, офисными центрами и торговыми комплексами, в которых каждый день проводили большую часть своей жизни жители мегаполисов. В последнее время, а счёт дням Якоб потерял уже давным-давно, он всё чаще пытался вспомнить свою прежнюю жизнь, жизнь, когда не нужно было вечно бороться со смертельным морозом, холодом и, что самое сложное, опустошающим чувством одиночества и обречённости, которое захватывало всё сильнее. Этот мир, такой не похожий на прежний, не давал времени на сантименты и раздумья о своей судьбе. В жестоком мире будущего ты должен заботиться только об одном- как бы выжить. Якоб давно уяснил это правило, но теперь, в сравнительно комфортном помещении, с кружкой горячего, хоть и дешёвого супа он понял, как сильно он изменился. Чувства в Якобе уступили место инстинктам, он всё меньше думал о своих друзьях, о своей семье, которые, скорее всего, давно уже мертвы. Якоб думал только о себе, о том, что необходимо выжить, во что бы то ни стало.
Допив бульон, Якоб попытался встать, получилось это у него не с первой попытки, ноги не хотели слушаться. Кое как поднявшись, Якоб стал осматривать помещение, которое спасло ему жизнь. Дом был сравнительно большим, но обставлен бедно. Мебель практически отсутствовала, возможно Карл пустил её на растопку камина. Весь первый этаж не разделялся на комнаты, холл плавно переходил в гостиную, далее вверх поднималась деревянная винтовая лестница на второй этаж. За лестницей шло то, что раньше было кухней, теперь же этот участок дома напоминал склад, в котором хранилось всё, от остатков консервов и до запасных лампочек с батарейками.
Пройдясь по этажу, Якоб почувствовал, что ему стало лучше. Слабость начала пропадать, боль в отмороженных конечностях утихала. Вдруг, он услышал шаги по лестнице. Карл торопливыми мелкими шажками спускался вниз со второго этажа. Увидев, что его гость поднялся на ноги, коротышка заспешил к нему.
- Вы что! Вам… Вам нельзя подниматься, я нашёл вас, когда вы были при смерти, вам необходимо полежать, Якоб - затараторил Карл, подталкивая путника обратно к дивану. Усадив Якоба, человечек вздохнул и сел рядом с ним. Пару минут они просто молча сидели, не смотря друг на друга. Тишину прервал Карл, заговорив вполголоса.
- Мама. Она… Она сильно больна, а сегодня ей стало ещё хуже. Мы живём тут сколько я себя помню. Раньше это была милая деревушка, сейчас все дома уже исчезли. Нам повезло, когда был жив мой отец, он положил все силы на постройку дома. Укрепил его. Достроил второй этаж.
- Он умер во время катастрофы? - робко спросил Якоб своего нового знакомого, переведя на него взгляд.
- А? Вы имеете в виду большую зиму? Мы с мамой так её называем… Нет, отец умер от рака, сгорел буквально за пару лет, мы ничего не могли с делать. Это сильно подкосило маму, она с тех пор не встаёт с кровати. Если бы не я, она… - коротышка смолк, не решаясь закончить фразу. Он нервно облизнул потрескавшиеся губы и с интересом посмотрел на путника.
- Знаете - проговорил Карл, снова уставившись на пол - я так давно… мы так давно не видели других людей. И вот, наконец, появились вы. Неужели кто-то ещё выжил? Скажите мне, Якоб, вы видели других? Ведь, раз выжили вы, мы, то должны же быть ещё люди. Неужели никто не создавал общины, коммуны? Хоть что-нибудь!
- Давно - полушёпотом проговорил Якоб, почти на разжимая губ - Я…потерял счёт дням, но слишком давно не видел ни одной живой души. Мне давно начало казаться, что я остался один. Когда всё началось, я был в Драммене.
- А… Знаю, миленький городок. Я там бывал, не помню уже когда. Как думаете, от него что-нибудь осталось?
- Вряд ли, если и большие города почти стёрлись с лица Земли, то такие, как Драммен, разрушились в первую очередь.
Услышав это, Карл ненадолго умолк. Казалось, что в голове коротышки никак не могло уместиться осознание произошедшего. Весь внешний вид «грызуна» выдавал, что он сам не мог верить в то, что говорит. Словно кто-то, незнакомый Якобу, убеждал его спасителя в неизбежности положения.
Ещё несколько минут прошло в полнейшей тишине, слышно было лишь угрюмое и тягучее завывание метели за окном. Снег бился в стёкла дома, будто настойчиво требуя, чтобы его впустили. Из-за инея сквозь окна невозможно было ничего разглядеть. Хотя, даже если бы оно было чистым, то всё равно, кругом был один снег, снег и лёд. А этот чудом выстоявший дом с его обитателями казался им обоим маленьким островком посреди бесконечного океана холода и смерти. Есть ли кто-нибудь за пределами этого островка? Выжил ли кто-нибудь, кроме них? Этого они не знали.
Тишину нарушил негромкий стук, раздавшийся со второго этажа. Стук не прекращался и с каждой секундой становился всё настойчивее.
- Мама. Это… Это она, она всегда стучит, если хочет, чтобы я подошёл к ней. Ну вы знаете. Она слишком слаба, она не в силах крикнуть, чтобы позвать меня. Вы тогда отдохните, Якоб, а я схожу к ней. Лежите, отдыхайте, можете посмотреть на кухне, там должны были остаться консервы. Мама давно настояла, что бы мы закупились большим количеством консервов. Ну. Так, на всякий случай. Вот и пригодилось. - засуетился коротышка. Он вскочил с дивана и снова заспешил к лестнице.
Якоб проводил хозяина дома взглядом. Как только тот скрылся наверху, мужчина встал и подошёл к окну. Он не надеялся что-то разглядеть, просто стоя, опёршись руками на подоконник, Якобу было удобнее думать. Он смотрел тусклым взглядом на заледенелое стекло, и только сейчас понял, насколько он испуган. Он не мог понять чем, но этот человек-грызун насторожил Якоба, да так, что вся радость неожиданному спасению исчезла в один миг. Было что-то в поведении Карла отталкивающее, заставляющее непроизвольно отвести взгляд от его сального личика с маленькими, быстро моргающими из-за очков, глазками. Поначалу Якоб пытался не придавать этому значения. В конце концов, Карл спас ему жизнь, если бы не он, мёртвое тело Якоба забрал в свои объятья снег. Карл затащил умирающего путника в свой дом, не дал ему умереть. Это ли не доказательство того, что Карл- добрый и отзывчивый человек, не давший незнакомцу погибнуть? Всё так, но что-то не давало покоя Якобу, что-то, чему он не мог найти объяснения. Животный страх и отвращение разгорались в нём всё сильней. На самом деле, Якоб был даже рад, что коротышка поспешил наверх на помощь своей матери, путник был уверен, что ещё немного времени в обществе с Карлом сведут его с ума и он попросту бросится на «грызуна».
Постояв так возле окна, предаваясь весьма сомнительным мыслям, Якоб решил получше изучить своё новое пристанище. Первым делом он отправился на кухню, как назвал её хозяин. Это был скромный закоулок дома. По следам на стенах можно было догадаться, что когда-то тут стояла кухонная мебель, которую кто-то сорвал. Возможно, что и сам Карл. На полу стояло несколько деревянных, кое как сколоченных вручную, ящиков, плотно прикрытых брезентом. Якоб осторожно стянул брезент с одного из ящиков. Внутри валялось всего лишь несколько небольших банок с консервами и мелко нарубленные щепки для растопки камина. Взяв одну банку и горстку щепок, мужчина вернулся гостиную. Подойдя к камину, он кинул на уже затихающий огонь горсть щепок и сел перед ним на корточки. Якоб достал из кармана складной швейцарский нож, который когда-то давно, в той прежней жизни, ему подарил отец, когда Якобу исполнилось пятнадцать. Он помнил, как был без ума от шикарного подарка и с тех пор он не расставался с ножом, выручавшим его не раз. Вытащив лезвие консервного ножа, путник открыл банку. Его совершенно не волновало состояние консервов. Такие могу храниться десятилетиями. Руками, только начавшими отогреваться, он вытаскивал питательную массу из банки и отправлял себе в рот. Через несколько минут банка опустела. Голод Якоба это не сильно утолило, но теперь он хотя бы не чувствовал, как его желудок медленно сворачивается в дугу, требуя пищи. Якоб сидел у камина, задумчиво всматриваясь в пляшущее пламя, жадно охватившее свежие сухие щепки. Они потрескивали и сыпали изредка маленькие искры прямо на пол.
Со второго этажа раздавалось неразборчивое бормотание Карла и его быстрые мелкие шажки. Еда и тепло ненадолго успокоили Якоба, и он постарался отогнать от себя тревожные мысли, лезшие в голову. Посидев и погревшись возле камина ещё немного, он встал и подошёл к лестнице на второй этаж. Наверху царил полумрак и было слышно лишь копошение хозяина дома. Борясь с возрастающим желанием подняться, Якоб окликнул Карла.
- Карл? У вас всё в порядке? Я… я могу помочь - крикнул путник и вгляделся в темноту, надеясь увидеть коротышку.
Шаги прекратились, и через мгновение вверху показалось лицо «грызуна». Карл выглядел испуганным и растерянным, будто совсем забыл о существовании своего гостя, и этот оклик стал для него полной неожиданностью.
- Что? А... н-нет! Ни в коем случае! – крикнул «грызун», смотря на своего гостя с легким испугом. Даже снизу было видно, как лицо коротышки в одно мгновение заблестело от пота.
- Всё хорошо? – спросил Якоб, удивлённый такой странной реакцией хозяина дома. Легкий холодок подозрений, успевший уйти вместе с голодом, вновь вернулся к нему. Путник понял, он во что бы то ни стало должен подняться наверх. Он понимал, что это глупо, что не должно быть никаких причин для подобного волнения, но всё же Якоб всем своим нутром чуял опасность, исходившую от этого невысокого человечка.
- Да-да-да. Вы не волнуйтесь. Я… Мама, она попыталась встать с кровати, она упала. Всё хорошо. А вы сидите, вам нельзя напрягаться. Я скоро буду. – пробормотал Карл и вновь скрылся в полумраке второго этажа.
Якоб стоял возле лестницы. Опустив взгляд, он думал. Всё то спокойствие, в которое он впал от мягкого тепла огня и еды, ушло. Снова мысли о том, что что-то тут не так, стали копошиться в голове путника. Почему Карл так испугался предложения Якоба подняться наверх и помочь ему? Что происходит там наверху, где царит полумрак, не дающий ни малейшей возможности хоть что-нибудь увидеть? Якоб никак не мог этого понять, но всё сильнее намеревался выяснить. Первым его желанием было тут-же подняться наверх, однако он понимал, что если все его туманные опасения окажутся ошибочными, это может сильно рассердить человека, спасшего его от верной смерти. Путник продолжал бороться с желанием, становящимся всё сильнее с каждой секундой, как вдруг сверху послышался грохот, ругань Карла и звук удара. И тут же всё стихло. Наступила тишина, которую уже не нарушали ни звуки шажков коротышки наверху, ни Якоб. Казалось, будто и путник, и хозяин понимали, что оба они следят друг за другом. Тишина резала слух, становилась всё невыносимее.
- Карл? -крикнул Якоб, снова вглядываясь в темноту второго этажа. В его голосе слышалось смесь испуга и волнения. Голос предательски дрожал, как Якоб ни старался совладать с ним. Ответа не последовало, казалось, хозяин дома надеется, что Якоб ставит его в покое, если тот просто притворится, что не слышит его.
- Карл, ответьте мне! - продолжил кричать Якоб. Он почувствовал, как на лбу выступил холодный пот, сердце стало всё сильнее биться в груди. Ужас, начавший сковывать его, усилился.
- Я сейчас поднимусь наверх, Карл! - сказал он и одной ногой наступил на лестницу. Вдруг путник понял, что его будто пронзил паралич. Он не мог, не хотел подниматься наверх. Страх сковал всё его тело, страх перед тем, что он мог там обнаружить. Зловещее молчание Карла, который так и не издал ни звука за это время, только добавляло напряжённости в атмосферу, царившую в доме.
Пересилив себя, Якоб поднялся на одну ступеньку, которая издала тихий скрип под его весом. Шаг за шагом путник стал подниматься наверх по закрученной лестнице всё дальше в темноту. Дойдя до середины, он услышал громкий топот наверху, отчаянный возглас Карла и хлопок закрывшейся двери. Якоб не понимал, что происходит с хозяином дома, почему тот перестал отвечать ему, но ощущение опасности никак не покидало. Ускорившись, он поднялся на второй этаж. Около минуты Якоб стоял, боясь пошевелиться, окружаемый лишь тьмой. Он стоял посреди узкого коридора. Недалеко от путника виднелось окно, но оно было наглухо заколочено досками. Якоб принялся осторожно пробираться к нему, опираясь руками о стену и стараясь нащупать дорогу в этой темноте. Он осторожно ступал по деревянному полу, изредка скрипевшему под ногами. Добравшись до окна, Якоб попытался отодрать доски, но те держались слишком крепко.
- Карл! – вновь позвал хозяина дома Якоб - Где вы? Я наверху, ответьте. Чёрт возьми, ответьте ради всего святого!
Стараясь перебороть страх, путник принялся идти вдоль коридора, продолжая опираться на стену руками. Пройдя несколько шагов, он нащупал дверную ручку. Когда он потянул её, открылась дверь в небольшое помещение, такое же тёмное, как и коридор. Якоб вошёл внутрь. Проклиная про себя хозяина дома, да и его, Якоба, самого, путник стал делать неуверенные шаги вглубь комнаты. Тут же он наткнулся на что-то твёрдое перед собой, приняв поначалу это за какой-то шкаф. Якоб отошёл к стене и, прижавшись к ней спиной, принялся идти вдоль неё осторожными мелкими шажками. Дойдя до небольшого окошка, которое, судя на ощупь, было не заколочено, а лишь плотно закрыто жалюзи, он остановился и попытался открыть его. Якоб невольно зажмурился от холодного белого света, который проник в комнату сквозь стекло. Теперь путник увидел, что вся комната была заставлена крепкими деревянными ящиками. Якоб подошёл к одному из ящиков и заглянул в него. На лице путника проступило недоумение, внутри оказалась одежда. Множество одежды, мужской и женской, разных размеров. Во втором ящике он увидел такую же гору обуви. Путник никак не мог понять, откуда все эти вещи, что они делают здесь и почему их так много. Не похоже, чтобы это была одежда размера коротышки Карла. Женская одежда была разных размеров и точно уж не подходила еле живой старушки-матери «грызуна». Тогда откуда всё это, и почему хозяин дома держит эти вещи, не пуская никого к ним? Но стоило Якобу осмотреть остальные ящики, как он замер на мгновение, не в силах отвести взгляда. В деревянных ящиках лежали золотые украшения, наручные часы и золотые коронки для зубов. Большинство вещей были покрыты чем-то тёмно-бурым, нетрудно было догадаться, что это была запёкшаяся кровь. Путник почувствовал, как зашевелились волосы на затылке, в горле застрял беззвучный крик. Страх, ужас осознания того, что он сейчас нашёл мигом заполонил всё его естество, приковал к деревянному полу. Первым его желанием было выбежать из этой комнаты, от этой страшной находки, но куда бежать? Путник был уверен, что там, за дверью в темноте его уже поджидает хозяин дома. Теперь Карл представлялся ему монстром, в логове которого оказался путник. В голове Якоба смешались все мысли, он не знал, чего ему ожидать от коротышки, и что он сам должен делать. Бежать. Несомненно, ему нужно как можно скорее выбираться из этого проклятого дома.
Якоб медленно стал пробираться к выходу из комнаты. Ноги не хотели слушаться, они дрожали и подкашивались при каждом шаге. Он был должен, обязан взять себя в руки. Мужчина дошёл до дверного проёма и вновь вышел в тёмный коридор. Итак, сейчас он уйдёт. Но что дальше, снова бродить по бесконечному снегу в поисках какого-нибудь убежища? Снова уповать на милость судьбы? Нет, всё равно. Что угодно, лишь бы оказаться подальше от этого места. Кто знает, какие ещё ужасы скрывает этот дом. В представлении путника Карл теперь предстал либо грабителем, либо мародёром, собирающим вещи с погибших людей, надеясь, что когда-нибудь вечная зима прекратится, и он сможет всё это продать. Но всё же в теории Якоба было ещё слишком много несостыковок. Так или иначе, путник осознавал, что, если он и хочет убираться отсюда, нужно хотя бы запастись какими-нибудь припасами. Его рюкзак, с которым он добрался до этого дома, пропал. Пришёл в себя Якоб уже без него. Видимо, Карл снял его с путника, когда затаскивал внутрь. Оставалось только найти его и бежать.
Путник вновь двинулся по тёмному коридору. Хозяин так и молчал. Ни одного звука не раздавалось в доме, из которого Якоб хотел выбраться. Решив, что его рюкзак Карл ещё не успел разобрать и держит где-нибудь в другом месте, Якоб стал двигаться вперёд, руками нащупывая себе путь. Он прошёл несколько шагов, как вдруг наткнулся новую дверь. Попытавшись открыть её, путник обнаружил, что она была заперта. Он приналёг на дверь плечом, и через несколько крепких ударов дверь, хлипкая от времени, поддалась. Якоб вошёл внутрь. Дойдя до окна в дальней стене, он открыл жалюзи, плотно закрывавшие стекло, как и в предыдущей комнате. Взгляду путника открылся настоящий оружейный склад. Множество огнестрельного и холодного оружия было аккуратно рассортировано по нескольким деревянным стеллажам. Внизу, рядом с дверью, он заметил несколько небольших коробок с патронами разного калибра. Немного помедлив, путник осторожно взял со стеллажа небольшой, потемневший револьвер. Он проверил барабан, револьвер был полностью заряжен. Видно, что Карл старался держать всё оружие на его небольшом складе в заряженном состоянии, правда, внешний вид всех стволов говорил о том, что оружейник из коротышки был посредственный, некоторые выглядели совсем дряхлыми и проржавевшими. Взяв револьвер с собой, Якоб вышел обратно в коридор. Про себя путник отметил, что обе комнаты были полностью лишены какого-либо интерьера, видимо хозяин уже давно обустроил их под кладовые, вынеся оттуда всё, лишнее.
Следующая дверь, на которую наткнулся Якоб была не заперта. Открыв её, он невольно сощурился. В комнате горела небольшая керосиновая. Закрыв дверь за собой, путник осмотрелся. Судя по всему, это была комната самого хозяина дома. Небольшая, душная комнатушка, в углу которой расположилась кровать с кучей грязного белья. Возле кровати стояла низенькая табуретка, на которой и находилась лампа. Помещение было тесное, без окон. Поверх всего на кровати Якоб увидел свой рюкзак, вещи из которого были высыпаны прямо на одеяло. Скорее всего, Карл уже начал перебирать и рассортировывать имущество Якоба, пока тот приходил в себя на первом этаже. Кинувшись к кровати, путник стал рыться в собственных вещах и вскоре нашёл то, что искал- небольшой фонарик, в батарейках которого ещё оставалось немного энергии. Проверив, работает ли он, путник взял фонарь в руку, а револьвер аккуратно заткнул за ремень.
Якоб вышел в коридор. Впереди виднелась всего одна дверь. Держа фонарик над головой и освещая себе им путь, путник двинулся к двери. Вдруг сзади раздался щёлкающий звук ружейного затвора.
- Ни с места- прозвучал дрожащий, но полный ненависти, голос - ещё только один шаг. Один шаг, и я клянусь, я тут же вышибу тебе мозги!
Якоб поднял обе руки вверх и медленно повернулся. Карл стоял напротив него возле двери в оружейную. И как только этот коротышка сумел так незаметно пробраться за его спиной.
- Карл, я…- начал было путник, но «грызун» грозно ткнул в его сторону старым ружьём.
- Лучше заткнись. Заткнись! - голос Карла срывался на истеричный и визгливый крик, даже отсюда было видно, как блестит от пота его круглое очкастое лицо. Он медленно приблизился к Якобу, не сводя с него пристального взгляда маленьких глаз. Дуло ружья по-прежнему смотрело путнику прямо в голову.
- Пистолет - сухо произнёс человечек, кивая на ремень Якоба, за который был заткнут револьвер - Медленно! Хоть одно резкое движение… Только дёрнись, я выстрелю!
Путник аккуратно опустил одну руку и медленно вытащил пистолет, держа его двумя пальцами за рукоятку. Он положил его на пол.
- А теперь, подтолкни его ногой ко мне!
Якоб, не сводя глаз с дула ружья, легонько пнул ногой револьвер, и тот откатился в сторону хозяина дома. Коротышка, пыхтя, присел на корточки и, стараясь не сводить взгляда с путника, поднял оружие с пола.
- Карл…- тихим и, насколько это было возможно, успокаивающим голосом произнёс Якоб - Давай оба не будем нервничать, просто опусти ружьё, и я…
- Нервничать?! - злобно крикнул коротышка - Закрой рот, или я стреляю!
Карл подошёл к путнику, целясь в него практически в упор. Якоб непроизвольно попятился назад и тут же уткнулся спиной в последнюю дверь коридора. Рукой он нащупал ручку двери.
- Открывай. - прозвучала сухая команда.
Якоб осторожно повернул ручку и открыл дверь. Двое людей медленно вошли в комнату. В нос путнику ударил резкий железный запах. Подойдя к тумбочке, на которой стояла очередная керосиновая лампа, Карл зажёг огонь, и комнату озарил дрожащий мутно-оранжевый свет. Якоб застыл на месте, не в силах оторвать взгляда от того, что увидел. На деревянном полу, покрытым бурым налётом крови, лежало тело. Руки несчастного были крепко связаны за спиной обрывком толстой верёвки, ноги перебиты. На нём не было одежды, его нагое тело было покрыто следами побоев, кровью и грязью, череп был проломлен. Вокруг трупа образовалась тёмная, почти чёрная, лужа крови. Казалось, будто тело лежит посреди неподвижного чёрного озера. Но самым страшным в этой картине было то, что большая часть мяса с ног несчастного была аккуратно срезана. Вокруг стояло несколько железных вёдер, в которых тёмными кусками плавала срезанная плоть. По стенам комнаты были развешаны ножи, пилы и крюки для подвешивания туш животных. У дальней стены комнаты стоял деревянный стол, на котором громоздились топоры и тесаки для разделки мяса.
В горле Якоба застрял крик, тело покрылось липким потом. Всё медленно вставало на свои места, теперь было понятно странное поведение хозяина. Вечная дерганность Карла, столь малое количество еды, которое Якоб сумел найти на первом этаже. Каннибал. Ноги путника задрожали, и он медленно осел на пол. Взгляд его был прикован к мёртвому человеку перед ним. Карл вытер взмокший лоб тыльной стороной ладони и осторожно закрыл дверь у себя за спиной.
- Этот ублюдок. - кивнул коротышка на тело - Я думал, он уже сдох. Мама просила есть, а он последний, кто забрёл к нам за последние несколько месяцев. А я дурак и замешкался. Надо было сразу ему башку размозжить.
Карл прислонился спиной к закрытой двери и сел на пол, продолжая держать ружьё на уровне головы Якоба.
- Чёрт. Как же я устал с вами обоими - пробормотал «грызун», смотря на путника - А мама. Она совсем сдаёт в последнее время. Мясо кончается, а без мяса ей нельзя. Обычно забредало всего один-два человека в несколько месяцев, а тут вы оба.
Коротышка дрожащей рукой снял очки и протёр их о воротник куртки. Якоб продолжал сидеть на полу. Все мысли, все чувства покинули путника, он ощущал такую опустошенность, что ему было уже всё равно, что будет дальше. А Тем временем хозяин дома продолжал говорить. Хрипловатый голос Карла раздавался в тишине тесной комнатушки.
-…А когда я увидел ещё и тебя. Ну, когда ты вывалился мне на порог. Я даже не знал, что теперь делать. Слава Богу, ты отрубился тут же. Я затащил тебя внутрь, кинул на пол…Ну и сбегал наверх, решил прибить этого. А его, между прочим, зовут Петер. Забавно, действительно как камень. Долго добивать пришлось. Я-то думал, он уже сдох. Ты всё ещё валялся, я и начал уже мясо собирать. А тут ты проснулся. Чёрт, да что за дерьмовый вышел день! - сорвался на злобный крик Карл. Видно было, что коротышка совсем растерян и сам не знал, что теперь делать. Но почему он до сих пор не убил Якоба? Этого путник понять не мог, а Карл всё продолжал.
- Знаешь, я даже рад, что ты очнулся. Теперь я хоть выговориться могу. Хотя бы тебе. Обычно я не успеваю поговорить с теми, кто приходит сюда. Мама говорит, что нужно сразу избавляться от них. А что она понимает?!- вдруг зарычал «грызун» - Она целыми днями только и делает, что лежит. Она ничего! Ничего не делает, ничем не помогает, всё время только командует мной. Я всё делаю не так! «Карл, ты просто никчёмен!» «Карл, ты совсем не такой твёрдый человек, как твой отец» А сама? Что она сама делает? Ничего, Якоб. Только лежит и говорит, лежит и говорит. Боже, когда же эта старая ведьма наконец заткнётся?!
Крики Карла переросли в рыдания. По обрюзгшим щекам потекли слёзы. Всё тело коротышки тряслось в истерике.
- Иногда мне начинает казаться, что я везде слышу её бубнёж. Этот мерзкий, отвратительный голос. Ты понимаешь Якоб? Она преследует меня по всему дому! Я ведь даже не хотел начинать этого. Когда всё только начиналось, я предлагал, я умолял её уехать. Плевать, что мы тогда, возможно, уже бы сдохли. Я не хочу, понимаешь? Не хочу. Она заставляла меня всю мою жизнь. Я всегда пляшу под её дудку! Да она меня даже не считает за человека, я с самого детства только и слышу, что все, все вокруг лучше меня. Это из-за неё я такой - никчёмный, мелкий человечишка. А я всегда мечтал быть музыкантом. Не веришь? А я ведь даже сам сочинял… Я мог бы стать композитором! Но нет, куда ты поедешь от матери, Карл? «Ты что, собрался меня бросить?!» Всю мою жизнь. Ты понимаешь, Якоб? Всю мою чёртову жизнь, эта старуха руководит мною, я ведь уже никуда от неё не денусь. Куда мне идти? Вокруг только снег. Снег и смерть, больше ничего. Да и не могу я. Она… Она привязала меня к себе, как бы я ни хотел уйти, я не уйду. И она. - Карл вдруг притих и вслушался в тишину, казалось, мёртвого дома. - Она знает это. Она рада, что сделала из меня своего раба. Когда наступила вечная зима, поначалу, мы спокойно жили в этом треклятом доме. Я видел, как соседи уходили, один за другим, Якоб. Но эта старая мегера не хотела валить отсюда. Она будто бы когтями вцепилась в этот дом. Я умолял, умолял, Якоб. Но и тогда я смирился. Время шло. Знаешь, как трудно, как невыносимо целыми днями сидеть в одном доме с этой старухой? А еда кончалась. Я говорил ей: Мама, давай хотя бы я один схожу наружу? Я могу ведь посмотреть, что происходит, попытаться найти еду. Конечно нет! Я же не могу бросить мамочку! Будь она проклята. И я остался, представляешь? Я остался. У меня не хватило смелости перечить старухе. Но еда ведь не бесконечна. Она подошла к концу. Ты видел те несколько банок с консервами на первом этаже? А ведь это всё, что осталось от нашего запаса. Мама говорила: Карл, этой еды нам хватит до второго пришествия! И вот еды не стало, кроме нескольких банок, и что-то я не вижу никакого второго пришествия! Она накричала на меня, когда я сказал ей это. Она винила меня во всём. Сказала, что это я объел нашу семью, я обрёк нас на смерть. Я, а не она! Которая заставила нас остаться тут, посреди покинутой деревни, где даже дома, кроме нашего, занесло снегом. А потом, когда я уже был готов к голодной смерти, к нам постучали. Это была какая-то молодая девушка. Я… Я уже не помню её имени. Забавно, я тогда думал, что никогда не забуду. Это было страшно. Она была… Была такая милая, я даже повеселел. Клянусь, Якоб, впервые за очень долгое время у меня поднялось настроение. Но мама. Она сказала мне, что эта девушка – лишний рот. Что у нас у самих нет еды, что мы сами умираем с голоду, нам нельзя оставлять её. Я думал, она хочет её прогнать. И я даже собрался спускаться вниз, извиняться перед этой милой девчонкой. А ей ведь на вид было от силы лет девятнадцать… Но мама говорила о другом. О Боги, как же я ошибался. Мама сказала, что самое важное — это семья, что я должен заботиться о семье, делать всё, чтобы семья выживала. Даже… Даже такие вещи. Я сказал девушке, что… что мне нужна помощь наверху. Она, такая милая, она тут же побежала, чтобы помочь мне. Когда она поднялась наверх, я уже выключил свет в коридоре, она почти ничего не видела. А я, я ударил её по голове молотком. Она сразу упала, я оттащил её в эту комнату. Раньше тут был кабинет отца. Тогда я уже вынес отсюда почти всю мебель, нам нужны были дрова, для растопки камина. Сейчас у нас уже кончается любое топливо. Как-то к нам приходил один парень. Говорил, что немец, он турист. Так у него с собой был мешок угля. Нам его надолго хватало вперемешку с щепками. Сам он, кстати, был тоже здоровый. Метра два, что бы его завалить мне пришлось подсыпать ему снотворное, благо маме давно его прописал врач, но она совсем забыла про него. Так вот… Ту девушку мама заставила меня освежевать. Мама раньше, когда ещё могла ходить, работала на скотобойне. Проработала там сорок с лишним лет, она знает, как свежевать тушу. Она заставила меня сделать это. Я не хотел, Якоб, Богом клянусь, я не хотел! Да и вышло, кстати, у меня неумело. То ли девушка сама была маленькой, то ли у меня плохо получилось в первый раз. Но её мяса хватило ненадолго. А я не ел. Мама говорила, что я должен, что я обязан поесть, потому что я должен буду продолжать помогать нашей семье выживать. А я никак не мог понять, как она так сразу стала есть человеческое мясо… С тех пор я уверен, что в этой старухе сидит сам Сатана. Потом я начал привыкать… Знаешь, это не так уж и сложно, когда ты до смерти хочешь есть, а тебе каждый день вбивают в голову, что это дом семьи, каждый из незнакомцев, кто пришёл сюда- стал нашей собственностью. Мама относилась к путникам, как к скоту, который отбился от стада и забрёл к ней на ферму. Она всех приказывала пускать в оборот. Зато у нас появилось оружие, еда, топливо, тёплые вещи. Это… Это очень удобно, с временем я наловчился освежёвывать трупы. Я перестал принимать всех их за людей. Они приходили в наш дом, кого-то я усыплял, кому-то простреливал башку, пока те думали, что я отошёл наверх. Я надеялся, что мама будет довольна, что она будет гордиться мной. Но не-е-ет, она продолжала говорить, что я никчёмен, что мой отец всё сделал был намного лучше. А теперь…
Карл замолчал, только сейчас он заметил, что Якоб смотрит на него, не отводя глаз. Их взгляды встретились. Карл тут же заморгал, замешкался и стал подниматься.
-Я… Я слишком заболтался. Нам… Мне пора уже кончать с этим. - сказал он, положив палец на курок. Якоб медленно встал на ноги. Он видел, что дуло ружья уставилось ему в лицо. Ему было уже плевать, он хотел только одного- унестись прочь из этого дома, от этого сумасшедшего каннибала с его мамашей, неважно уже как именно. Карл прищурил один глаз и нажал на курок.
-Что за...? - пробормотал изумлённый коротышка, уставившись на ружьё. Хозяин тщательно следил за тем, чтобы каждое оружие было заряжено. Но вот следить за его состоянием Карл не знал, как. Спусковой механизм совершенно проржавел, и теперь курок попросту не двигался с места. Якоб понял, что это его единственный шанс. Пока грызун в ступоре пялился на ружьё в своих руках, путник схватил ствол и со всей силы потянул на себя. Ружьё вылетело из рук Карла, и, пока тот осознавал, что произошло, Якоб нанёс ему удар древком ружья по голове. Издав тихий писк, Карл как-то странно сгорбился, опустился на колени и медленно завалился на бок. Из пробитого черепа тёмной маслянистой лужей стала выливаться кровь. Лёжа на полу, «грызун» ещё издавал короткие хриплые всхлипы, но через пару минут он замолк и больше не двигался. Якоб переводил взгляд с него на ружьё у себя в руках. Он отбросил его в сторону и медленно вышел из комнаты на дрожащих и подгибающихся ногах.
Путник прошёл вдоль коридора до двери, ведущую в комнату Карл, где он раньше нашёл рюкзак со своими вещами. Они всё так же валялись на кровати, как он их и оставил, видимо, Карл, следуя за ним, зашёл только в оружейную. В полнейшей тишине Якоб стал собирать все свои вещи, которые он смог найти в комнате коротышки, и складывать обратно в рюкзак. Мысль о том, чтобы просто остаться жить в этом доме, когда опасность миновала и каннибал был мёртв, даже не посещала голову путника. О нет, в этом доме он сойдёт с ума, он ни за что в жизни не останется здесь. Собрав свои пожитки, Якоб надел рюкзак и вышел из комнаты. Дойдя до лестницы на первый этаж, он вдруг заметил, что возле неё есть ещё одна дверь. Дверь, которую он просто-напросто пропустил, когда поднялся наверх. Любопытство взяло верх, и он открыл её.
В нос Якобу тут же ударил омерзительный сладковатый запах. Тяжёлый и странный, как будто путник попал в палату в бедняцкой больнице. В комнате было душно и темно. Якоб достал фонарик и включил его. Луч света стал бродить по комнате. У стены стояла большая двухместная кровать, над которой висела фотография в потёртой от времени рамке. С неё на путника смотрели двое людей. Высокий, крепкого телосложения мужчина лет сорока с армейской выправкой и женщина с худым лицом, сухими плотно сжатыми губами и строгим властным взглядом. Должно быть, это были родители Карла. Дойдя до кровати, Якоб остановился и вгляделся в ворох пастельного белья. На груде грязных, желтоватых подушек покоилась иссушенная голова в старушечьем чепце. Тело старухи было по самую шею укутано множеством одеял и простыней. С первого взгляда Якобу показалось, что женщина уже давно мертва, слишком она была неподвижна и похожа на настоящую мумию. Но тут это существо медленно открыло тусклые совершенно белые слепые глаза. Изо рта человека-трупа послышался тихий слабый хрип. Никаких криков, о которых говорил Карл не было. Женщина была на пороге смерти, и только Бог знает, как давно уже она молчит. На прикроватной тумбочке лежала грязная тарелка с полу-съеденным супом. Якоб догадывался, из чего он был сделан. Возле тарелки лежала ложка. Видимо, Карл сам кормил свою еле живую мать. Существо на кровати продолжало вращать невидящими глазами, у него не было сил даже шевельнуть головой. Не произнеся ни слова, Якоб вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Он спустился по винтовой лестнице на первый этаж. Пройдя на кухню, он достал из ящиков оставшиеся банки с консервами и положил их себе в рюкзак. В доме стояла мёртвая тишина. Якоб пожалел, что у него нет канистры бензина, желание спалить этот Богом забытый дом к чертям просто разъедало его. Путник подошёл к входной двери, открыл её и вышел, в последний раз окинув это страшное место взглядом.
Одинокая человеческая фигура медленно брела, утопая в бесконечном снегу. Вокруг не было ничего, кристально-белый цвет и человек, бредущий в поисках чего-то среди этой смертельной холодной пустыни.